– Не двигайся! – Дол положила руку с пистолетом на скамью. – Похоже, ты хочешь вскочить и убежать. Не советую этого делать. Или я буду стрелять. – Дол, сделав над собой усилие, продолжала смотреть в его жуткие глаза. – А теперь позволь мне рассказать до конца о Джанет и перчатках. Я не знаю, подозревал ты, что перчатки унесли из розария, или нет. Возможно, ты старался держаться подальше от сада, чтобы сказать, если перчатки все-таки обнаружат, что они исчезли из кармана куртки. Что было куда надежнее, чем попытаться унести их из розария и уничтожить. Ты, должно быть, здорово удивился, узнав, что перчатки нашли в арбузе. Я смотрела на тебя, когда ты услышал эту новость. Твоей выдержке можно позавидовать! Поэтому сейчас я не стану рисковать и нажму на спусковой крючок, если только попробуешь дернуться. Что касается Джанет, то, увидев, как ты прячешь перчатки еще в субботу вечером, она сразу поняла, что это ты убил ее отца. Не стану утверждать, будто понимаю ее. Хотя любовь зла, а Джанет от тебя без ума. Бог его знает, зачем она так поступила. Возможно, она не верит в возмездие, а возможно, пожертвовала дочерней любовью во имя другой любви. Или может, она рассчитывала впечатлить тебя своим рассказом о том, что совершила ради твоего спасения. Впрочем, не имеет значения.

Итак, еще вчера днем я поняла, что ты убил Сторрса. Но, даже поняв, кто убийца, я не могла в это поверить, потому что не находила мотива для убийства. Знала, что какой-то мотив должен быть, но не видела ни одного сколько-нибудь правдоподобного. Хотя все остальное сходилось: у тебя были перчатки и была возможность, так как никто, кроме преданного тебе душой и телом де Руда, точно не знал, в котором часу в субботу днем ты появился в Берчхейвене. Однако мотива по-прежнему не было, даже намека на мотив. Первую подсказку я получила вчера днем, когда Сильвия сообщила, что Циммерман сделал ей предложение. Меня поразили две вещи: во-первых, что он захотел жениться на Сильвии, а во-вторых, что он не хотел, чтобы она выходила за тебя. Но почему? Допустим, он уже давно тайно влюблен в Сильвию и молчал, чтобы не потерять друга. Тогда почему он так резко передумал, решив во что бы то ни стало расстроить вашу помолвку? Потому что, возможно, знал, что именно ты убил Сторрса? Не исключено. Но как он мог узнать и, самое главное, почему ты это сделал? Но затем я подумала: тот факт, что Стив сделал Сильвии предложение именно вчера днем, отнюдь не доказывает его страстного желания помешать тебе жениться на Сильвии. Быть может, он принял такое решение месяц, или неделю, или день назад и только ждал подходящего случая. Или, возможно, приняв решение, он сделал еще один шаг: решил обсудить сложившиеся обстоятельства с опекуном Сильвии. И действительно, в субботу утром Циммерман отправился в офис к Сторрсу, чтобы поговорить на весьма необычную тему, судя по тому, что Стив сказал Сильвии, столкнувшись с ней в коридоре, и по его явному нежеланию объяснять причину столь неожиданного визита. Теперь понимаешь, как я пришла к подобному выводу? Теперь понимаешь, почему меня натолкнуло на эту мысль предложение руки и сердца, которое Стив сделал Сильвии?

Нет ответа. Дол избавилась от необходимости выносить ужасный взгляд жутких глаз Мартина, потому что она их уже не видела. Мартин сидел, наклонив голову, вцепившись руками в край скамьи и монотонно раскачиваясь туда-сюда, словно метроном. Тем не менее Дол пристально следила за каждым его движением.

– Прошлым вечером я попыталась сложить кусочки головоломки и попробовала следующую версию. Циммерман решил, что ты не должен жениться на Сильвии. Он отправился к Сторрсу и так ему и заявил, объяснив почему. Похоже, Стиву удалось убедить Сторрса, поскольку тот сказал Сильвии, что готов убить кого-то голыми руками, хотя и не уточнил, кого именно, решив отложить тяжелый разговор на вечер в Берчхейвене. А когда ты пришел ко мне в агентство и узнал, что Сильвия столкнулась у кабинета Сторрса с Циммерманом, который вел себя крайне странно, ты понял, что Стив все рассказал Сторрсу – уж не знаю, что конкретно. Затем в три часа дня ты в компании Сильвии и Лена приехал к себе в поместье. Там тебя уже ждал Циммерман. Вы с ним удалились в твою комнату, и он подтвердил твои опасения. Он действительно все рассказал Сторрсу. Ты понял, что потерял Сильвию и вдобавок ее состояние. Я иногда задавала себе вопрос, что ты любишь больше: Сильвию или ее деньги? Думаю, ты сам не знаешь. Итак, единственным выходом было убить Сторрса. Что ты и сделал. Ты не сомневался, что Циммерман, узнав об убийстве, догадается, кто виноват. Однако ты свято верил, что твой старинный друг не станет тебя разоблачать. Не захочет, чтобы тебя приговорили за убийство. Не удивлюсь, если Циммерман в тот вечер обещал молчать, потребовав взамен отказаться от Сильвии. Это было бы логичным. Согласен? Интересно, ты отказался? Я не знаю. Так или иначе, вчера днем Циммерман попросил Сильвию выйти за него замуж, и той же ночью ты его убил.

Итак, вчера я собрала воедино все кусочки головоломки и наконец в два часа ночи решила пойти к Циммерману и, предъявив ему факты, добиться правды. Я надеялась припереть его к стенке. Но, когда я вошла в его комнату, он был уже мертв. Все, естественно, вписывалось в общую картину. Я оказалась права. Однако моя готовность действовать созрела слишком поздно, чтобы спасти Циммермана. А кроме того, существовала еще слабая возможность, что убийство совершил страстно преданный тебе де Руд. Однако я отбросила эту версию, услышав сегодня утром его показания Шервуду, из которых стало понятно, что он не знал об убийстве Циммермана, причем не потому, что он так утверждал, а потому, что он сказал, будто слышал, как Циммерман запер изнутри дверь. Если бы он убил Циммермана, то наверняка знал бы, что дверь была незапертой, да и вообще ему не имело никакого смысла кормить нас сказками. А значит, де Руд сказал правду. Он действительно слышал, как Циммерман запер дверь. В таком случае ты наверняка прятался в комнате Стива, когда туда приходил де Руд. Ты слышал их разговор и понял, что де Руд был в твоей комнате, но тебя там не нашел. И чтобы объяснить свое отсутствие, состряпал историю о походе на кухню за содой. Возможно, ты действительно ходил на кухню, но только в другое время. Ведь тогда ты прятался в комнате Циммермана. Ждал, когда он уснет, чтобы накинуть ему на шею шнур от лампы. Полагаю, ты рассчитывал, убив Циммермана, решить все свои проблемы. Не так ли? Ты рассчитывал, что, если он обретет вечный покой, никто не обнаружит мотив для убийства Сторрса. А нет мотива, нет и подозрений, не говоря уже о доказательствах. Все верно? Ты ведь думал именно так?

Фольц перестал раскачиваться, хотя по-прежнему сидел с опущенной головой, не глядя на Дол. Тем не менее он явно не сник от отчаяния. Судя по тому, как вздымалась его грудь, он к чему-то готовился, к чему-то такому, что требовало воздуха – воздуха и все больше кислорода для бурлящей крови. Нет, он, конечно, не сник, но при этом не пошевелился и ни слова не произнес.

Дол слегка пододвинулась. Незаметно для Фольца она схватилась левой рукой, скрытой складками юбки, за край скамейки, причем так крепко, что ногти впились в дерево, после чего отрывисто и резко заявила:

– Мартин, не надейся, что сможешь отмолчаться! Прежде чем мы уйдем, тебе придется кое-что мне рассказать. А точнее, что такого страшного Циммерман рассказал о тебе Сторрсу в субботу утром. Мне необходимо знать. Именно это я и имела в виду, когда говорила о признании. Но тебе не нужно признаваться в других грехах, они мне уже известны. Так что это было? – (Никакой реакции.) – Да брось! Я все равно узнаю. – (Тишина.) – Тогда посмотри сюда. Впрочем, не хочешь, не смотри. У меня ствол, в нем шесть патронов. Мне тебя нисколечко не жаль – и не потому, что ты убийца, а исключительно из-за Сильвии. Мне нет нужды это объяснять. Ты отлично знаешь, как я отношусь к Сильвии. Вот потому-то у меня нет к тебе ни капли жалости. Когда я тебя сюда привела, то была морально готова пойти даже на крайние меры. И можешь не сомневаться, моя рука не дрогнет. Ты в любом случае расскажешь мне, что Циммерман сообщил Сторрсу. В противном случае я в тебя выстрелю. Я хороший стрелок. И не стану тебя убивать. Но легко продырявлю тебе голень или лодыжку, не сходя с этого места. Естественно, сразу сбегутся люди. Я сообщу Шервуду все, что знаю. Скажу, ты напал на меня и мне пришлось стрелять для самозащиты. Тогда они займутся тобой. Шервуд, Бриссенден и остальные. Уж они-то наверняка выбьют из тебя правду…

Мартин наконец пошевелился, конвульсивно отпрянув от Дол. Но он смотрел не на нее, а на направленный на него ствол, затем поднял глаза на Дол:

– Будь ты проклята! – Это была ярость, вызванная постоянным страхом, бессильным отчаянием, глубоко проникшим в плоть и кровь. – Ты не посмеешь!

– Еще как посмею! Так что сиди смирно и не рыпайся. – Теперь Дол не сомневалась, хотя до этого момента и колебалась, что сможет выстрелить. Она была холодна как лед и непоколебима. – Я знаю, ты не переносишь физической боли. А я собираюсь тебе ее причинить. Если пуля заденет кость, будет ужасно больно. Я всего в шести футах от тебя. Итак, считаю до двадцати. Предупреждаю: дернешься – и я стреляю. – Дол подняла пистолет. – Раз… два… три… четыре…

На счете «двенадцать» Мартин в ужасе закричал:

– Остановись! Не надо!

– Тогда говори! Живо!

– Но позволь мне… Боже правый, позволь мне…

– Говори!

– Я… Я… Опусти пистолет!

Дол положила руку с пистолетом на скамью:

– Говори!

– Я… – (Дол было труднее встретить его взгляд, нежели нажать на курок, тем не менее она не отвела глаз.) – Много лет назад… была убита девочка. С ней ничего такого не сделали… только… только убили. – Мартин перевел дух. – Стив знал об этом. Меня никто не заподозрил. С какой стати? Я тогда был маленьким мальчиком. Девочку задушили проволокой. Стив знал, что я убивал мелких животных… Я ничего не мог с собой поделать, это было сильнее меня, поверь! Я должен был видеть, как они… – Мартин содрогнулся и замолчал.

Дол безжалостно потребовала:

– Продолжай! Не о том, что было когда-то. О том, что произошло здесь.

– Не о чем рассказывать… разве что о Стиве. Когда были задушены фазаны, он догадался, что это моих рук дело. Он обсудил со мной ситуацию. Мы с ним часто обсуждали… психологические проблемы. А потом он познакомился с Сильвией. Я ничего не замечал… сперва… Но примерно месяц назад он велел мне оставить Сильвию. Уйти прочь. Я отказался. Боже правый, Дол, разве я мог оставить Сильвию?! Разве я мог…

– Я не знаю. Кончай с лирикой. Продолжай.

– Это все. Я отказался. И продолжал отказываться. Тогда он пригрозил сообщить обо всем Сторрсу. Я не верил, что Стив на такое способен. Не знал, что он сам хотел заполучить Сильвию. Каково?! Стив! Мой самый любимый и близкий друг, который у меня когда-либо был, если не считать де Руда. Но я… я… видишь ли…

Запинающаяся речь Мартина насторожила Дол, а еще то, что его глаза, на секунду оторвавшись от ее лица, устремились на что-то у нее за спиной, а затем снова вернулись к ней, но теперь это были совсем другие глаза. К чести Дол, она даже не повернула головы. А соскочила со скамьи и прыгнула вперед, к кизиловому дереву, крутанулась и прижалась спиной к стволу. Теперь она видела их обоих: Мартина, который сидел на скамье, дрожа как осиновый лист, и де Руда, появившегося из зарослей кизила позади Дол и остановившегося в десяти футах от Мартина.

Мартин истерически молил:

– Де Руд, хватай ее! Она не станет стрелять! Хватай ее!

Дол подняла пистолет:

– Не приближайтесь ко мне!

Человек с телом обезьяны и интеллигентным лицом не обратил на это ни малейшего внимания. Он медленно и неотвратимо надвигался на Дол, не сводя с нее глаз. Он шел и успокаивающе приговаривал, явно обращаясь не к ней:

– Все в порядке, малыш, не двигайся. Все в порядке, малыш, не волнуйся. Она не выстрелит в меня… малыш…

– Стой! Я сказала: стой!

– Все в порядке, не двигайся, малыш…

Дол нажала на спусковой крючок – дважды. Де Руд упал. Она хорошо видела это, видела, как он барахтается на траве, видела, как, встав на колени, пополз к ней…

– Ты! Стоять!

Это был не ее, а какой-то чужой голос… или все же ее? Нет, это был мужской командный голос, голос мужчины, продиравшегося сквозь кизильник…

И тут Дол тоже рухнула на землю.

Глава 17

В четверг, около полудня, Лен Чисхолм, сидевший в детективном агентстве «Боннер и Раффрей», произнес:

– Черт, не верю ни единому твоему слову! Ты просто хочешь стать гвоздем программы. У Фольца не было шансов.