Я получил степень бакалавра в области морских перевозок со специализацией по транспортировке нефти. В течение года, будучи еще курсантом академии, я был учеником на танкере, совершавшем переходы между Калифорнией, Аляской, Гавайями и Таити. По окончании академии в 1969 году Standard Oil предложила мне должность третьего помощника капитана на том же самом маршруте между Калифорнией, Гавайями и Таити. После семи месяцев работы мне полагался пятимесячный отпуск.

Так зачем же я добровольно пошел в летчики, хотя у меня была работа, о которой многие могли только мечтать, и радужные перспективы?

Причин было много. Одна из них объяснялась тем, что, по слухам, двух братьев не имели права одновременно призывать для участия в боевых действиях. Мой младший брат думал, что если он пойдет в армию, то меня не пошлют во Вьетнам. Я считал так же. Но все это оказалось неправдой. Мы оба одновременно оказались в зоне боевых действий. Когда я предпринял попытку отправить брата домой, мой командир лишь усмехнулся и сказал: «Тебе пора взрослеть. Неужели ты веришь всему, что говорит правительство?»

У моего отца было пятеро братьев, которые служили в армии в годы Второй мировой войны. Один из них воевал против японцев, попал в плен и стал участником печально известного Батаанского марша смерти. Он оказался одним из двух американцев японского происхождения, которых японцы взяли в плен.

Мы считали семейной традицией служение нашей стране в военное время. Я знал, что мне будет неловко сказать своим дядям: «Я освобожден от службы». И все же это была не главная причина, побудившая меня записаться добровольцем в морскую пехоту.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мною двигало всего лишь любопытство. Вьетнамская война разделила страну на различные лагеря, группы и фракции. Здесь были и хиппи, и те, кто сжигал повестки, и те, кто всеми силами затягивал учебу в университете (не с целью получения знаний, а ради студенческой отсрочки от призыва), и те, кто следовал призыву: «Либо люби Америку, либо проваливай». У меня не было каких-то определенных взглядов на войну. Я просто взял и записался добровольцем.

Почему в морскую пехоту? В те дни большинство призванных отправлялись в сухопутные войска. По моей логике выходило так, что если уж я иду на войну, то лучше воевать бок о бок с теми, кто этого хочет. Так я оказался в морской пехоте.

В 1969 году я уволился с весьма удобной должности третьего помощника капитана танкера Standard Oil, и это сразу повлекло за собой сокращение зарплаты с 47 тысяч долларов в год до 200 в месяц. В 1969-м мой бедный папа зарабатывал примерно 20 тысяч в год, будучи главой департамента народного образования, так что моя начальная зарплата превышала его максимальную на 250 процентов. Бедный папа так и не понял, почему ради того, чтобы оказаться в зоне военных действий, я пошел на снижение зарплаты до 2400 долларов в год. Мне самому это было непонятно.

Я приобрел подержанный красный спортивный автомобиль и отправился из Сан-Франциско в Пенсаколу, штат Флорида, где находилась летная школа морской авиации. Должен признаться, я не был уверен, что вернусь в Америку, поэтому решил воспользоваться возможностью в последний раз увидеть эту прекрасную страну…

Пробуждение

Вьетнам подарил мне громадный опыт. Он стал моим сигналом к пробуждению. Я совершил определенное количество боевых вылетов и увидел войну собственными глазами – настоящую войну, а не ту, которую играет в своих фильмах Джон Уэйн, – и, следуя совету своего командира, начал взрослеть. Я уже не был юным выпускником колледжа, ослепленным американской пропагандой, который распевал «Боже, благослови Америку», размахивая звездно-полосатым флагом. И уже не считал, что защищаю вьетнамцев от коммунизма.

Когда кто-то спрашивает меня, каково было там, во Вьетнаме, я рекомендую посмотреть фильм «Доброе утро, Вьетнам» с Робином Уильямсом в главной роли. Грусть, пронизывающая этот фильм, была моей реальностью.

Во Вьетнаме я перестал без рассуждений делать то, что велят. Не протестовал. Лишился иллюзий, разочаровался в самом себе из-за того, что оказался таким простаком. У меня не было ненависти к противнику. Мое уважение к вьетконгу и северным вьетнамцам росло по мере того, как до меня все больше доходило, что они такие же люди, как я. Просто мы оказались по разные стороны. Мы стреляли и убивали их, потому что они стреляли и убивали нас.

У меня не было ненависти к сослуживцам. Более того, я начал любить их еще больше. И воевать стал еще лучше – не за США, а за своих людей, свой экипаж, своих соотечественников на земле. Будучи пилотом, я выполнял определенные функции, которые заключались не в том, чтобы убивать, а в том, чтобы вернуть свой экипаж домой живым. И я рад, что мне это удалось. Все возвратились в целости и сохранности.

Но так думали не все пилоты. Всегда найдется тот, кто грезит о медалях за подвиги, потому что это означает карьерный рост. Эти пилоты представляли наибольшую опасность, потому что думали только о себе и руководствовались исключительно собственными амбициями и эгоизмом. Мы все знаем таких людей. Их можно встретить повсюду. О таком типе людей даже написана книга «Стремление быть первым» (Looking Out for Number One).

В свободное время я часто стоял на палубе вертолетоносца и ждал, что исчезнувший вертолет и его экипаж вдруг каким-то чудом объявятся на горизонте. Но чудес не бывает.

Слава богу, кто-то построил во Вьетнаме мемориал, посетив который я смог наконец попрощаться с так и не вернувшимися друзьями.

Как пишется слово «война»?

На борту вертолетоносца всегда найдется время подумать. Хотя мы регулярно совершали вылеты, бывало, что между заданиями проходили недели. В это время можно было почитать или посмотреть старые фильмы.

Палуба вертолетоносца представляла собой гигантскую беговую дорожку, поэтому мы наматывали по ней круги и оставались в достаточно хорошей спортивной форме. Еда была не особенно вкусной, но в изобилии, так что бег оказался нашим спасением.

Однажды во время такого длительного периода бездействия я вспомнил занятие в академии, посвященное нефти. Преподаватель спросил тогда: «Как пишется слово “война”?»

Мы произнесли это слово по буквам, но услышали, что ответ неправильный, и задумались, а преподаватель точно так же по буквам произнес: «Н-Е-Ф-Т-Ь». Не знаю, почему именно этот урок вспомнился мне во Вьетнаме. Подозреваю, что это было навеяно моими размышлениями о том, зачем я вообще нахожусь здесь.

Один из наших преподавателей читал нам лекцию по истории войн XX века. Из его слов выходило, что Первая мировая война велась за нефть. Это была первая механизированная война, в которой бои велись с помощью самолетов, грузовиков и танков. Конная тяга и кавалерия устарели. К началу ХХ века было уже ясно, что победителем в будущих войнах будет тот, кто контролирует нефть.

Многие из географических названий, событий и полей боевых действий, которые мы слышали на этом занятии, посвященном Первой мировой войне, и сегодня мелькают в новостях. Я помню, что там упоминался Мосул в северной части Ирака, так как Черчилль хотел, чтобы контроль над этой местностью после войны принадлежал Великобритании. И мы до сих пор слышим в новостях про Мосул как оплот ИГИЛ и район боевых действий.

В 1914 году мы сражались за Мосул. Сто лет спустя, в 2014-м, мы все еще продолжаем сражаться за этот город.

Вторая мировая война также велась за нефть. Гитлер оккупировал страны, богатые нефтью, в частности Ливию. Мы до сих пор сражаемся в Ливии.

Нефть стояла за Пёрл-Харбором. Америка отрезала Японию от источников получения нефти, и это стало поводом для начала войны в Тихом океане.

Я взрослел и просыпался. Мои мысли то и дело возвращались к тому занятию по военной тактике в академии, и я все чаще приходил к выводу, что США находятся во Вьетнаме не для защиты вьетнамского народа от коммунизма. Мы воюем за нефть.

Нефть была причиной вьетнамской войны. США не хотели, чтобы Китай получил доступ к вьетнамской нефти, а американским нефтяным компаниям нужна была прибыль.

Нефть стояла за террористической атакой 11 сентября 2001 года.

Хотя Усама бен Ладен и большинство из группы террористов, совершивших воздушную атаку на Всемирный торговый центр и Пентагон, были родом из Саудовской Аравии, эта страна по-прежнему остается нашим союзником, потому что нас связывает нефть.

Сегодня США ведут самую длинную в своей истории войну против терроризма. Они тратят триллионы долларов и рискуют тысячами жизней, чтобы одолеть террористов, но на самом деле бой идет за нефть, за интересы нефтяных компаний и их акционеров, за Уолл-стрит и военно-промышленный комплекс.

Взросление и обретение мудрости

Какое же отношение имеют нефть и война к нашим пенсиям? Они напоминают о том, что нам пора проснуться. Наши представления о надежности рабочих мест, социального обеспечения, корпоративных и государственных пенсий и о том, что кто-то о нас обязательно позаботится, носят весьма рискованный характер.

Вьетнам стал поворотным пунктом в моей жизни, потому что я начал прозревать. Мы с братом наивно думали, что двух братьев одновременно не могут отправить на войну. Точно так же я верил, что мы сражаемся за свободу вьетнамского народа. В действительности же мы убивали сотни тысяч вьетнамцев за нефть. Если бы во Вьетнаме не было нефти, мы не стали бы убивать невинных людей.

Розовые очки

Во Вьетнаме я избавился от розовых очков. У меня было много наивных и незрелых представлений о жизни, патриотизме, демократии и доброте людей.

Должен сказать, что у меня не появилось ни злости, ни ожесточения. На самом деле я благодарен тому времени, которое провел в морской пехоте и во Вьетнаме. Я лишился иллюзий и был разочарован тем, насколько бесчеловечно люди относятся друг к другу. Во время пребывания во Вьетнаме мои представления о жизни становились все четче, я стал менее доверчивым и более циничным.

В январе 1973 года мой годичный срок во Вьетнаме подошел к концу. И я по ротации вернулся домой.

На военно-воздушной базе в Нортоне наш самолет встретили сотни протестующих против войны, которые плевались, кидались яйцами и называли нас «детоубийцами».

Когда мы сошли с трапа самолета и получили багаж, нам порекомендовали снять форму, переодеться в гражданскую одежду и постараться раствориться в Америке.

Добро пожаловать на родину.

Почему мой бедный папа был бедным

Я провел в Калифорнии около недели, складывая свои вещи и отправляя их на Гавайи. Мне повезло, что моим следующим местом службы оказалась военно-воздушная база Корпуса морской пехоты на Гавайях.

Прибыв туда, я обнаружил, что мой отец среди бела дня сидит дома и смотрит по телевизору спортивные передачи. Ему было на ту пору чуть больше пятидесяти лет. Несмотря на всю его высокую образованность и тот факт, что он дослужился до руководителя Департамента образования штата Гавайи и стал кандидатом от Республиканской партии на пост вице-губернатора штата, в данный момент он был безработным и сломленным человеком.

Богатый папа – отец моего лучшего друга – часто говорил: «В социальном обеспечении нет ничего хорошего». Закон о социальном обеспечении, принятый в 1935 году, как он считал, делает людей слабыми, зависимыми и ленивыми. Вот его слова: «Социальное обеспечение – это просачивание социализма в капиталистическую демократию Америки. Никогда не принимайте подачек от правительства. За каждый полученный доллар вы расплачиваетесь частицей своей души».

В 1973 году я вспомнил эти слова богатого папы, когда увидел, как мой бедный папа стал пожизненно зависимым от социального обеспечения. Если бы не маленькая учительская пенсия, ему пришлось бы закончить свою жизнь на улице.

Он потерял работу из-за того, что в ходе избирательной кампании на пост вице-губернатора Гавайев выступил против своего босса – губернатора. Мой отец был честным человеком и терпеть не мог коррупции, алчности и преступности, которые наблюдал, работая в администрации губернатора.