Она стащила с себя широкие брюки и осталась в одних трусах. По сути, можно было и так. Ее шорты не сильно отличались от трусов, но она все-таки покопалась в сумке и вытащила оттуда трикотажные мини-шорты, наколенники и ботинки на десятисантиметровой платформе. Кира решила остаться в своей широкой кофте, пока мышцы не разогрелись. Зазвучала музыка, иллюминация сразу подстроилась под мелодию и замигала в такт музыке.

Она обошла вокруг пилона, взмахнула волосами. Танцы ей точно помогут. Небольшая разминка. Шея, плечи, бедра, махи. Четыре или пять песен она танцевала, приноравливаясь то к одному темпу музыки, то к другому. Извивалась змеей, изгибалась кошкой. Ловила свое отражение в зеркалах. Мысли улетали, оставляя вместо себя восторг, эйфорию удовольствия, она испытывала кайф от того, что в голове пустота.

Кира подпрыгнула, зацепилась руками и подтянулась, она качнулась, обхватывая ногами пилон, отлетела назад и снова вперед, зацепилась ногами и опрокинулась в четверку. Спустилась на пол руками и спрыгнула из стойки на колени, перевернувшись через голову.

Кира улыбалась, почти смеялась, наслаждаясь своей гибкостью и грацией, балдея от самой себя.

Ее глаза встретились в зеркале с внимательным и настороженным взглядом Тани. В топе и шортах, она стояла в проеме двери. Наверное, давно наблюдала за Кирой, потому что вальяжно оперлась о косяк и опустила стрипы на пол.

– Хороший трюк, эффектный, – похвалила девушка. – Вставляй в программу.

– Не знаю, не успеваю подготовиться. За такую работу взялась, что не знаю, под какую лавку теперь залезть.

– Да уж смотрю, что ты что-то оттанцовываешь, – усмехнулась Таня.

Оттанцевать. Это был их студийный термин. Кира придумала его, когда еще только пришла танцевать.

Переехав в Краснодар, она в нем не задержалась, а принялась гулять по всему побережью. И безостановочно колесила полгода. Останавливалась то на неделю в Адлере, то в Джубге, на три ночи в Геленджике, затем переезжала в Анапу. Отправлялась в Крым, отрывалась на дискотеке в Коктебеле, как не в себя ела в Алуште. В баре «Барабуля» заказывала ведра бычков, ставрид и барабуль, миску за миской мидии и рапаны. Объевшись в одном заведении, словно колобок перекатывалась в соседнее. Потом отправлялась в Адлер и начинала все сначала. Даже пару курортных романов завела с кем-то, чьих лиц уже не помнила. В конце концов Кира вернулась в Краснодар и принялась налаживать свою жизнь. Нашла работу, проекты. Привыкла к новым дорогам, изучила меню местных кофеен и ресторанов. Все сложилось. Но душа не могла найти покоя. Обида, стыд, ощущение, что она неудачница, грызли день и ночь, словно злобный голодный хомячок, страдающий бессонницей. А еще страх, пережитый, прошлый, но жестко врезавшийся в сознание, сросшийся с нервными окончаниями. Паника, испытанная в могиле. Она не могла спать. Провалившись в беспамятство на пару часов, вскакивала в поту с безумно бьющимся сердцем. В голове безостановочно мелькали одни и те же события и картинки, возвращая и возвращая ее к мыслям о том, как ее подставили, как выставили за дверь, как от нее отворачивались казавшиеся близкими люди. Жених! С ума сойти! У нее был жених. Андрей Прокопов, завидный московский холостяк. Удачливый бизнесмен, сын главы Комитета лесопромышленности. Или чего-то другого? Как это было давно! Она с трудом вспоминала его лицо, а ведь «какая любовь», «какая пара». Как в тумане видела яхту с четырехметровой мачтой, которую, не складывая, можно загнать в ангар на Конаковских островах, в Подмосковье. Они целовались на палубе, плавали в теплом бассейне, а вокруг кружились светлые снежинки.

«Твои неприятности плохо отразятся на моей карьере. И на папиных делах».

Она дважды переспросила Андрея, не могла расслышать, что он сказал. Мозг не принимал предательства.

Ее неприятности – это то, что три мужика избили ее до полусмерти и закопали в землю?

«Ты не звони мне, Кира, пока все не утрясется», – так сказала подруга, с которой они дружили с садика.

«Нам лучше пока не общаться. Сама же понимаешь, я сейчас на взлете», – писали в эсэмэсках почти все знакомые, даже те, к кому она не обращалась. На всякий случай, ее предупреждали сообщением, чтобы она вдруг не запачкала их, позвонив.

Кира никак не могла успокоиться, отвлечься, забыть, простить, послать. Однажды, бесцельно катаясь по еще толком незнакомому городу, она очутилась перед сияющими всеми цветами радуги окнами. Доносилась музыка. Как бабочка летит на свет, зачарованная, околдованная, Кира поднялась на третий этаж и такими невообразимыми глазами уставилась на танцующих девчонок, что шокировала Татьяну. Та несколько минут пялилась на подсматривающую девушку в дверях, потом кинулась в раздевалку, вытащила из своего рюкзака топ и шорты, дала их гостье:

– Переодевайся и залезай.

Так Кира стала танцевать на пилоне, два раза в неделю, потом четыре, потом шесть, и вообще, когда выдавалось время, она летела в студию. А через пару месяцев поймала себя на мысли, что тех мыслей больше нет. Она писала статьи, стараясь успеть к дедлайну, читала гору иностранной литературы, обучаясь европейскому и американскому восприятию психологии. Она танцевала, она придумывала новые связки, она прокачивала мышцы, чтобы легче танцевать, она растягивалась, чтобы добиться легкой и яркой амплитуды, она штудировала видео звезд пол дэнса, отрабатывая новый трюк. Она оттанцевала обиды, неудачи, назойливую память.

Девочки приходили в студию, жалуясь на вредную свекровь, невнимательного мужа, придурка начальника. Кира первой вставала к пилону.

– Не ноем, девочки. Сейчас оттанцуем!

Они танцевали. И все проблемы, казалось, исчезали под каблуком в двадцать сантиметров.

– Оттанцевала, – улыбнулась Кира тренеру.

– А бокс не расслабляет? Отбоксировать нельзя? – к этому новому увлечению Киры Таня ревновала, считая, что подруга распыляется.

– Там не терапия и не кайф, там я учусь бить, – в который раз объясняла Кира. – Должна научиться не бояться бить. Как смогу, так стану свободнее.

– И как успехи?

– Никак, – смеялась Кира. – Танцуя, я даже думаю лучше, а там вообще пусто. Комок нервов. Сгусток напряжения.

Таня покачала головой, улыбаясь, говорить, что бокс не ее и надо бросить, не стала.

– Ты думаешь, танцуя? – хихикнула владельца студии. – Говорят, что спортсмены и танцовщики очень глупые. Работают телом, мозги не прокачаны.

– Ерунда, – отмахнулась Кира. – Чтобы танцевать, нужен очень развитый и деятельный мозг. Сейчас объясню, – пообещала она Тане. – Давай надевай, что стоишь в уголке, как не хозяйка.

Таня прошла в зал и принялась надевать стрипы.

– Искусственный интеллект давно не новость. Процессор, думающий, как человек, создали. Компьютеры обыгрывают чемпионов в шахматы, рисуют картины, сочиняют музыку, худо-бедно пишут романы. Математика, вычисления, гигантские массивы данных, безумные объемы информации, это все пожалуйста. Искусственный интеллект способен учиться и даже проявлять некий характер. Та же Алиса или Сири. Интеллект, память человека, ту часть, которую мы отождествляем с «думаньем», создали.

– Даже пользуемся. – Таня покрутила мобильником, к которому подключала музыкальную колонку.

– Угу, – кивнула Кира, посмотрев лукаво. – А много ты знаешь ходячих роботов? Сама лично видела?

Таня замерла, размышляя, а Кира продолжила:

– Люди постоянно пытаются создать робота, подобного человеку. Наверняка сто раз слышала – то японцы смастерили нечто подобное, которое двигается, машет руками, почти как человек. То у американцев получился «как бы» человек. Почти ходит и даже кружится вокруг себя.

– Слышала, – Таня закатила глаза. Обняв пилон, она внимательно слушала подругу.

– Только, как ни стараются, а создать робота, который может ходить по бревну, бегать, перепрыгивать через барьер или хотя бы более-менее сносно вставать и садиться на стул, пока не получилось. О танцах речь вообще не идет. Робот-балерина или робот, танцующий брейк, – это мечты писателей-фантастов. А почему? – Кира отбросила полотенце, которым вытерла мокрые лицо и спину. – Нужны слишком большие объемы памяти, безумно мощные процессоры. Неподъемно это пока человечеству. Потому что наше движение в пространстве – это самое тяжелое, большое и сложное, что делает мозг. Только за наше прямохождение отвечает вчетверо больше нейронов, чем участвуют в мыслительном процессе, а та часть мозга, которая движет организмом, в разы больше неокортекса…^[4]

– Проще, проще, – засмеялась Таня. – Не переходи к научным терминам.

– Нашим мыслительным процессом, памятью, эмоциями руководит только около десяти процентов нашего мозга, а все остальное уходит на наши движения. Поэтому думать искусственный интеллект может, а танцевать – нет. Объема памяти и мощности процессора не хватает.

Таня на мгновение замерла и засмеялась.

– Так что только представь, какой большой, мощный и прокачанный мозг у тех, кто виртуозно владеет своим телом. Совершает им сложные движения. У балерины или ведьмы на пилоне, например.

– Ты, наверное, шутишь?

– Ничуть. – Кира зацепилась ногой за пилон, облетела его по кругу.

– Профессор Черниговская, гениальный ученый, великая женщина, у нее есть очень много исследований на эту тему, все доказано.

– Танцуем! – скомандовала Таня.

Кира взмахнула волосами. Ей вдруг показалось, что музыка стала распоряжаться ее телом и сознанием на свое усмотрение. Кира улыбалась, порхала, движимая удовольствием и счастьем. Весь мир померк, остались музыка, ее тело и металлический шест.

Потом, уставшая и мокрая, она сидела на полу, опершись спиной на пилон.

– Ну как? Мысли появились? – поинтересовалась Таня.

Кира пожала плечами.

– Пошли, наедимся на ночь. Мы потратили столько калорий, что можем съесть хоть мамонта, – предложила Таня. – Я только завтракала. А дома… ну, может, консервы кошачьи есть. – Таня тяжело вздохнула и скривила губы. – Тоська сожрет меня, если я попробую отнять у нее хоть кусочек. Ей самой мало. С ума сойти! Я держу кошку на диете. Торчу в студии день и ночь.

Кира засмеялась:

– Вот поэтому у меня нет кошки! Я просто забуду о ее существовании и однажды, вернувшись домой, обнаружу засохший трупик.

– Вот уж вряд ли! – Татьяна натянула джинсы и футболку. – Скорее она тебя растерзает и съест, ну или соседей. Кошки всегда находят выход. Моя, например, открывает пакетики с едой сама. Раздирает фольгу когтями. Один раз жестяную банку со сгущенкой вскрыла. Я бы не поверила, что это сделала кошка, но тогда надо верить или в привидение, или в домового.

– Домовой бы покормил твою кошку, – на полном серьезе сказала Кира, обтираясь влажными салфетками. Она влезла в хлопковый пуловер и широкие брюки. – У меня даже домовой не заведется. А однажды засох даже кактус. Так что никаких кошек. Моя карма не вынесет издевательства над животным.

Они вышли на улицу. Теплый ветерок нежно ласкал их еще не остывшие тела. Кира глубоко вдохнула. Совсем по-летнему теплый вечер в конце сентября, как же это приятно. А по всей остальной России дожди, слякоть и тучи. Кира в очередной раз подумала, что очень верно выбрала город для жизни.

Кира не любила футбол, хоккей и все остальные командные игры. Бары, в которых собираются оравы пузатых мужиков, чтобы, притупив свое сознание пивом, отождествить себя со спортивной картинкой на экране и почувствовать свою приобщенность к великому, вообще на дух не переносила. Но с выбором подруги спорить не стала. Они заняли деревянный столик в специфическом интерьере. Модная нынче помесь средневековой таверны, комнаты подростка и немецкой пивной.