Поначалу я не могла поверить в то, что это возможно. А потом почувствовала дрожь.

Идеально круглые стены не просто источали холод. Особая аура этого чудовищного места проникала под кожу и пробирала до костей: колодец и правда высасывал магические силы. Браслеты из ризолита стали ещё холоднее: через несколько минут мне казалось, что я не чувствую рук.

Я ещё раз оценила сверкающие стены на предмет побега. Там, где кристаллы разрушились, в проплешинах виднелся гладкий заиндевевший камень. Никак не взобраться. Скользко и слишком высоко.

Пришлось зарыться поглубже в солому. Я принялась растирать руки и ноги, щипать плечи. Не оставят меня же тут умирать, в самом деле, как изобретательницу этой темницы? Между прочим, легенда о ней похожа на бред. Просто нужно дождаться, когда кто-то решит, что с меня достаточно, и спустит эту злосчастную лестницу.

Минуты ползли раненной улиткой. Я до последнего старалась не поддаваться панике и унынию, но проклятый мороз пробирал до костей. Влажные волосы взялись сосульками, ресницы покрылись инеем, но хуже всего было то, что колодец по капле высасывал из меня плазну. Я теряла силы, а вместе с ними – самообладание. Даже армия Квертинда была милосерднее к изменнице из Ордена Крона, чем мелироанские девы к своей сестре.

Это не сказочные принцессы, а палачи, укутанные в шелка и приличия! А Лаптолина Првленская – свирепая гарпия!

Зубы выстукивали марш поражения.

Время, то подгоняющее меня вперёд, то застывающее вязким студнем, в этот миг обратилось холодом. Он сгустился вокруг и стал почти осязаем. Чудилось, будто стены сомкнулись и ледяные кристаллы впиваются в кожу, режут её острыми краями и колют. Но кровь из ран не течёт, потому что замёрзла в жилах. И мне было больно. О Ревд, как же мне больно! Снаружи, внутри, везде – мороз превращался в боль, а истощение магической памяти стало знаменем всех потерь, что лежали на сердце тяжким грузом.

Сколько я так пролежала? Несколько минут? Часов? Дней? Может, лет?

Я не знала, в какой момент хрустальная темница насытилась слоем спеси и самоуверенности и перешла к глубинным, потаённым кладовым моей души. Ушла гордость, а следом – честь и достоинство, и убеждённость, и даже желание вернуться к друзьям. Вскоре я перестала чувствовать тело, видеть свет, а чуть позже и разум покинул меня. Остался ничтожный комок полусознательного существа, преисполненного жалости к себе и желания выжить.

Как же я устала! Просто смертельно устала, даже не от сегодняшнего дня, а вообще от всего. От борьбы, от вечных сражений, от обид, от чувств и бесчувствия. От самой жизни. Захотелось уснуть, но сон никак не шёл. Обморок тоже. В полубреду я дрожала и слушала стук крови в ушах.

Какая злая насмешка судьбы – замёрзнуть насмерть посреди баторской жары! Где-то наверху подходил к концу день с его блестящими пирожными, дурманящими ароматами, звонким смехом и горячей ванной, что дожидалась меня в покоях.

А я отдавала магию и жизнь за… за что? За глупость? За дикость? За то, что отличалась от других?

Чтобы не свихнуться окончательно, закрыла глаза и постаралась в мельчайших деталях воспроизвести в памяти образ ментора. Нового, иного ментора в его истинном обличии. Как и раньше, Кирмос лин де Блайт помогал мне сражаться с судьбой. Он был действительно Чёрным Консулом, от макушки до пят, и даже знак соединения по странному стечению обстоятельств не добавил красок его внешности. Как ярко он выделялся среди пёстрой знати и светлых платьев сестёр!

Я вспомнила, как он тянулся ко мне в тот миг, когда мы оказались близко. Этот факт немного согревал. Мне даже удалось улыбнуться.

Если честно, он мало изменился. Разве что стал ещё привлекательнее. Да, пожалуй, таким он был даже лучше – гармоничным в своей тьме и восхищающим всех, кто только мог дотянуться до него мыслями. Человек, сумевший стать легендой при жизни. Мой ментор.

Наша связь вдруг свелась к примитивной, элементарной истине.

Морозные стены, холод в жилах и костях, ледяная корка вокруг сердца, а под ней – жаркое, пылкое чувство. Всё ещё живое. Шепчущее на разные голоса: он любит. Он любит, а значит, придёт за тобой. Только дождись. Только люби в ответ.

Никогда бы не позволила себе таких мыслей и никогда бы в это не поверила, если бы не уменьшилась до размеров собственного сердца, пульсирующего медленно, но ровно. Всё перестало быть важным, кроме этого мерного стука и… ментора. Конечно, ментора. Пока у меня был ментор, я не верила в свою смерть. Я не позволяла себе умереть.

– Я всё ещё дышу, – неуверенно проговорила я, чтобы услышать собственный голос.

Кто-то шаркнул сверху, и я открыла глаза.

Я дрожала и дрожали звёзды в крохотном круге над головой, пока чёрная тень не заслонила их.

Стукнули деревянные перекладины, с хрустом ломая уже вновь выросшие кристаллы, и перед носом закачалась лестница.

Покрасневшие пальцы, едва гнущиеся, ухватились за спасительные ступени. Я поползла наверх. Сознания уже коснулось ледяное безразличие, а тело всё ещё хотело жить и переставляло ноги. Выжить! Наверх!

Я подтянулась, перевалилась через край, упала в тёплую, почти горячую траву и закашлялась так, будто собиралась украсить заросли своими лёгкими.

– У тебя губы синие, – пискнул девичий голос.

Тоненькие руки обняли меня, и леди в долю секунды задрожала вместе со мной. Надо было растереть занемевшие конечности, размять их, но тело не слушалось, а спасительница явно не знала, что делать с живыми мертвецами. Она только обнимала меня и всё шептала: «Прости, прости… Прости, что я так долго. Надо было раньше. Я должна была раньше!»

Когда приступ кашля закончился, я всё-таки смогла сесть и ощупать себя. Как могла, конечно. Кожу покалывало и стягивало.

– Сколько же ты тут пролежала, сестра? – запричитала Талиция. – Какой жестокий обычай! Ты ведь могла умереть! Это… просто пытка!

– Людям нравится насилие, – прохрипела я. – От него хорошо на душе. Это удовольствие.

– Не говори так! – почти разозлилась княжна. – Людям нравятся люди. И человеческое тепло, и доброта. А злые они, только потому что несчастные. Идём, тебе нужна помощь!

Она помогла мне подняться. Хрупкая и тонкая Талиция оказалась удивительно сильной. Я оперлась на её плечи, прикрытые белой накидкой.

– Это моя вина, – сокрушалась юная сестра. – Нужно было найти повод, чтобы уйти раньше. Нужно было вспомнить о тебе и об этом кошмарном колодце. – Я споткнулась, и мы обе едва не рухнули. Княжна ойкнула. – Вместо этого я с консулом лин де Блайтом беззаботно гуляла в Саду Грёз. Он почти в одиночку восстановил то, что ты разрушила. Растил все эти прекрасные цветы и рассказывал мне о детстве, о Квертинде и о традициях…

Мышцы скрутило в тугой канат боли. Я едва не завыла, но прикусила губу. Покосилась на Талицию – в волосах девушки белел цветок магнолии.

– Я так увлеклась его речами, что совсем забыла о наказании сестёр, – она по-детски надула щёки. – Какая же я эгоистка! Я должна была подумать не только о себе, должна была вспомнить! – Глаза её вспыхнули. – Но Кирмос… Он, знаешь, необыкновенный! Я и не представляла раньше, насколько. Дома, в Янтарных палатах, мне рассказывали, что он злой и жестокий кровопийца. А он совсем не такой. Он столько всего умеет! И обожает животных. Ты знала, что у него огромные конюшни? – Она тряхнула волосами. – Ой, ну что же я, конечно, ты знала! Ведь вы с Кирмосом почти родственники!

Моё сердце застучало громче зубов. Имя, которое я так и не смогла произнести, легко слетало с губ Талиции.

Глаза защипало: замёрзшего лица коснулся рассветный луч. Ещё розовое новорожденное солнце поднималось над полями, знаменуя начало нового дня.

Выходит, я провела в хрустальной западне всю ночь. Едва не свихнулась, чудом выжила. Но сейчас вдруг захотелось туда вернуться…

Я вдохнула – рвано, со всхлипами и остановилась перевести дух.

Сколько боли может выдержать человек?

– Он… – голоса было не слышно, и я прочистила горло. – Он был здесь всю ночь? С тобой?

– Прости, прости, прости, – запричитала княжна Веллапольская, на свой лад понимая вопрос. – Он не мог нарушить традиций академии, а я… Я бы хотела прийти раньше, но долг велел мне остаться. Сначала на приёме, потом рядом с консулом. Того требовала ситуация и политика. Это моя обязанность как княжны. – Она тоже всхлипнула и затараторила без остановки: – Умоляю, Юна, прости! Первое впечатление очень важно! Моё представление Кирмосу обязано было пройти идеально. Ты должна понимать, ты же сама… Ой, – девушка поняла, что сказала лишнее, и осеклась. Прикрыла рот ладонью в белой кружевной перчатке и виновато вытаращила глаза.

Но я понимала.

Понимала всё и даже гораздо больше, чем должна была.

Когда-то светом души слепила маленькая Юна. Теперь же отважная маленькая Талиция разделила со мной мой позор, потому что была чиста, справедлива и мечтала нести в мир добро. Она не была мной, нет. Она была лучшей версией меня. И ещё – княжной. Гораздо более приспособленной к жизни рядом с Кирмосом лин де Блайтом. Практически созданной для него. Он был здесь всю ночь, рядом с ней, и это было лучшим решением консула Верховного Совета.

О, я прекрасно это понимала.

А ещё чувствовала.

Стыд за наивное малодушие и женскую слабость. Впервые за всё время мне было холодно настолько, что внутри ощущался не лёд, а жар. То самое горячее сердце, что спасло мне жизнь, сейчас разлилось раскалённой лавой по внутренностям. Пожар ревности и отчаяния выжигал меня изнутри, но не согревал, а опустошал. Как это мучительно, когда в тебе всё ещё остаётся любовь, но сгорает вера в её будущее.

– Ваше сиятельство, – подоспел Жорхе. – Мне запретили помогать вам. Позвольте…

Он легко подхватил меня на руки, почти сняв с несчастной хрупкой княжны.

– Я не сиятельство, Жорхе, – слабовольно промямлила я. – Я Юна Горст. И я хочу домой. Пожалуйста, отнеси меня домой…

Рассудок всё-таки помутился. Потому что я просила о несбыточном. Откуда Жорхе Вилейн мог знать, где теперь мой дом, если я и сама не знала?

Стязатель просто отнёс меня в спальню, где служанки уже приготовили постель. Простыни оказались тёплыми, почти горячими, нагретыми раскалёнными бутылками, и от этого жара меня затрясло в лихорадке. Я беспокойно заметалась. В бледных лучах показалось, что мой мокрый от пота лоб трогает не Жорхе, а Каас. Мёртвый друг пришёл проведать меня.

Эсли шептала воззвания к Девейне, но получалось у неё откровенно плохо. Магия исцеления почти не отзывалась служанке, лишь немного улучшая моё состояние.

– Позову Лаптолину, – коротко бросил стязатель, но я вцепилась в его рукав.

– Вы знаете, где он? – потрескавшимися губами спросила я. – Он придёт ко мне?

Стязатель Вилейн отвёл глаза. Жестом велел служанкам выйти, и те подчинились, оставив нас наедине. Жорхе присел на постель, заботливо поправил одеяло. И сказал:

– Он уехал, госпожа Горст. Просил передать, что ищет способ, как разорвать связь. Мне жаль, Юна.

Я закрыла глаза.

Да, всё верно. Ментор разорвёт связь, и я не буду нужна ни ему, ни Ордену Крона, ни Мелироанской академии, ни лицемерной знати Батора. Я смогу быть собой – Юной Горст. Далеко отсюда. Я просто стану свободным человеком и начну всё заново, как начинала уже не раз.

Именно этого я и хочу. Нужно верить. Он найдёт способ разорвать связь. Он же…

– Кирмос, – сказала я вслух.

Покатала это слово на языке, пробуя его на вкус, представляя перед собой родной образ.

– Кирмос, – повторила снова.

Потом снова. И снова. Так и шептала это рычащее, громкое имя до тех пор, пока окончательно не провалилась в беспамятство.

Глава 3. Постарайся ничего не делать

– Inflammate Utvie. Eman miсhi'tum del Deveine! – звучал голос Сирены из далёкого прошлого.