Ещё раз отжав рукавичку, она спустила воду из раковины. Когда вода почти вся уже вылилась в трубу, последние остатки втянулись не то с булькающим, не то с хлюпающим звуком. Гюро вымыла после себя раковину, и вода ещё раз хлюпнула. Умывание было закончено. Гюро старалась одеться побыстрее, ведь её ждала мама, но быстро не получилось. А вот когда она не думала о том, что её ждёт мама, а думала о чём-нибудь другом, дело шло гораздо быстрее. Наконец она управилась.

Мама была на кухне, она выжимала сок из двух апельсинов.

– На, Гюро, – сказала мама. – Попей натощак.

Бьёрн тоже проснулся, он уже стоял у плиты и готовил завтрак.

Теперь настал черёд будить Лилле-Бьёрна.

Гюро подошла к кровати, где он спал, и пощекотала ему кончик носа. Лилле-Бьёрн уже проснулся и только притворялся, что спит, но потом не выдержал щекотки и засмеялся. Он так быстро вскочил, что Гюро даже испугалась. Лилле-Бьёрн сделал вид, что сейчас её схватит. Гюро выбежала из его спальни и спряталась за спиной Бьёрна, который стоял у плиты. Бьёрн не шелохнулся и поймал Лилле-Бьёрна, когда тот влетел в кухню.

– Лилле-Бьёрн, – сказал Бьёрн, – сбегаешь мне за электрической бритвой? Она лежит у меня в тумбочке на нижней полке.

Гюро тоже хотела принести Бьёрну бритву, и они наперегонки бросились выполнять поручение. Лилле-Бьёрн успел первый и бегом примчался с бритвой к отцу на кухню. Тут Эрле сказала:

– Давай, Гюро, пошли! А мужчины приготовят завтрак как раз к нашему возвращению.

– Чур, завтра я принесу бритву, – сказала Гюро.

– Хорошо. Завтра твоя очередь, – согласился Бьёрн.

Когда они вышли из дома, Эрле сказала:

– Мы ведь пойдём в лес, хотя там ещё темно? Да, Гюро?

– Давай.

С мамой это было даже интересно и нисколько не страшно. На дорожке, ведущей от школы к лесу, нужно было внимательно смотреть под ноги, на ней местами попадались протянувшиеся поперёк, выступающие из земли корни, они обледенели и блестели в темноте, но когда Гюро и мама вышли на главную лесную дорогу, то сразу стало гораздо удобнее. Тут было лучше видно и можно было ходить без опаски.

– Ну, побежали? – сказала Гюро.

– Ты беги, а мне хочется просто пройтись шагом и подумать.

Гюро побежала, и это было ужасно захватывающе, ведь она пустилась в тёмную чащу одна. Она забежала в глубь леса, насколько хватило храбрости, и постояла, вглядываясь в темноту. Тут вдруг каркнула ворона, Гюро вздрогнула и, повернув назад, со всех ног бросилась к маме.

– Ты слышала? – задыхаясь, спросила Гюро. – Это была ворона, да?

– Ну да, ворона, – сказала мама. – Теперь весь лес уже знает, что мы тут гуляем.

– Да-а? – удивилась Гюро и огляделась вокруг.

– Ну и что в этом плохого! Может быть, под тем корнем сидит, притаившись, маленькая мышка и думает: «Хорошо, что ворона меня предупредила и я не выбегу прямо под ноги людям, которые тут ходят».

– Ворона плохая! Тюлинька говорит, что она таскает у птичек яички. Гадкая ворона, обижает маленьких птичек!

– Да, в этом действительно нет ничего хорошего. Наверное, так уж она создана и не может их не таскать. Она много чего ещё таскает, для природы она вроде мусорщика. От всех растений и животных есть какая-нибудь польза, а птички ловят комаров и мух. И знаешь, что интересно в воронах? Они иногда слетаются, как на собрание. Да-да, настоящее собрание! Это называется «вороний совет». На нём они обсуждают, куда им лететь и много чего другого, о чём мы и не догадываемся.

– Тсс! Вот она опять сказала, что мы тут.

– Нет. По-моему, она ещё кого-то увидала и рассказывает про других людей. Смотри, сейчас вроде бы уже стало посветлее. Ты видишь – вон там на макушке ёлки всё черно от ворон.

Наверное, вороны как раз проводили вороний совет, потому что они вдруг дружно поднялись и полетели все в одном направлении. Гюро показалось, что всё вокруг наполнилось шумом и хлопаньем крыльев, и она увидела в небе воронью стаю, потому что уже рассвело и её можно было хорошо разглядеть. Задрав голову, она провожала глазами летящую высоко в небе стаю. Гюро дивилась, как это вороны сумели договориться, чтобы всем вместе взлететь, и кто-то из них сказал, куда им отправиться.

– Вон, смотри – одна приотстала, – сказала Эрле. – Это тоже особенность ворон. Когда видишь стаю ворон, можно быть уверенной в том, что одна непременно запаздывает и летит позади всех.

– Может быть, она как Лилле-Бьёрн, – сказала Гюро, – с утра немножко сонная.

– Угу. И знаешь, что мне рассказала одна женщина: она жила на хуторе и держала там кур. Знаешь, чего она там боялась?

– Нет, – сказала Гюро. – Она боялась ворон. Нет, лисицы!

– Немножко не так. Она боялась, что лисица заберётся в курятник и передавит ей кур. Но эта женщина очень дружила с одной вороной. Она её часто прикармливала, и ворона стала следить и предупреждать её, как только приближалась лисица. Так что, видишь, с воронами то же, что с нами, с людьми, – есть в них и что-то хорошее, и что-то плохое.

– А разве мы не всегда бываем хорошими? – спросила Гюро.

– В нас есть и то и другое, – сказала Эрле, – а в отношении природы мы поступаем не очень хорошо. Мы считаем, что вороны плохие, потому что они таскают птичьи яйца. Ну а сами-то мы что? Мы травим воздух и так замусорили землю, что от этого болеют растения и животные. Нет, знаешь ли, не нам ругать ворон!

– Я только немножко их поругала и только один раз назвала гадкими за то, что они таскают яйца у птичек. Я же напугалась, когда она каркнула.

– Не переживай, Гюрочка, – сказала Эрле. – Ничего ужасного не случилось. Зато теперь ты узнала о них что-то, чего не знала раньше.

Они прошли ещё немного по дороге, и тут вдруг откуда ни возьмись что-то светлое как выскочит им навстречу!

– Караул, это же Индивид! – воскликнула Эрле. – Встань потвёрже и приготовься встречать!

И верно – к ним действительно радостно мчался выведенный на прогулку Индивид, он был страшно рад встретить знакомых. Потом подоспели его хозяева, которых Тюлинька называла «мамочкой» и «папочкой» Индивида.

– А вот и вы! – сказали они. – Всё-таки вышли на прогулку. Мы уж гадали, не забросите ли вы после переезда утренние пробежки. Последнее время мы с вами не встречались, потому что мы позволяли себе поваляться подольше в постели и выходили на прогулку не раньше восьми. Осенью почему-то гораздо труднее встаётся. Но сегодня мы справились с ленью. Ну как, Гюро, нравится тебе в новом доме?

– Угу, – кивнула Гюро.

– А мы как раз обсуждали один вопрос, с которым не знаем, как быть, – сказала мамочка Индивида. – Понимаете, мы переезжаем отсюда на запад, в Вестланн, но ещё не предупредили об этом Тюлиньку. А тут ещё такое дело, что завтра мы едем смотреть дом, который там продаётся. Объявление появилось в газете несколько дней тому назад, так что ехать надо скорее, но нам не хочется тащить с собой Индивида в дальнюю поездку, ведь через три дня надо уже вернуться. Вот мы и подумали, как было бы хорошо, если бы Тюлинька и Андерсен присмотрели за ним в наше отсутствие. Больше мы не будем обращаться к ним с такими просьбами, потому что мы уедем отсюда, как только всё решится с покупкой дома.

– По-моему, вы вполне можете их попросить, – сказала Эрле. – Тюлинька наверняка согласится, хотя, конечно, расстроится, когда узнает, что вы отсюда уезжаете. Если хотите, я могу передать ей вашу просьбу.

– Это было бы очень хорошо! Потому что мы с ней до вечера не увидимся. Когда она зайдёт за Индивидом в двенадцать часов, нас уже не будет дома. Так что даже лучше, если Тюлинька успеет подумать над нашей просьбой, прежде чем я спрошу её об этом вечером.

Эрле и Гюро повернули снова в лес, вышли на тропинку, ведущую к школе, и вернулись домой как раз вовремя. У Бьёрна к их приходу уже готова была овсяная каша и жареная картошка с пореем.

По секрету о грустном

В дворницком домике завтракали. Эрле и Бьёрн говорили за столом о разных вещах, которые им сегодня нужно было сделать. Лилле-Бьёрн рассказывал, сколько у него сегодня в школе всяких уроков, а Гюро почти ничего не говорила и молча ела, и ей было хорошо, оттого что все дома и у всех хорошее настроение. Но потом Эрле и Бьёрн ушли, им было пора на работу. Лилле-Бьёрн доделал задание, которое вчера забыл выполнить, и тоже ушёл, а Гюро осталась одна. В такое время дом становился другим. В нём было пусто, немного неуютно и тихо, как будто всё замерло в ожидании. Гюро подошла к окну и стала смотреть на детей, которые приходили в школу к самому первому уроку. Некоторым не нужно было спешить, они шли через школьный двор спокойным шагом. Одни шли стайками, другие поодиночке. Перед самым звонком быстро пробежали четверо школьников, а когда прозвенел звонок и все дети уже вошли в школу, рысью пробежал ещё один мальчик в расстёгнутой куртке. Развевающийся от ветра шарф хлопал его по щекам, а рюкзачок за спиной болтался, как будто мальчик не успел его как следует надеть. Он висел косо и колотил своего хозяина по спине. Мальчик опрометью промчался через двор и тоже скрылся за дверью. Гюро даже задержала дыхание, такое это было захватывающее зрелище. Примерно так бывает, когда взрослые опаздывают на трамвай и еле успевают вскочить в вагон после того, как трамвай уже тронулся. Смотреть больше было не на что, и Гюро, как обычно, пошла в подвал. На самом деле это был не совсем подвал, наполовину он возвышался над землёй. В подвале была большая комната. В ней нашлось место для верстака, который Бьёрну и Эрле подарили на свадьбу, и маленького раскладного диванчика, на котором когда-то спала Гюро. Гюро была очень довольна, что он тут стоит. Когда она оставалась одна или когда приходил Сократ, можно было на нём поиграть, а когда она упражнялась на скрипке, на диванчик можно было усадить Вальдемара и Кристину. Этим Гюро и собиралась сейчас заняться. Скрипка и нотный пюпитр теперь так и жили в подвале.

Она принялась выполнять упражнения так, как учил её Аллан: начала с того, что поводила смычком по струнам – по той, что принадлежала дедушке Андерсену, по Эрлиной и по струне Сократа. Но это ещё не всё: надо было упражнять левую руку и учиться прижимать пальцами струны, причём сразу двумя – мизинцем и указательным. Сначала мизинец совсем не слушался и никак не хотел дотягиваться до струны, но Гюро уговаривала его, чтобы он как следует тянулся, и со временем он сделался более гибким и стал гораздо послушнее, а теперь, дотянувшись до струны, учился на ней держаться. «Сначала тебе покажется скучно повторять эти упражнения, – сказал Аллан, – но они очень нужны. Зато после них ты станешь играть гораздо лучше. Наберись терпения – и сама в этом убедишься». Гюро не скучала от упражнений: во-первых, в этом был свой порядок, а главное, от них была польза, Гюро сама это замечала. Иногда ей случалось перестараться с упражнениями, и тогда мизинчик обижался. И не только мизинчик, а и все остальные пальцы. Рука деревенела и начинала болеть. Тогда Аллан объяснил ей, что давать отдых руке – это тоже очень важно. Поэтому она время от времени делала перерыв и потряхивала расслабленными руками, как ей показал Аллан. Сейчас Гюро сделала перерыв и поводила плечами. На всякий случай она ещё и поприседала, чтобы подвигать ногами. Но затем она снова взяла в руку скрипку, встала к пюпитру и взяла новую ноту.

Но не успела она провести смычком по струне, как вдруг обратила внимание на Вальдемара и Кристину.

– Это у меня ещё не совсем получается, – сказала она. – И вам лучше не слушать. Давайте-ка я отправлю вас к стиральной машине Эсмеральде и закрою дверь, чтобы вам было не так слышно.

Немного поиграв, она пошла к двери и отворила её.