Глава 14

Слово за слово, ни о чём, но так, что невозможно остановиться, досиделись в жигулёнке на автобусной остановке до восьми. Убегая, Маринка смешно пищала, что дома её теперь точно убьют, но при этом категорически отказалась от того, чтобы Данила довёз её прямо до места. А он и не настаивал, просто сделал вывод, что живёт она где-то совсем рядом. Уже что-то.

На прощание она мазнула его небрежным поцелуем по щеке, случайно коснувшись угла губ, и тут же ляпнув какую-то дерзкую хрень, умчалась. А Данила всё сидел и пытался собрать мысли в кучу.

Решать нужно было многое: как и когда завозить в гараж спирт, сто́ит ли посвящать дядю Серёгу в то, что хочет обнести всё железо с водокачки или ну его нахрен, эти его стоны и морали, и проще нанять левый грузовик? Ещё бы срочно и без палева раздобыть где-то штук тридцать, а то и сорок алюминиевых канистр по двадцать литров…

Короче, нужно было решать всё чётко и по-быстрому, но вместо этого в башке крутилась лишь одна дебильная, похожая на радужного мотылка мысль: «Случайно промахнулась или специально поцеловала почти в губы?»

Дома ждал очумевший от скуки и голода Барс и жуткий бардак, которого раньше Данила почему-то не замечал. Навёл порядок, даже полы везде помыл. Раскопал в бельевой куче последний чистый комплект постельного, но так и не стал перестилать диван – решил, что лучше сделать это завтра, часиков около четырёх вечера…

Самонадеянно да, но, блин, а чего тянуть-то? Всё же уже было.

А может, ей выпить надо, чтобы расслабилась, как в тот раз? Нет, ну не водки, конечно, но, там, джин-тоник, например? Или вообще – мартини?

Холодильник! Срочно нужен холодильник.

Разложил на кухонном столе деньги из вытяжки. Стопками, на самое насущное, что не терпит отлагательств: на спирт и канистры, на холодильник и стиральную машинку, на ремонт жигулёнка. Хватало на всё, даже немного оставалось.

Подумал, и отложил ещё на то, чтобы нормально одеться и не ходить перед Маринкой лохом, и на всякую развлекуху – кино, там, или даже театр, если захочет, на подарочек какой-нибудь цивильный, чтобы точно понравился.

Только бы Осетин не прокатил со спиртом.

Следующие три утра провёл в переговорах: объезжал пацанов, какие понадёжнее и пооборотистее, предлагал тему со спиртом. Тема была интересная и довольно непыльная, к тому же цену Данила для начала не загибал, поэтому желающие находились. И хотя это было только начало, но уже сейчас по баблу картина вырисовывалась гораздо привлекательнее металлоприёмок, хотя душа, конечно, больше лежала к железу.

Вся эта суета происходила в первой половине дня, а вот к вечеру его жизнь словно зависала в медленном полёте.

Каждый раз, появляясь на его пороге, Маринка сначала была зажата и даже слегка агрессивна. Словно защищалась, или как будто её силком сюда притащили.

Сходу раскритиковала новый холодильник, наехала, что нет нормального шкафа, куда можно сложить кучу барахла с пола. Телек, опять же, хреновый – пришлось на следующий же день снова залезть в денежную вытяжку и купить новый. Ну а уж про то, чтобы разложить диван, предусмотрительно заправленный под покрывалом чистой постелью, и речи не шло! Не стоило даже рыпаться.

Данила иногда закипал, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарядить что-нибудь в обратку на её дерзость… Но вовремя притормаживал. Ведь она приходила – и это было главное. А ещё главнее – она ни разу так и не ушла ни в шесть, ни даже в половине седьмого, засиживаясь аж до половины девятого.

Потом сбегала, как Золушка с бала, и на вопросы придёт ли завтра, небрежно отмахивалась: «Ну если меня не закроют после сегодняшнего опоздания…»

Данила уже не знал, что думать: врёт она на счёт своего детского режима «до шести» или нет? Реально, даже здороваться перестанет, если он вздумает выследить, где она живёт, или понтуется?

Не понимал, почему ломается даже на счёт поцелуев и прочих радостей жизни, типа рукоблудия, хотя при этом они сидят перед телеком в обнимку, и сама же она постепенно начинает провоцирующе елозить задницей или закидывать ноги ему на колени, выпрашивая, чтобы почухал. Но стоило ему только рыпнуться в ответ с более смелыми ласками – тут же вскидывалась: «Отвали, сказала же – без рук» или «Ещё раз, и я пойду домой!»

Подмывало, конечно, зажать её и порешать быстро и красиво, как в тот раз. Ну попищит, конечно, побрыкается для виду, но потом сама же и добавки попросит. Можно подумать, Данила первый раз с такими дело имеет.

Но, блин… С ТАКИМИ действительно первый. Её хотелось таскать на руках и угождать капризам, лишь бы она благосклонно фыркнула и подставила под поцелуй хотя бы свою царственную ручку. Королевна, блин. Маленькая дерзкая зараза.

Капец, как хотелось её завоевать! Взять не силой, а измором. Довести до того, чтобы сама ходила за ним по пятам и, свернув свой упрямый хвост набок, орала благим матом мартовской кошки. Чтобы сама искала с ним встреч, сама ему в рот заглядывала. Чтобы как в тот раз сама попросила секса. И уж тогда он так её отжарит, что ходить не сможет!

При мысли об этом член стремительно, до сладкой, тянущей боли в паху, встал колом. По телеку шла какая-то хренатень, типа французского сериала, и Маринка с интересом смотрела её, не забывая, однако, периодически капризно подёргивать лежащей у Данилы на коленях ножкой, чтобы не переставал почёсывать.

Гладкая, бронзовая кожа, стройная упругая форма… Не выдержал, повёл ладонью – от щиколотки и выше, по колену, по бедру и, внаглую, под юбку.

– Но! – шлёпнула она его по руке.

– Всё, всё! Не буду больше. Без рук! Всё!

Она глянула с предупреждающим прищуром и вернула ноги ему на колени. А Данила взял её за щиколотки и, соединив их вместе, сунул в зазор между загорелыми лодыжками свой стояк. Триканы, конечно, помешались, но всё равно, член вошёл в щель смачненько и кайфово, аж волосы на руках встали дыбом, и обсыпало мурашками спину.

Маринка вскочила, как ошпаренная, а он ржал, показывая ей ладони, и не мог остановиться:

– А ручки-то вот они!

– Ты вообще что ли? Озабоченный!

– Ну стои́т у меня на тебя, Марин! Что я сделаю-то?! Я вон тебе три дня уже ножки чухаю, а на самом деле трахаться хочу! – Схватил член через штаны, угрожающе им тряхнул. – Видишь, или достать?

– Ты… Придурок!

Она кинулась к коридору, но Данила был быстрее. Перехватил возле комнатной двери, впечатал в неё спиной. Смех как рукой сняло. Смотрел теперь в перепуганные глаза и с трудом держался, чтобы не начать долбить кулаком в стену с воплями: «Хочу я тебя! Хочу!»

Но вместо этого лишь с нажимом повёл ладонью по её щеке, а вместо ора с губ только хрип:

– Марин… Ну что ты творишь, а?

Она только молчала и хлопала глазами.

– Дура ты, Марин. Была б на твоём месте другая, давно бы оттрахал и забыл, а тебе ножки, блядь, чухаю. Думаешь, мне делать больше нехрен? – Стиснул её ягодицу. – Или ты думаешь, я железный?

Она испуганно сжалась.

– Не надо, Дань… Пожалуйста.

А он и без пожалуйста не смог бы сделать ей ни больно, ни насильно. Прижался лбом ко лбу, не отпуская её взгляд. Во рту пересыхало от нежности.

– Как целует хулиган, знаешь?

– Нежно-грубо! – словно отличница у доски выдала Маринка.

– Ответ неверный! – усмехнулся Данила, и, зажав её лицо, прильнул с поцелуем.

Целоваться было больно – ещё слишком свежи побои – но так сладко! Вот только она не отвечала. Оторвался от неё, по-прежнему близко-близко заглядывая в глаза.

– Так нечестно! – выдохнула Маринка. – Я правильно ответила.

– Не-а. Я эту хрень придумал, я и правила устанавливаю. Сегодня Хулиган целует нагло. Потому что у него, блядь, кончилось терпение. Понимаешь?

– Так не честно…

– Да, я тоже так думаю! – зарылся пальцами в её волосы. – У нас же уже всё было, Марин. Было! Что теперь не так-то? Если я тебе противен, чего ты ходишь-то тогда ко мне? Ну? – Помолчал, заглядывая в самую глубину её переполненных слезами глаз. – Противен?

Она едва заметно мотнула головой.

– Нет.

– Тогда что не так?

Не ответила.

– Тогда кончай ломаться, капризулька, пойдём, лучше, любовью займёмся. Тебе понравится, обещаю.

Мягко потянул за собой, но Маринка упёрлась, и Данила психанул. Снова вжал в дверь и грубо, бесцеремонно сунул её руку себе в штаны, заставил обхватить член, крепко сжимая свои пальцы поверх её. Ткнулся раз, другой, закрывая глаза, ускоряясь. Накрывало. Так адски хотелось кончить, что просто грёбанный смысл жизни какой-то и ничего важнее… Краем сознания понял вдруг, что уже отпустил её руку, но она по-прежнему крепко её сжимает, и даже робко подаёт навстречу. Сама.

Глава 15

Время – ещё и семи не было, а Маринка, впервые за последние дни, уже стремительным шагом неслась к дому. Лицо горело, истерзанные поцелуями губы пульсировали.

А ведь ещё совсем немного, и она бы, наверное, решилась. В этот раз возбуждение было таким сильным, что ноги подкашивались. Чуть не доигралась. Дожилась. Как мать – с первым встречным. Меньше чем через неделю после знакомства…

… Ну вообще-то, всё случилось уже в первый день. Вернее ночь. Блин.

Но тогда это было по пьяни и из мести, а вот так, чтобы просто, потому что захотелось… Было стыдно. И как-то неправильно, что ли. Они же с ним даже не встречаются как парень и девушка, а так, просто, не пойми что: вместе хернёй страдают, время убивают. Но этого маловато для секса, разве нет? Чем она тогда будет лучше той же Катьки? Или Кира?

Да уже ни чем не лучше! Уже же всё было!

Щёки, казалось, светятся как раскалённое железо, и все вокруг это видят. А в ладони всё ещё ярко стояло ощущение: твёрдый, горячий… Трётся, с каждым мгновением напрягась всё больше… И мощно сокращается… и пальцы в липкой влаге…

От этого воспоминания, замирало сердце, и это было непонятно. Кир никогда не сходил с ума настолько, чтобы кончить в штаны, да и сама она понимала, что как-то это ненормально, и дело заканчивалось ничем.

Данила же пугал своей бесцеремонностью. У такого наверняка десятки баб, вон как он ловко убалтывает, как нагло лезет со своими поцелуями. С такого станется и изнасиловать, если посильнее накроет. И как бы он ни распинался, что завязал с хулиганкой, а есть в нём всё-таки какое-то отчаянное безрассудство. «Беспредельщик… Шпана отбитая…» – бурчал тогда на вокзале папа и, пожалуй, был прав.

Но в ладони до сих пор стояло ощущение, и оно до сих пор возбуждало – именно своей запретностью и стремительным напором со стороны Данилы. И это же пугало. Очень. До оцепенения.

Нормальные пацаны так себя не ведут. Кир так себя не вёл. В их паре все решения на счёт интима принимала Маринка, а Кир терпеливо ждал, хотя она видела – изводится. И это было правильно! Кир её уважал и берёг. А этот… Месячные, блин! Поимел как очередную подснятую на раз и даже ничего не понял. «Трахаться хочу… Чего ты ходишь-то тогда ко мне?.. Кончай ломаться, давай любовью займёмся…» Кир терпел почти год, а этот на третий день психанул.

На глаза набежали слёзы. Ну почему всё так дебильно? Ну неужели она сама виновата в измене Кира? Да и считать ли это изменой, если его вдруг просто накрыло так, что не устоять? Ну не мог он ей изменить сознательно, не мог! А если и мог, то какая теперь разница, если она и сама больше не святая – возбудилась на Данилу так, что чуть не потеряла голову и даже собственными руками помогла ему кончить. И от этого даже не было противно.

А вот от себя – да. Ещё как!

– Надо же, какие люди, – сцепив руки на груди, встретила её в коридоре Оксана, – интересно, чем обязаны столь раннему возвращению? – в её голосе сквозила обида. Ещё бы! Последние дни Маринка только и делала, что безбожно врала и заваливала обещаниями, которые не выполняла. – Неужели, совесть проснулась? Надолго ли?