По этой причине официальным местом ее работы согласно трудовой книжке оставалась редакция газеты «Гудок»²⁹. В отдел социальной политики этого почтенного отраслевого издания она устроилась на полставки, когда училась на четвертом курсе – как ей представлялось, максимум на полгода, пока не найдется что-нибудь получше. Но лучшее не находилось…

– Молодец, Федотова, – одобрительно высказался монтажер Ложкин, составлявший ей пару сегодня. – Чувствуешь картинку.

– А толку? – саркастически ухмыльнулась Екатерина и сгребла с пульта «Записки сумасшедшего».

Так она называла свой сценарий после всех пометок и зачеркиваний.

– Толк будет, потерпеть надо, – выразил свое мнение один из старожилов цеха.

– Долго терпеть-то, Яков Сергеевич? Знаете, сколько мне лет?

Ложкин, который монтировал еще торжественное открытие и закрытие олимпиады восьмидесятого года, деликатно улыбнулся.

– Догадываюсь, но у дам не спрашиваю.

– Вот именно. Дама уже, а скоро теткой буду.

В этом году журналистке должно было исполниться двадцать пять. Как пошутил один ее ухажер, четверть века. За такую вопиющую бестактность, хотя не только за это, он был прогнан с глаз долой. К надвигавшейся на нее дате Екатерина относилась как к некоему мистическому рубежу. Умом она понимала всю его условность, но подсознание, видимо, настраивало на неведомые пока перемены.

Черный аппарат с надколотым наборным диском, ровесник олимпиады, стоявший на тумбочке справа, вздрогнул и выдал короткую очередь, потом другую. Монтажер сидел ближе к нему.

– Ложкин слушает. Федотову? А кто это? Коллега?..

– Яков Сергеевич, это правда меня, – спохватилась Екатерина. – Я просила набрать снизу.

Ветеран телевидения заговорщически подмигнул и передал ей трубку.

– Толпы провинциалов осаждают подъезд, – сказал Андрей в своей обычной манере.

– Привет! Мне еще побыть тут надо, – ответила она. – Зайди в бюро пропусков, я оформила тебе квиток.

– А потом куда? Заблужусь, как Семён Фарада³⁰.

– Сейчас спущусь. Проходи внутрь.

– Культурный молодой человек. Ты присмотрись к нему, – задумчиво молвил Яков Сергеевич, когда Екатерина уже выбегала из аппаратной.

– От вас я этого не ожидала! – насмешливо фыркнула она, махнув на Ложкина «Записками сумасшедшего».

Разумеется, Екатерина была заинтригована. После той июньской командировки в Романов-на-Волге она больше ни разу не видела Андрея. Периодически он звонил ей сам, и они подолгу болтали на разные темы – о политике, телевидении, журналистике вообще, причем как старые, добрые приятели. Разоткровенничавшись, она процитировала ему свою нелюбимую классную руководительницу: «Ты, Федотова, авантюристка». Андрей полюбопытствовал, в чем это выражалось. Екатерина созналась, что женским сплетням всегда предпочитала подвижные мужские игры и даже в течение года посещала секцию самбо.

Она была признательна Андрею за то, что он спас гибнувший сюжет, сведя ее с кучей интересных людей в Романове и подкинув несколько забавных тем. Специальный репортаж Екатерины особо отметили на планерке, а звездный телеведущий благосклонно похлопал ее по плечу.

От копеечного гонорара Андрей отказался. «Может быть, и ты меня когда-нибудь выручишь», – заявил он. Она по привычке решила, что теперь он попытается пропихнуть в ее программу своего депутата, но ошиблась. За истекшие полгода не последовало ни малейшей попытки сделать это. «Если объявишься в Москве, обязательно звони», – сказала ему Екатерина в конце их последнего разговора – кажется, в середине декабря. И вот он взял и позвонил – правда, не из Москвы, а потом явился.

Он стоял в вестибюле, по эту сторону поста охраны, держа спину прямо, как в строю, и улыбался. Со свойственной ей наблюдательностью Екатерина приметила в его глазах не только радость встречи, но и какое-то подобие вопроса. «Ну-ка, поглядим, что ты об этом думаешь», – словно говорили они.

– Усы так и не сбрил? – пошутила она.

– Я помню, тебе усатые не нравятся, – рассмеялся он.

– Что еще помнишь?

– Помню, что можешь задержаться.

– Мне осталось минут пятнадцать. Отчитаюсь и свободна.

Андрей кивнул.

– Тогда я здесь подожду.

– Еще чего! – возмутилась Екатерина. – Пойдем, я тебе чая горячего налью. Ты же прямо с дороги?

– Ага.

– Давай за мной без разговоров.

– Там коллектив твой, разговоры начнутся…

– Ничего нигде не начнется. У меня кабинет на двоих, коллега уже дома отдыхает. Пошли! – она потянула его за рукав.

Кабинет был прямоугольный, вытянутый, с очень высоким потолком и громадным окном вместо внешней стены. Здесь царил больший бардак, чем дома у Андрея. Оба письменных стола были завалены старыми сценариями и ксерокопиями каких-то документов, прямо на них стояли пустые кружки с остатками заварки, по соседству валялись шариковые ручки с логотипами разных фирм, очевидно, притащенные с пресс-конференций и презентаций. Кроме ручек по обеим поверхностям были разбросаны довольно грязные чайные ложки, штук пять или шесть.

Екатерина отработанным движением отправила свою часть хлама на край стола, потом извлекла чистую кружку из нижнего отделения шкафа, на верхних полках которого рядком стояли видеокассеты Betacam. За кружкой появилась сахарница, за ней – красивая коробка с надписью Ceylon Tea, а далее был включен в розетку электрочайник, находившийся на подоконнике.

– Излагай, что за ситуация, – велела она.

Андрей расстегнул свою спортивную сумку, достал оттуда диктофон и наушники, протянул ей.

– Послушай сначала, – сказал он.

Пока он заваривал и без спешки пил горячий цейлонский чай, сидя на ее месте, Екатерина расположилась напротив и молча слушала запись. За всё время, пока крутилась кассета, она даже не шевельнулась. «Я влез в эту темную историю сам и втягиваю туда непричастного к ней человека. Надо было всего лишь закинуть пакет бедолаге в больницу, и никто не стал бы задавать мне лишние вопросы. Или стал бы? Или вопросами дело не ограничилось бы?» – рассуждал про себя Андрей.

– Откуда это у тебя? – спросила Екатерина, снимая наушники с головы.

– На базаре купил.

– Я серьезно.

– У вас тут как в отношении свободы слова? – Андрей огляделся по сторонам.

– Идем лучше покурим.

Она провела его в конец длинного-предлинного коридора, где стоял ящик с песком и висел довольно древний огнетушитель.

– Только здесь курите? – не поверил Андрей.

– Вообще-то, прямо в кабинетах. Сюда почти никто не ходит, так что подслушивать здесь глупо.

Они присели на ящик, и Андрей изложил всю историю с самого начала. Екатерина иногда кивала, попутно тоже о чем-то думая.

– Твоя оценка? – поинтересовался он, завершив повествование.

– Поверить не могу.

– Но приходится?

– Приходится, – согласилась она. – За тобой хвост не приволокся?

Андрей скептически хмыкнул.

– Меня брать надо сразу, а не шпиков за мной пускать.

– Логично. Ты как считаешь, на этого мужика в аэропорту кто напал?

– Считаю, что это стечение обстоятельств, – ответил Андрей.

– Уверен?

– Рейс из Минвод завернули к нам вынужденно, из-за непогоды. Кто мог это знать заранее?

Екатерина ловко выпустила дымное колечко.

– Ну, а какие-нибудь очень шустрые ребята от Лебедя, какой-нибудь летучий отряд? Нет?

– По летучему отряду в каждом городе?

– Да, чепуха.

– Потом, настоящий отряд не побежал бы от нас, – Андрей, так и не став курить, вернул сигарету Екатерине.

– Про твоего потерпевшего можно попробовать навести справки, – сказала она.

Он поднялся с противопожарного ящика, аккуратно покрутил головой – сначала по часовой стрелке, затем против. Екатерина хотела было спросить, но Андрей опередил ее.

– Шея затекла, пока в автобусе ехал. Не люблю автобусы.

– Зачем ты ко мне с этим пожаловал? – задала она главный вопрос.

С него, собственно, и следовало начать.

– Мне больше некуда было, – признался он.

Глядя в зеркало его души, Екатерина поняла, что он говорит правду.

– А к депутату своему?

– Он меня защитит?

– Хочешь сказать, что я тебя…

– Нет, – Андрей перебил ее. – У меня другая идея.

В общем виде он обрисовал эту идею минуты за полторы. Московская журналистка не поверила своим ушам.

– Ну, ты точно книжек начитался и фильмов насмотрелся, – был ее приговор.

Андрей мягко улыбнулся.

– Хорошо. Какая альтернатива?

– У меня сейчас? Собраться, попрощаться с тобой, сесть в метро, уехать отсюда, – Екатерина затушила бычок в песке.

– Хорошо. А завтра с утра в свой «Трудок»… извини, «Гудок», да? И надеяться изо всех сил, что через год контракт опять продлят? И вечно ждать какого-то чуда? Милая перспектива, ты права.

Екатерина посмотрела на него долгим изучающим взглядом.

– Ты еще и злой, оказывается. Не зря тебе, наверное, бульдозерную выставку устроили.

– Надеюсь, это не последнее мое достижение, – ответил Андрей.

– Когда мы с тобой трепались по телефону, мне казалось, что в тебе есть какая-то вера, – она запнулась. – Вера в то, что мы работаем не только за деньги. Глупо, конечно, живя в Москве, так рассуждать. Я сама наивная дура. Пора бы уже окончательно перестроиться, да что-то держит, не пускает на шестом году рыночных реформ… Слушай, а если бы тебе тогда зарплату подняли, ты бы остался в новостях?

Бывший выпускающий редактор пожал плечами.

– Честно, как на духу?

– Конечно.

– Не исключено, что остался бы. Деньги иногда заменяют свободу творчества.

– Спасибо. Я думала, ты соврешь, – серьезно ответила она.

– Зачем врать? В нашем деле, кроме финансов, важно самовыражение. Если нет ни того, ни другого, какой смысл им заниматься?

«Если я ошибся с ней, будет труднее, – думал Андрей. – Нет, только не обманывай себя. Гораздо труднее. Кстати, опаснее тоже. Я вроде ушел от них, но надолго ли?.. Ей вечерами делать было больше нечего, как со мной, в сущности, малознакомым человеком, беседы беседовать? И фраза ее про авантюристку… Ты ведь и на ней строишь свой план, верно?»

– Андрей, мне твоя идея не совсем по нутру, – тихо сказала она.

– Знаешь, мне и жизнь такая не совсем по нутру. Не бывает вечных депутатов и вечных помощников, а по редакциям я уже скитался. Надо что-то менять, – сказал он.

– Ой, доиграемся.

– Кроме того, я везучий. Проверено, – выложил последний довод Андрей.

– Да что мне с твоего везения?

– Готов поделиться.

Екатерина вздохнула так, словно близился ее девяностый, а не двадцать пятый день рождения.

– Ладно, проверим твою везучесть.

Столичная журналистка жила в Коньково, вблизи от одноименной станции метро, в типовой девятиэтажке. На седьмой этаж их доставил разрисованный какими-то рожами лифт, а дверь квартиры отворил мужчина среднего роста, в домашних брюках и клетчатой рубашке. Было ему лет пятьдесят или чуть больше, волосы уже заметно тронула седина, но серые глаза вполне задорно глянули на гостя. Екатерина долго рылась в сумке, ища ключи, потом плюнула и воспользовалась звонком.

– Папа, это Андрей. Знакомьтесь, – сказала она.

– Очень приятно. Здравствуйте, – подхватил за ней помощник депутата.

– Добрый вечер, – откликнулся папа. – Проходите, пожалуйста.

Мебели в прихожей был минимум: полка для обуви, тумбочка с телефоном, стул. На свободной стене слева помещалось большое зеркало. В ближнем углу, возле вешалки с горой верхней одежды, стояли три пары зачехленных лыж.

– Кто у вас такой спортивный? – шепнул Андрей.

– Все спортивные, не волнуйся. Тапки на полке. Живо мыть руки, ужинать будем, – скомандовала Екатерина.

Воскресным вечером вся ее семья была в сборе. Андрей также познакомился с мамой и бабушкой, которые повели себя тактично, не став задавать неудобные вопросы. Судя по этому и некоторым другим признакам, гость из Романова сделал вывод, что имеет дело с интеллигентными людьми.