Очень скоро стены коридора заметно сузились, потянуло канализационной вонью. Во влажной темноте, разрезаемой вспышками фонариков, было слышно, как чертыхается Плотник. Несколько раз они проходили через большие квадратные комнаты с множеством узких продолговатых проемов в стенах. Судя по хлюпанью под ногами, это было что-то вроде гигантских грязевиков. Оставалось только удивляться, как Тюка умудряется ориентироваться в этом запутанном переплетении коридоров, коллекторов и комнат. Даос уже давно потерял всякое представление о том, где они находятся. По его мнению, с одинаковой степенью вероятности они могли вылезти как с противоположной стороны пятиэтажки, так и на другом конце парка или даже города. Здравый смысл уступал место иррациональным представлениям о времени и пространстве.

В его голову лезли ассоциации с лабиринтами древнеегипетской цивилизации. И если б не тошнотворная вонь, вполне можно было бы вообразить, что они перенеслись на несколько тысячелетий назад. «По крайней мере, – рассуждал он, – я бы, наверное, нисколько не удивился, окажись на этих стенах петроглифы или криптограммы. До сих пор не могу поверить в реальность происходящего. "Люди не желают задумываться над тем, – вспомнилась совершенно неожиданно цитата из Тагеса^[14], – что треть жизни проводят во сне…"»

– Ныш, – позвал он, – долго нам еще здесь плутать? У меня уже крыша съезжать начинает.

Ему никто не ответил. Даос, почувствовав недоброе, обернулся. Позади никого не было.

– Вот черт!

Резко развернувшись, он шагнул вперед, с размаху налетев на бетонный выступ. Произошло что-то невероятное. Он стоял в темноте в полном одиночестве и только сейчас начал отдавать себе в этом отчет. Не было больше ни тусклого мельтешащего света фонариков, ни хлюпанья ног по илистому полу. Не было вообще ничего! Даос, не помня себя от ужаса, истошно завопил.

Вопль его унесся в пустоту, отскакивая эхом от стен. Он кинулся вперед, но тут же налетел на другой каменный выступ, да так, что едва не расшиб себе лоб. В области солнечного сплетения болезненно заныло. Даос вспомнил, что у него нет с собой ни спичек, ни зажигалки – все осталось в машине. Он привалился спиной к шершавой бетонной поверхности и медленно опустился на пол. Дрожащей рукой нащупал рукоятку пистолета под пиджаком. Достал оружие, издав при этом сдавленный смешок. Единственное, на что пистолет мог сейчас сгодиться, это пустить себе пулю в лоб. Или в рот. Или в ухо… Это, как говорится, дело вкуса.

«Все, – промелькнула мысль, – теперь-то мне точно крышка!..»

Syzygia – 8
FRIDAY, afternoon…

Печальнее повести не было в мире подлунном,
Чем повесть о девке Ван Сю и купце Лао Бо:
Она запросила шесть фыней с купца за услуги,
А он дал ей в морду разок и три фыни всего.

Владимир Белобров

– Хорошо. Бумаги я посмотрю сегодня вечером. Ваши координаты у меня есть. В понедельник я вам позвоню и сообщу о своем решении.

– Мне бы хотелось обратить ваше внимание на… – залепетал было Барский.

– В понедельник! – грубо оборвал его Гында.

Некоторое время Петр Владимирович задумчиво смотрел на закрывающуюся за Барским дверь, затем встал из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Настроение у него было довольно паршивым. Как ему хватило сил выслушивать болтовню этого идиота в течение целого часа, оставалось загадкой. Впрочем… Скорее всего, таким необычным образом он просто-напросто позволил себе расслабиться, отвлечься от мучавших его мыслей. Да, пожалуй. Слушая Барского, на самом деле он отдыхал. Вчерашний день и проведенная вслед за ним бессонная ночь здорово расшатали нервы. Если бы не кофе, в который он по старой привычке добавлял несколько капель первитина^[37], сегодня запросто могла бы слететь с плеч не одна голова.

В сотый раз за день Петр Владимирович подошел к окну и уставился на улицу. Во дворе, куда выходило окно его кабинета, все оставалось по-прежнему. Та же песочница на детской площадке, в которой возились несколько ребятишек, те же полусонные старухи на скамеечке у подъезда соседнего дома, те же неподвижные тополя. При виде этой унылой однообразной картины в душе у Петра Владимировича начала закипать ярость. С каким бы наслаждением он придушил этих перепачканных слюнявых гаденышей в песочнице, с каким бы удовольствием вздернул престарелых заспанных клуш на ближайшем тополе! А еще лучше – сбросить в этот опостылевший двор бомбу, чтобы уничтожить всю эту мерзость разом!

Стиснув зубы, он отошел от окна. Взглянул на часы. Половина первого.

Мысли в уставшей голове покатились по наезженным дорожкам. За два дня шлепнули двух его лучших курьеров. И если во втором случае дипломат, который вез курьер, так и остался лежать возле тела, то вчерашняя проблема до сих пор не была решена. Оставалось совершенно неясным, кто и с какой целью убивает его людей. Очевидно одно – не ради груза, который те сопровождали. Первый кейс, по всей видимости, пропал совершенно случайно. Его перехватили какие-то отморозки уже после того, как Питон был расстрелян. Досадное недоразумение, пустяк, на который вполне можно было бы закрыть глаза, если бы не факт, что местоположение пропавшего дипломата до сих пор не было известно. Как, впрочем, неизвестно и то, на чьей все-таки совести висит два трупа.

– Ч-черт! – усевшись обратно за стол, Гында обхватил голову руками.

Смешно, но он никак не мог решить, о чем же ему следует волноваться больше – о пропавшем кейсе или о загадочном киллере. А ведь все так хорошо шло! Только-только он окончательно разделался с Сандаловым и полностью взял под контроль сеть филиалов Реабилитационного Центра, только-только начал зарабатывать себе позитивный имидж, и нате вам! Того и гляди, все разом полетит коту под хвост. Все деньги, потраченные на эту сраную благотворительность, вся работа по перетягиванию на свою сторону влиятельнейших людей города. Всё! Стоит лишь попасть пропавшему дипломату не в те (…или, напротив, в те?!.) руки.

Взгляд его упал на оставленный Барским бизнес-план. «Литературно-издательский проект», как тот его называл. Гында поморщился. С этим полудурком он связался опять-таки только ради рекламы. Хотя, что из всего этого может получиться, реклама или антиреклама, тоже вопрос спорный. Мнит он себя, писака задрипанный, не бог весть кем, этого у него не отнять. То, с каким упорством Барский пытается протолкнуть свою писанину, в какой-то мере даже заслуживает уважения. Другой вопрос, чего эта писанина стоит на самом деле. Отклики из Союза писателей были не самыми лестными… Впрочем, какая разница! «Моя цель – засветиться в качестве спонсора, активно поддерживающего местные дарования, развивающего отечественную культуру, а что представляют собой эти дарования, это уж пускай комитет по борьбе с молодежью решает или Министерство культуры…»

– Петр Владимирович, – раздался из переговорного устройства голос секретарши, – вас здесь дожидаются Липутин с Шиловым. Говорят, вы их вызывали.

– Они в приемной? – нехотя поинтересовался Гында, ощупывая снова начинающую гудеть голову.

– Да… сидят…

Посмотрев на часы, Петр Владимирович с удивлением отметил, что после ухода Барского прошло больше часа.

– Пусть сидят. – Он развернулся вместе с креслом, взял кофейник и, налив себе маленькую чашечку, принялся капать в нее из темного пузырька. – Вызову, когда понадобятся…

– Хорошо.

Динамик переговорника умер.

Гында, влив в себя «взвинченного» кофе, поднялся и снова начал расхаживать по кабинету. Мало-помалу гудение в голове стихло, желание повалиться на стоявший у стены кожаный диван и уснуть заметно ослабло.

«Липутин… – думал он, хмуря брови. – Не нравится он мне что-то в последнее время. Он и раньше-то был с придурью, а теперь и вовсе… того. Или мне только кажется?.. Ладно, потом разберемся. А вот Плотника от него, наверное, будет все-таки лучше убрать. Испортит он мне парня своей даосской херней. Плотника убрать, а к нему поставить Бапыча или Лаптя… А?.. Или, того лучше, Басурманова!.. – Гында почесал подбородок. – Нет, Басурманова, это уже перебор. Шлепнет он мне его где-нибудь, а потом скажет, что так и было… Ладно, это не срочно. Сейчас есть дела и поважнее…»

Он подошел к окну. На сей раз картинка по ту сторону пуленепробиваемого стекла изменилась. Песочница опустела, старухи суетливо собирали разложенные на скамейке подстилки и подушечки, в спешном порядке стаскивая свое тряпье в подъезд. Ветер, пригибая тополя, гонял по двору облака пыли. Стемнело. По всей видимости, надвигалась гроза. Равнодушно отметив этот факт, Гында повернулся к окну спиной. Жара, висевшая над городом почти неделю, его совершенно не трогала. Обложенный со всех сторон самыми современными кондиционерами, свой микроклимат он создавал для себя сам.

«Итак, курьеры… – размышлял он, прислушиваясь к отдаленным раскатам грома. – Курьеров кто-то мочит. Кто и зачем – не ясно. Далее… Пропал дипломат, который вчера должен был доставить Питон. Дипломат отсутствует уже больше суток, и в чьих он сейчас руках – тоже не ясно. Весь город стоит на ушах, все мои люди задействованы, но результат по-прежнему нулевой… Уравнение с двумя неизвестными… Что делать? Кто виноват?.. И кому я буду должен отвесить звездюлей за весь этот балаган?.. Мм… да…»

Чувствуя, что засыпает, Гында помотал головой. Даже «винт», и тот уже не помогал. Подошел к столу и нажал кнопку переговорного устройства.

– Мариночка, – сказал он, – принеси мне, милая, свежего кофе и бутербродов.

Секунду помедлил и добавил:

– Эти – там?

– Да, – ответила секретарша. – Через три минуты все будет готово.

«Золото, а не девка! – ухмыльнулся он про себя. – С полуслова понимает. Умел Сандалов кадры себе подбирать, этого у него не отнимешь. Не был бы таким упертым, до сих пор бы в этом кресле сидел… Впрочем, вряд ли. Это кресло я с самого начала для себя готовил. Да и надоел он мне хуже горькой редьки. А вот кого сюда посадить, когда сам я в мэрское кресло пересяду, об этом подумать стоит! Если только выборы они мне не прогадят… С-сволочи!»

Он взял со стола последний выпуск «Глаховского вестника». Нахмурился. «Хроника необъявленной войны», – гласил заголовок на первой странице. – «А. И. Колпаков против П. В. Гынды».

Далее шло:

«…В ночь с 17 на 18 мая повсеместно на территории Центрального избирательного округа была в огромном количестве распространена и расклеена еще одна "чернушная" анонимная листовка, направленная против Петра Владимировича Гынды. Ее неизвестные авторы не потрудились придать содержащейся в ней информации даже минимальное правдоподобие. Война имиджмейкеров, "черных" технологов и их заказчиков против глаховских избирателей продолжается…»

«Идиотское начало! – ругнулся он про себя. – Надо было Плотника на это дело поставить. Он, кажется, раньше работал по этой части в Москве. И очень даже неплохо, насколько мне известно. А здешняя деревенщина… Да разве это журналисты!..»

«…На пресс-конференции семи кандидатов, несогласных с включением их газетами "Провинция" и "Глахов-Экспресс" в так называемый "список сторонников Колпакова", Петр Владимирович Гында решительно заявил: "Колпаков – зло для города! Я знаю отрицательное мнение о нем и его деятельности подавляющего большинства моих избирателей. Я разделяю это мнение…"

…Среди избирателей округа Петра Владимировича Гынды неустановленными лицами распространен противозаконный "грязный" агитационный материал, порочащий честь, достоинство и деловую репутацию Петра Владимировича…

…Одна из лояльных А. И. Колпакову газет назвала Петра Владимировича среди "эталонных представителей группы прямых родоначальников и проводников политики капитализации экономики области и края", а также использовала стандартное обвинение в "дружбе с Чубайсом"…»

Далее все в том же роде. Заканчивалась статья словами:

«…Страсти накаляются. Каждый день – новый бой, новое кровопролитие. То ли еще будет?..»