«Вот же настырный!» – подумала Тея. Так и хотелось отрезать: «Вот рак на горе свистнет…» – но вместо этого она сказала:

– Месяца полтора.

Это был срок, который лорд Дариен объявил ей, и не важно, как все сложится.

– О боже! – воскликнул денди. – Это же целый сезон!

– А я и хочу насладиться целым сезоном. Летом подробно поговорим об этом в Лонг-Чарте.

Авонфорт нахмурился, но Тея поняла, что он воспринял ее слова как гарантию согласия. Возможно, он и прав, но ее это только разозлило. А еще ей страшно хотелось покончить с ситуацией, которая сложилась с этим мерзким виконтом.

Утром в четверг она спросила у матери, что удалось разузнать мистеру Торесби, но тот пока не представил отчет.

На случай, если вдруг Кейв явится с визитом, она решила отправиться навестить Мэдди.

Кузина только-только встала и еще не переоделась в утреннее платье, но едва взглянув на нее, тут же спросила, словно других мыслей в голове не было:

– Ты уже виделась с лордом Дариеном?

Снимая уличную накидку, Тея инстинктивно солгала:

– Нет.

– Я тоже нет, но вчера вечером Кэролайн Кемберли сказала, что он вылитый Конрад, до кончиков ногтей! Выпей шоколаду.

Она крикнула горничной, чтобы та принесла еще одну чашку.

– Конрад? Какой Конрад?

– Корсар!

– А, Байрон, – сказала Тея, усаживаясь: поэма лорда Байрона «Корсар» тогда была у всех на устах. – Чем именно похож?

– В первую очередь манерами. – У Мэдди под рукой оказалась тоненькая книжечка, и она открыла ее на заложенной странице. – Слушай!

Загадочен и вечно одинок —
Казалось, улыбаться он не мог…

– Разве это не чудесно?

Было похоже, но Тея не согласилась:

– Звучит не очень-то привлекательно.

– У тебя в душе нет никакой романтики. Я умру, если не познакомлюсь с ним! Жаль только, что он нигде не появляется. Маман заявила, что его вышвырнут, если он осмелится.

Это не было секретом, поэтому Тея возразила:

– А моя, напротив, намерена восстановить его репутацию в обществе, поэтому у тебя появится шанс.

– О, прелесть! – воскликнула Мэдди и процитировала новый пассаж:

Постиг он приказаний волшебство,
И с завистью все слушают его.
Что верностью спаяло их, реши —
Величье мысли, магия души!

– Магия души! – прижимая книгу к груди, повторила девушка. – Представь, каково это: оказаться без сил перед человеком с непреклонной волей.

– Ужас полный! – не согласилась с ней Тея.

– Ты просто невозможна!

Вернулась горничная с чашкой на блюдце, и Мэдди наполнила ее шоколадом.

– Как жалко, что он безобразен.

– Дариен? Я бы не сказала… – Тея прикусила язык, и подруга не заметила ее оплошность.

– О, Конрад! – воскликнула Мэдди и процитировала еще отрывок:

Несхож с героем древности, кто мог
Быть зол как демон, но красив как бог, —
Нас Конрад бы собой не поразил,
Хоть огненный в ресницах взор таил.^[2]

Стараясь не рассмеяться, Тея отпила шоколаду.

– Бог – это старик с седой бородой?

– Нет: Аполлон, Адонис!

– Нептун с водорослями вместо волос?

Мэдди запустила в нее диванную подушку.

– Нельзя же верить всему, что говорит Кэролайн. – Тея поймала подушку и отложила в сторону. – Мне кажется, лорд Дариен не в твоем вкусе.

– У него огненный взор! – упрямо заявила Мэдди.

– У лорда Дариена? Кошмар какой!

– Настоящий Конрад, начиная с черных глаз. У Дариена такие же. Я должна познакомиться с ним, и как можно скорее. Обещай, Тея, если узнаешь, что он намерен появиться на каком-нибудь вечере, предупреди меня!

– Вообще-то, Мэдди, его лучше оставить в покое.

Она взяла книгу. Как любая другая молодая леди, она знала поэму почти наизусть, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы найти нужное место:

Он взором сам умел пронзать насквозь
С усмешкой дьявольскою на устах,
Чья ярость скрытая рождает страх;
Когда ж в нем гнев вздымался невзначай,
Вздыхало Милосердие: «Прощай!»

Мэдди не забеспокоилась, не испугалась, а лишь вздохнула:

– О! Восхитительно!

Тея захлопнула книгу.

– Ты на пути в Бедлам.

– Как это замечательно – сойти с ума!

Выдержав еще полчаса бредовых речей кузины, Тея попрощалась, но в голове у нее все крутился тот отрывок из поэмы. Он казался очень уместным. Это был человек, в котором она рассчитывала увидеть силу разума? Человек, у которого была причина – не важно, что давняя и не вполне правдивая – ненавидеть ее семью?

Вернувшись домой, она столкнулась с матерью в коридоре наверху.

– Как там Мэдди? – поинтересовалась герцогиня.

– Сходит с ума по «Корсару».

Леди Йовил оперлась рукой о стену.

– Только не говори, что она связалась с пиратом!

Тея засмеялась.

– Нет, конечно. Это поэма Байрона.

Герцогиня пришла в еще большее смятение.

– Лорд Байрон вернулся?

– Я о поэме. Не о поэте, мама. Конрад, Медора, Гюльнар, гаремы…

– А, это… Сплошная глупость, а не поэма. – Герцогиня продолжала говорить, провожая дочь до дверей спальни. – Медора была в полном праве заявить, что у ее мужа достаточно денег, чтобы оставаться дома и наслаждаться семейной жизнью. Зачем ему нужно было вновь отправляться в море и заниматься разбоем?

– Потому что мужчины терпеть не могут бездействие, им нравится опасность.

– Это правда. Ты слышала, что Кардью Фробишер серьезно пострадал, когда попытался перелезть через стену, чтобы проникнуть в Тауэр?

– Ради всего святого, зачем?

– Вот именно: зачем, если в Тауэр открыто несколько ворот? И это после того, как он остался жив на войне, получил всего пару царапин. Бедная его мать!

– Я всегда думала, что Медора сделала большую ошибку, пытаясь завлечь Конрада вечерами с музыкой и чтением, – сказала Тея. – Ей бы это удалось быстрее, если бы то были обильные ужины с возлияниями в мужской компании и после охоты.

Герцогиня рассмеялась.

– Какая у меня мудрая дочь! Ты станешь прекрасной женой любому джентльмену. Я вчера видела тебя с Авонфортом…

Она многозначительно замолчала, и Тея ответила:

– Да, он опять сделал мне предложение, но пока я не готова, мама.

– Ну да, ты говорила, что заслужила один легкомысленный сезон, прежде чем остепениться.

Но слова герцогини расходились с выражением глаз, в которых отчетливо читалось – тоже! – что сватовство – дело решенное.

У двери спальни дочери она спросила:

– Поедешь со мной в город сегодня?

Тея понимала, что во время утренних визитов встреча с Дариеном весьма маловероятна, но оставаться дома все же безопаснее. Если родители уедут, то она просто откажется его принимать, когда вдруг пожалует.

– Я лучше помузицирую, – сказала она. – Мне хочется сыграть завтра после ужина новую пьесу.

– Ах как это мило, дорогая!

Упомянув о званом ужине, Тея не могла не подумать о Дариене и о возможной встрече с ним, но музыка отвлекла, ровно до того момента, как возвратилась мать после визитов к своим светским знакомым. Все еще одетая, с порога она раздраженно заявила:

– Как это все надоело! Сколько несправедливых слов в адрес Дариена! Я пыталась смягчить их как могла, но ведь мне пока невозможно открыто выступить в его поддержку.

– Полагаю, да.

– Феба Уилмот покинула Лондон. Никогда тихий, частный отъезд не приобретал такого резонанса.

– Не надо ее осуждать, мама. Встретить Дариена для нее чрезвычайно болезненно.

– Наш лорд Дариен не несет никакой ответственности за смерть ее дочери. Пойдем ко мне, я переоденусь во что-нибудь более удобное, и тогда все обсудим. Даже мерзкого виконта не обвиняли в смерти Мэри Уилмот, – продолжила она по пути в свою спальню. – Так скоро родителей начнут обвинять за грехи детей. К несчастью, они к тому же оказались соседями.

Тея не расслышала.

– Кто оказался соседями?

– Дариен и Уилмоты. Мне кажется, если их дома разделяет площадь, это не вполне соседство.

– Кейв-хаус стоит на той же площади?.. – Тея от удивления открыла рот. – Это же невыносимо!

– Феба выносила вид этого дома несколько лет, – входя в комнату, заметила герцогиня с несвойственной ей резкостью.

– Но там никто не жил, – возразила Тея, – а теперь она каждый день могла столкнуться с одним из Кейвов.

Пока горничная помогала ей избавиться от шляпки и накидки, герцогиня сказала:

– В Лондоне Мэри Уилмот вообще не должна была выходить из дому поздно вечером. Мне кажется, она подумала, что садик на площади – место безопасное, потому что ключи от него имелись только у проживавших по соседству. Ах да. – Она взяла в руки сложенные листы бумаги. – Мистер Торесби представил предварительный отчет.

– И что там? – спросила Тея, ощутив зуд в пальцах от желания добраться до него.

– О, все как обычно: обучение на дому, потом Харроу, потом, конечно, армия. Я больше всего разозлилась на Веллингтона.

Тея удивленно посмотрела на мать.

– Почему?

– Не поверишь – это благодаря ему Дариена прозвали Бешеным Псом. К счастью, это прозвище не стало общепринятым. Только подумай: беднягу Фаззи Стейсихьюма прозвали Лохматым Псом из-за того, что в юности у него волосы росли, как им вздумается, зато сейчас он абсолютно лысый. И вот Вольф Волвертон – у него тоже была кличка, хотя он вообще истинный джентльмен, каких поискать. А Джек Миттон! Хотя… – Герцогиня задумалась и добавила: – Безумным того прозвали не зря.

– Мама! Давай вернемся к отчету. Там есть что-нибудь порочащее Кейва?

– Вообще-то нет. Хочешь, прочитай сама. – Она передала листы дочери. – Дариен мало занимается своими поместьями, но он не так давно уволился из армии. Уверена: когда он более-менее устроится, станет уделять им больше внимания. Не сомневаюсь также, что он выдвинется в парламент и в местную администрацию, возможно, захочет занять пост в Королевской конной гвардии, учитывая, что у него есть военный опыт.

Тея ушла к себе, чтобы прочитать отчет без помех. Ей показалось, что нужно предостеречь Дариена не спешить брать на себя слишком много обязательств, но в то ж время должным образом представиться ее семье.

Оказавшись в своей комнате, она просмотрела бумаги. Плотно исписанные страницы включали в себя счета и изображение фамильного дерева. Оно не было разветвленным: четверо сыновей в ряду Дариена, двое – в ряду его отца, и один в ряду деда.

В некоторых семьях увеличение количества потомков можно было рассматривать как прогресс, но не в случае с Кейвами.

Его мать, итальянку, звали Магдалена де Ауриа, и все, больше о ней не было ни слова. Она умерла, когда ее младшему сыну Фрэнсису Анджело исполнилось три года. Значит, Дариену в ту пору было семь. Его полное имя Горацио Рафаэло. «Ангелы, – усмехнулась Тея. – Сатана и Люцифер подошли бы больше».

Старший сын был назван в честь римского императора и философа Марка Аврелия – Маркус. Потом возник прилив оптимизма – второй сын стал Кристианом, а если полностью, то Кристианом Микеланджело.

Какое необычное желание подвигло дать такие имена? А какое желание скрывалось за ее именем? Теодосия – Дар Бога.

Она отбросила эти мысли и углубилась в чтение.

Торесби обнаружил, что Горацио Кейв был исключен из Харроу за драку, но ни слова о причине, как совсем ничего о Дари и о Канем Кейве. Здесь были данные об армейской карьере Дариена и десятилетнем продвижении от звания корнета до чина майора. Его быстро повысили до лейтенанта после сражения, в котором старшие офицеры его полка были убиты или ранены. Корнет Кейв взял командование на себя и успешно повел людей в атаку.

Тея сообразила, что на тот момент ему было шестнадцать лет.