Тут, как назло, из ближайшего подъезда вышли две женщины с большими сумками и стали оглядываться – видимо, вызвали такси. Одна из них растерянно посмотрела мимо Кости, вторая, более бойкая, поставила сумки и уперла руки в бока.

– Лика, он где-то рядом. Сейчас найдем! Держись!

– Да, хорошо. Я в порядке, – женщина вдруг посмотрела на Костю, и он понял, что она красивая и несчастная.

Именно в таком порядке. Какие-то удивительного нежно-зеленого цвета глаза, тонкий нос и ровные брови. И при этом искусанные почти до крови губы. Уродливый бежевый пуховик, который как ни старался, не мог эту женщину испортить. И выражение лица такое, словно вот-вот под поезд бросится.

– Папа, там дядя тебе машет!

Такси, которое вызвали женщины, небольшой грузовичок, как раз обнаружилось за Костиной машиной – водитель, приоткрыв стекло, махал рукой, показывая, чтобы ему освободили проезд.

Костя вздохнул. Поставил Миру на землю и присел рядом. Как же все некстати! Нужно освободить дорогу, а потом как-то убедить дочь поехать домой.

– Мира, сейчас мы отъедем немного – видишь, дяде надо проехать. А потом я посмотрю, что с мамой…

– Нет! – Мира выдернула свою ладошку и даже за спину ее спрятала, словно почуяла вранье, а может, просто целый день стресса наконец дал о себе знать. Авария, несколько часов подряд рядом с невменяемым человеком. И все это в пять лет. – Ты уедешь. Ты бросишь маму! Я знаю!

– Мира, детка…

– Я знаю! Ты ее бросишь! Она говорила мне, что ты все сделал, чтобы ее бросить! Поэтому она несчастная. А она тебя любит и меня любит! И рука у нее болит! А ты плохой! И меня ты бросишь, как ее!

Вот же тварь! Так вот для чего она забрала ребенка! Чтобы рассказать Мире про развод и перетянуть дочку на свою сторону. Вот же зараза! Сколько они катались по городу, и она загаживала ребенку мозги? Два часа, три?

– Мира, зайка, я обещаю, что мы вызовем врача. Вместе. Я буду звонить, а ты слушать… Я…

– Отпусти меня! Отпусти! Я хочу к маме! Мама! Мамочка!

Костя попытался ухватить ребенка, но Мира внезапно стукнула ему кулачком по плечу и с силой выкрутилась у него из рук.

– Мира! Прекрати!

– Пусти меня к маме! Пусти! Ты плохой! Ты нас не любишь!

– Мира…

На них уже начали смотреть. Водитель грузовичка и те две женщины у подъезда.

Костя попытался достать телефон, чтобы позвонить няне, но тут ребенок рванул прочь.

– Мира!

Но она побежала почему-то не к маминой машине, как опасался Костя, а к тем женщинам у подъезда. Как к спасению.

С ревом, словно Костя тут похититель и собирался Миру украсть.

Пока бежала, уронила в грязь свой брелок, заметила и расплакалась еще сильнее, но, выхватив игрушку из талой лужи, все-таки добежала до цели и уткнулась совершенно незнакомой женщине в ноги.

Та от неожиданности выпустила пакеты, из которых прямо на снег посыпались вещи, посмотрела на Костю, словно он убийца какой-то.

– Простите. Ее мать, она не в порядке, – Костя как мог подбирал слова, хотя его душила злость. Твою мать, да если бы не свидетели, он бы уже вытряхнул Оксану из машины и вызвал дурку с полицией для принудительной госпитализации. Но Мира… Это для Кости бывшая жена – источник бед, а для нее – мама. Любимая и прекрасная. – Я сейчас посмотрю, что с ней, и вызову врача. Не могли бы вы…

Костя попытался сформулировать. Пока Мира рыдает в пуховик этой женщины, у него свободны руки – он может разобраться с Оксаной, позвонить няне и хоть немного понять, что делать дальше.

– У нас такси простаивает. Из-за вас, – вторая женщина недовольно нахмурилась. – Наше время тоже не казенное, почему бы вам…

– Маша, прекрати. Не видишь, девочке плохо, – у зеленоглазой голос оказался тихий и спокойный. Такой голос хотелось слушать часами.

– Тебе тоже плохо, однако остальных это мало трогает, – фыркнула вторая.

– Прекрати, ребенок же, – сказала зеленоглазая, потом смерила Костю оценивающим взглядом, поджала губы и кивнула: – Хорошо, я пригляжу. Только постарайтесь побыстрее. И еще, ребенка я от себя не отпущу, пока вы мне не покажете документы, что вы отец или родственник…

– Лика, нас такси ждать не будет. Ладно, давай я пока буду выносить вещи, раз ты тут…

Женщина махнула рукой и ушла в подъезд.

– Я отец.

– Папа плохой! – неожиданно включилась в разговор Мира и, еще крепче вжавшись в чужой пуховик, запричитала туда свои горести, уже глухо и неразборчиво.

– С такси я договорюсь, – Костя с трудом отвел взгляд от женщины, которая осторожно, словно драгоценность трогала, положила Мире на плечо руку.

Хоть что-то хорошее в этом дерьмовом дне! Видимо, Мира даже своим маленьким умишком поняла, что с мамой все плохо, раз побежала плакаться совершенно незнакомой женщине, а не открыла дверь маминой машины. Так или иначе, теперь у него есть немного времени.

Первым делом Костя вынул бумажник, не глядя выгреб оттуда наличные и сунул в окно водителю такси.

– Это за простой. Если кто-то сзади подопрет – пошлешь на хрен.

Водитель кивнул, пересчитывая купюры:

– Нет проблем, мужик. За такие деньги я еще и станцую. Если чего помочь – говори.

– Не знаю, может, и понадобится. Зависит от того, в каком она состоянии, – Костя кивнул на рендж ровер.

– Эка она машину уработала, наверняка корпус повело, – проворчал таксист. – Тут ремонт – половина цены. Синька?

– Хуже.

Решив первую задачу, Костя прикинул, как лучше. Позвонил в частную клинику, где Оксану знали и не раз промывали ее капельницами, договорился на то, что от них приедет частная скорая. Выдохнул. И пошел к своей испорченной машине и к своей бывшей жене. И если первое еще можно было починить, то со вторым он ничего не мог поделать.

Зеленоглазая женщина сняла с себя шапку и натянула Мире на голову. И оказалось, что женщине удивительно идет ее прическа и что волосы у нее каштановые, как и брови.

И перед тем как открыть дверь рендж ровера, Костя подумал, что, наверно, есть в мире везучий мужик, на которого такая женщина смотрит с любовью.

12.

Когда мы собираем все мои вещи, выходит на девять пакетов больше, чем упаковал щедрый и любящий муж. Огромную часть вещей он хитро перепрятал: например, хороший фен, какие-то косметические подставки, стильную мелочевку, даже канцелярию, которую мне дарили на работе – органайзер с цветными маркерами и прочими офисными инструментами. И конечно, по чистой случайности забытое серебряное кольцо с агатом.

– Оно тебе никогда не нравилось, – пожимает плечами Олег.

– Это тебе оно не нравилось. Это ты говорил, что оно слишком громоздкое. А мне оно нравится.

Я осматриваюсь еще раз и выдыхаю. Вот теперь все. В этой квартире моими остаются только сами оплаченные метры.

Олег рассеянно улыбается, но я понимаю – он вне себя. И очень злится. Еще бы – он рассчитывал, что его глупая курица-жена, потрясенная тем, что ее бросают, ничего не возьмет и уйдет вдаль, рыдая.

Или будет валяться в ногах, и тогда можно и дальше тянуть из нее деньги на несуществующий кредит и есть домашние пироги, добирая постель за порогом.

Наверно, если бы не было беременности – так бы и произошло. Бороться за себя мне кажется глупой мыслью, но за своего ребенка я готова биться до конца. И поэтому тут, в пакетах, каждая вещь пригодится. Это не жадность – это мое будущее.

И будущее ребенка.

Машка тыкает в телефон, вызывая грузовое такси – в обычное все вещи точно не поместятся.

На прощание Олег берет меня за руку и притягивает к себе таким родным и привычным жестом, что я поначалу глупо ведусь. Ведь мое тело помнит, как хорошо мне было с этим мужчиной. Какими уютными были его объятья. И сколько нежности он дарил мне.

“Он дарил ее в обмен на твои деньги”, – внутренний голос приходится очень кстати. – “А сам за твоей спиной кувыркался с другими. Он тебя использовал”.

Я вырываю руку, но не отступаю. Смотрю в глаза мужчине, который лгал мне все эти годы. Понимаю, что с любовью к нему я справлюсь, ненависть будет сильнее, она победит.

– Увидимся в суде, Олег. Ты рано расслабился. Стоило поиграть в эти игры подольше – и у тебя было бы все. И дура жена. И квартира. И пироги. И любовница.

– О чем ты, Лика? Я не понимаю, – Олега аж корежит, что его фокусы больше не работают, и я от осознания этого становлюсь сильнее.

– О жадности. Ты не проглотишь столько, сколько хапнул. Даже не рассчитывай.

– Лика! – зовет Маша уже из коридора. – Машина почти подъехала. Давай отнесем вниз вещи.

– Ну что ж, думаю, вы прекрасно справитесь вдвоем, – говорит Олег. – такие сильные женщины.

Месть мелкая, гаденькая, но меня она колет больнее, чем рассчитывает бывший муж. За меня вступается Машка. Что бы я без нее делала, наверно, с ума бы сошла.

– Конечно, справимся. Справилась же Лика на все это заработать и тебя еще, мудака, содержать.

Маша решительно берет пакеты и спускается вниз. Я иду за ней. Не оглядываясь.

На выходе из подъезда нашего такси нет, зато там творится какая-то дичь. Черный блестящий мерс представительского класса стоит, перегородив проезд. Дверь со стороны водителя распахнута.

Около машины взахлеб рыдает ребенок лет пяти, девочка, а мужчина в легкой куртке пытается ее успокоить.

Мужчина красивый, высокий. Словно сошел со страницы журнала. Широкие плечи, темные волосы, легкий загар, дорогая стрижка. На руке часы, которые стоят как три года работы, и два перстня с темными камнями. На щеке у мужчины свежая царапина.

Он выглядит так, как всегда хотел выглядеть Олег. И я невольно сравниваю их и понимаю – Олег не смог бы так выглядеть, даже если бы потратил на себя миллион долларов.

Да и выражения лица у Олега никогда такого не бывает – искренняя забота и беспокойство.

У подъезда еще одна машина – алый внедорожник, тоже с открытыми дверями. На водительском сиденье кто-то лежит, уткнувшись в руль.

– Маш, наше такси вон там. Ему не проехать, – говорю я. – Погоди, сейчас разберутся, наверное.

Машка грозно сдвигает брови:

– А нам тут мерзнуть, пока они разбираются? Пусть уберет свой мерс и дальше разбирается.

Подруга решительно собирается двинуться на водителя мерса, но ребенок всех опережает – вырывается из объятий мужчины.

Отбиваясь так отчаянно, словно его держат силой. А потом почти вслепую бегом летит прямо на меня.

Роняет игрушку, быстро поднимает, снова бежит и врезается мне в колени, повисает грузиком – громко и горько ревущим. Словно зверек, который от страха перед лесным пожаром заскакивает в машину к охотнику.

Среди рыданий можно только разобрать что-то про маму, которая болеет. Я на автомате прижимаю девочку к себе и готовлюсь защитить. Потому что когда ребенку так больно, обязательно должен найтись тот, кто спасет. Или хотя бы закроет от беды.

Я смотрю на мужчину. Он выглядит совершенно разбитым, трет руками лицо и пытается объяснить что-то про женщину в красной машине.

Похоже, это и есть мама, которая “болеет”.

– Ого. У богатых свои проблемы, – тихо говорит Машка, чтобы ребенок не услышал, но девочка самозабвенно ревет и, наверно, не услышит, даже если рядом стрелять из пушки. – Похоже, что пьяная. И машину разбила, бампер висит. Блин, мне бы такую тачку, я бы пылинки сдувала, а тут…

Мужчина не пытается оторвать от меня ребенка, лишь смотрит с такой болью во взгляде, что мне тоже хочется плакать.

13.

На Машино возмущение он кивает и обещает все уладить с нашим такси. И действительно – достает телефон, бумажник, и через пару минут водитель такси без споров сам помогает Маше отнести и загрузить вещи в грузовичок. При этом несет бережно и даже пару раз поднимается в квартиру, чтобы помочь с особо тяжелыми сумками.

Еще через десять минут с другой стороны двора подъезжает скорая-реанимация. Автомобиль новый, аж блестит, на боку эмблема частной клиники, самой дорогой в городе. Двое врачей перекидываются с мужчиной парой фраз и идут к красному внедорожнику.