– Ох и наделала я тогда в деревне шороху своей пальбой, – закончила рассказывать Люба. – Все наши мужики из домов повыскакивали с ружьями, никак не поймут в чём дело: выстрелы гремят, голодные волки воют. Врать не буду, досталось мне от родителей по первое число, – засмеялась она. – Зато они разрешили мне жить в интернате, раз такая у меня сумасшедшая любовь случилась. С тех пор мы с Сашей и не расстаёмся, счастливо жизнь прожили, никогда не ссорились. Только вот ребёночка нам Бог не дал. Сильно он тогда застудился… ну, вы сами понимаете. А сейчас вирус его подкосил, не дай Бог, что случиться. Умру я без своего Саши, – призналась женщина и стеснительно улыбнулась.

– Давайте, я вам с мужем книгу подарю, – предложил я. – Фамилию подскажите, пожалуйста, пожелания напишу.

– Напишите, просто Любе К. – смутилась моя новая знакомая и вдруг оживилась: – А пёсик наш вернулся из леса где-то дня через три, живой и невредимый. Вот кто страху-то натерпелся!

Надо ли говорить, что на презентацию книги я опоздал. Но история, пожалуй, того стоит.

НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ ЗАМУЖЕСТВО

Галина Михална гостила в городе у двоюродной сестры и перед обедом отправилась в магазин за хлебом. Возле булочной она и познакомилась с этим мужчиной.

Мужчина ей понравился: статный, высокий, со стильной стрижкой ёршиком и аккуратными усиками. Его благородная седина очень гармонировала с рубашкой небесного цвета с короткими рукавами, со светлыми брюками и такого же цвета туфлями. Приятно посмотреть, хоть и видно, что ему далеко за шестьдесят.

– Стоит такой ухоженный дядечка, – как потом она рассказывала сестре Наде о своём нечаянном знакомстве, – и на меня смотрит, вот так, – она показала, как он смотрел: вытаращила глаза и принялась быстро-быстро хлопать подкрашенными ресницами.

Надя громко рассмеялась, а отсмеявшись знающе заявила:

– Втюрился.

– А что, – мигом подбоченилась жизнерадостная по характеру Галина Михална, – я ещё ничего, в самом соку.

– Вот и замути с ним, – всерьёз посоветовала сестра, – женщина ты одинокая, свободная.

Галине Михалне было чуточку за шестьдесят, но выглядела она тоже довольно привлекательно: каштановый, насыщенный цвет волос, скрывающий предательскую седину, подретушированные глаза с поволокой, алые напомаженные губы, искусственные румяна на пухлых щёчках. Выходить в свет без макияжа она считала вообще неприличным и даже наказывала похоронить себя непременно накрашенной. А ещё имела такие заманчивые очертания пышной фигуры, что встречные мужчины всегда оборачивались в след.

Этот тоже видно, позарился на её аппетитную фигуру. Только вот знакомство у них уж больно скомкано произошло, толком так и не успели поговорить. А всё из-за её дурацкой стеснительности.

Галина Михална прихватила с собой в магазин не свою дамскую сумочку, с которой обычно везде ходила, а большую хозяйственную – на случай, если вдруг придётся прикупить ещё что-нибудь помимо хлеба. А тут некстати и нарисовался этот интересный мужчина. Набирать при нём много продуктов Галина Михална постеснялась, чтобы он не подумал: вот, мол, припёрлась оголодавшая деревенская баба и скупила едва ли не весь магазин. Позору тогда точно не оберёшься, а ведь ей очень хотелось казаться городской. По этой простой причине она даже не стала брать цельную буханку хлеба, а довольствовалась половиной. А ещё побоялась, что он предложит помочь донести тяжёлую сумку до квартиры и узнает, что она не местная.

И Галина Михална в своих подозрениях не ошиблась: когда выходили из магазина, мужчина галантно придержал тугую дверь, а потом поинтересовался, скрывая улыбку:

– Хлебушек закончился?

– Это я не себе, – смутившись, почему-то не призналась Галина Михална, – это моей любимой тётушке. Я-то мало ем, а ей мякиш подавай, зубов вовсе не осталось. Девяносто годков стукнуло бабушке.

– Меня Александр зовут, – спохватился мужчина и протянул крепкую сухую ладонь.

– Галина Михална, – ответила она и не успела ничего предпринять, как этот Александр быстро наклонил свою породистую голову и поцеловал её пухлую руку возле запястья. – Вы обворожительны!

Галина Михална ещё больше смутилась, покраснев так сильно, что заметно было сквозь румяна. От этого она пришла в замешательство, грубо вырвала руку, и вдруг осознав, что приличные женщины так не поступают, соврала, не давая ему повода подумать о себе как о неумной деревенской бабе:

– Я живу в своей квартире, здесь неподалёку и не надо меня провожать.

Она резко развернулась и торопливо зашагала прочь, напряжённо глядя перед собой, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться. И только зайдя за угол ближайшего дома, Галина Михална смогла перевести дух. Прислонившись спиной к прохладной стене, она недолго постояла, а затем украдкой выглянула, – мужчина даже не сдвинулся с места, видно был настолько озадачен её скорым уходом, затем пожал плечами и тоже пошёл домой.

– Клуша деревенская, – сердито обозвала она себя, сгорая от стыда за своё дурацкое поведение.

Впрочем, другого поведения от неё ждать не приходилось. Покойный муж-милиционер имел суровый характер, супругу телячьими нежностями не баловал, часто орал не по делу, ссылаясь на нервную работу, мог и руку поднять. А чтоб вот так кто-то женщинам руки целовал, такое она видела лишь в кино.

– Дура ты, Галька, – прошамкала престарелая тётка, нечаянно подслушав из своей комнаты разговор между дочерью и племянницей – зубы у неё хоть и отсутствовали, зато слух был отменный, – человек к тебе всей душой, а ты к нему задом.

– Не велика важность, – отмахнулась от матери дочь, – если он влюбился, то простит.

На другой день Галина Михална ещё до открытия хлебного магазина сидела на скамейке напротив. Пристроившись на краешке, чтобы в случае чего незаметно сбежать, поджидала вчерашнего ухажёра. С запада медленно находила тёмная дождевая туча. Галина Михална лишь на минутку отвлеклась, взглянув в ту сторону, откуда наволакивало, и не заметила, как он подошёл сам.

– Здравствуйте, Галина Михайловна, – вдруг рядом пророкотал знакомый баритон.

– Здравствуйте Александр, – встрепенулась она.

По нему не было заметно, что он сердился, а даже рад её видеть. Это придало влюблённой женщине решимости, она поспешно поднялась со скамейки, снизу вверх заглядывая в его серые глаза, виновато сказала:

– Я вчера с вами так грубо обошлась. Простите меня ради бога.

– Это лишнее, – ответил он, снисходительно улыбнувшись. – А я вас в окно увидел, я в том доме живу.

Они присели на скамейку, завели неспешный разговор ни о чём. Неожиданно громыхнул гром, потемневшее небо прочертила зигзагообразная молния, и припустил тёплый ливень.

– Давайте ко мне! – предложил Александр, по-мальчишечьи отчаянно ухватил Галину Михалну за руку и они прямо по лужам побежали к его дому, хохоча как ненормальные.

Дождь хоть и быстро закончился, зато пролил обильно, и пока влюблённые добрались, успели основательно вымокнуть.

– Это ничего, – сказал Александр, оглядывая затуманенными глазами её пышную фигуру, плотно облегающую мокрым платьем, словно она стояла обнажённая, – это мы быстро поправим!

Он совсем не был похож на себя: много суетился, предлагая гостье то банный халат, то свою рубашку, а то полосатую пижаму, завалявшуюся от бывшей жены, с которой развёлся восемь лет назад. Галина Михална согласилась на мужскую рубашку. Пока хозяин квартиры хлопотал на кухне она, забравшись с ногами на тахту, незаметно вдыхала запах ткани, хранившей его тепло. За окном, в сыром воздухе, пронизанным солнечным светом, висела нежная радуга. Так хорошо Галине Михалне ещё никогда не было.

Александр оказался интересным собеседником, – за две недели ежедневных встреч вся его жизнь прошла у Галины Михалны перед глазами. Она с удивлением узнала, что он бывший военный лётчик (надо же), жена его бросила (вот дурёха), есть двое уже взрослых детей, естественно военные.

Галина Михална тоже много рассказывала о своей жизни: и о грубом неукротимом нраве мужа, погибшего в девяностые годы при перестрелке с бандитами, и о своей работе фельдшером в больнице, и о единственном сыне не захотевшего пойти по стопам отца, а занявшегося предпринимательством. Даже доверительно пожаловалась на его резкий характер, очевидно связанный со скоропостижной смертью отца, которого уважал безмерно.

Умолчала лишь о том, что всю жизнь прожила в селе, да и сейчас продолжает жить. Сразу как-то постеснялась признаться, чтобы выгоднее смотреться в его серых с насмешливым прищуром глазах, а теперь сказать об этом не то, чтобы было стыдно, просто хотелось ещё немного насладиться положением любимой женщины. Она почему-то была уверена, что как только Александр узнает об этом, так сразу порвёт с ней все отношения. Зачем ему баба из деревни, если кругом полно городских? А ведь так за ней ещё никто и никогда не ухаживал.

Задерживаться долго в гостях Галина Михална не планировала изначально. Ей ли не знать, что без хозяйского пригляда исправный дом быстро придёт в негодность, огород зарастёт чертополохом, а её единственная живность – кошка Лиска – к тому времени если и не околеет, то одичает непременно. А уже шла третья неделя, как она путалась с Александром. Даже родная тётка и та стала поглядывать на неё косо. В конце концов, старушка не выдержала, и высказала всё, что на этот счёт думала.

– Галька, – строго сказала она, и постучала скрюченным пальцем по своей седой голове, – любовь любовью, а с ума-то не сходи. Не молодая.

Старушка по-своему была права, и Галине Михалне ничего не оставалось, как в ответ лишь невесело улыбнуться. Зато на другой день она явилась на свидание полная решимости сознаться в обмане. Она и предположить не могла, что Александр очень обрадуется неожиданной новости и признается, что всю жизнь мечтал иметь домик в деревне и предложит вместе поехать и помочь ей по хозяйству.

– Только у меня машины нет, – сказал он смущённо. – Жене оставил при разводе.

– Это ничего! – засмеялась счастливая Галина Михална. – До полустанка на электричке доберёмся, а там пять километров пешком. Такой пустяк.

В полдень следующего дня они уже неторопливо шли по сельской улице, держась за руки, словно молодые. Галина Михална беззаботно помахивала дамской сумочкой, украдкой поглядывая по сторонам, её ухажёр за плечами нёс большой рюкзак.

Мужики при встрече почтительно кланялись им и шли дальше. Бабы останавливались и долго смотрели в след, осуждающе качая головами.

На месте Александр первым делом обошёл просторное подворье, хозяйским взглядом намечая фронт предстоящих работ, и тотчас, не откладывая, приступил к делам.

– А вы хваткий, однако, – уважительно отозвалась о нём Галина Михална. – Глядя на вас, ни за что не подумаешь, что вы бывший военный лётчик.

– Я же мужик, – с гордостью заявил польщённый Александр, – так и должно.

Семейная идиллия завершилась через два дня, когда на крутом внедорожнике из областного центра явился сын Галины Михалны Владимир. Он вальяжно выбрался из салона – невысокий, рыхлый, довольно сухощавый, но зато с круглым, выпирающим словно арбуз, пузиком. Он был в цветных шортах, в рубахе с жёлтыми пальмами нараспашку, на груди с редкими белёсыми волосёнками болталась толстая золотая цепь, на среднем пальце светилась огромная печатка. Из-за мелких черт лица ему можно было дать и сорок лет и все пятьдесят.

Владимир пару раз в месяц приезжал проведать мать, привозил кое-что из продуктов.

– Мать, – заорал он, не стесняясь незнакомого мужчину, – что за дела? Ты чего меня на смех перед людьми поднимаешь? У тебя был муж, мой отец, он как герой погиб, а ты что творишь?

– Вова, – робко возразила Галина Михална, – двадцать лет уже прошло, тяжело одной-то, скучно.

– Другие живут и ничего! – опять заорал неуравновешенный сын. – А ты что за цаца, совсем с ума на старости спятила! Гони этого мужика в шею или не мать ты мне больше!

Галина Михална со скорбным видом повернулась к Александру, который подошёл от плиты, где готовил жареных карасей в сметане, и теперь стоял в женском фартуке, обсыпанном мукой, ошарашенно глядя на разъярённого великовозрастного сынка любимой женщины.

– Ты всё слышал, – сказала ему тихо Галина Михална, даже не назвав по имени, – а ведь не далее, как вчера ещё боготворила. – Уходи. Не хочу, чтобы из-за тебя сын от меня отвернулся.

Скоро Александр опять шёл с рюкзаком за плечами по сельской улице. Но теперь он был один, и шаг его был размашисто скор.