Звезды из пепла (страница 13)
– Анна очень старалась и просила передать, что рисовала его ручкой с сердечками, чтобы вложить в рисунок свою любовь к вам.
Кусаю губы, чувствую дрожь во всем теле. Чтобы Сиера не заметила моего волнения, делаю пару шагов назад и начинаю копошиться в рюкзаке.
– Где ты сегодня будешь работать? – спрашивает Сиера.
– В саду. Роза сказала, что нужно полить цветы.
– Раз Роза сказала, – она разводит руками, – тогда нужно.
Роза обычно отправляет мне сообщения перед каждым воскресеньем, чтобы я знала, чем займусь, когда приду. Она говорит, моя помощь на вес золота. Волонтеры сюда особенно не заглядывают, а ей одной справляться тяжело. И хоть Роза и строит из себя напыщенную хозяйку, все же ценит меня. Она позволяет приходить к Сиере и заботиться о ней взамен на дополнительную работу в центре: будь то садовничество, уборка помещений или сервировка в столовой.
– Погода прелестная, Сиера. Вам стоит выйти на прогулку.
– Да, ты права. Пожалуй, схожу за шляпой и приду к тебе в сад.
Сиера отшатывается в сторону, и я подбегаю, чтобы взять ее за локоть. Она только отмахивается.
– Не надо.
«Простите, Сиера. Простите за все».
Ей хуже. И ничего уже не исправить.
* * *
Половицы в квартире Амадиса скрипят так громко, что это больно слышать. Серые обои с рисунком под мрамор, ободранные в нескольких местах, заставляют поморщиться. Я не люблю находиться у Амадиса. Его квартира пахнет дешевыми сигаретами. На полу кое-где валяется пепел. Я предлагаю Амадису помочь с уборкой, но он отказывается. Его мама совсем не занимается домом. Когда бы я ни приходила, здесь всегда грязно: мусор не выброшен, полы немытые, а окурки навалены горкой на кухонном столе.
Мама Амадиса – довольно закрытая женщина. Я видела ее лишь единожды, и то случайно. Мы столкнулись на пороге, когда Амадис пригласил меня в гости. Он надеялся, что мама вернется позже, и ее появление стало для нас сюрпризом.
Знакомство было неловким и каким-то несуразным. Элла оглядела меня с ног до головы, поздоровалась и буркнула что-то себе под нос. Амадис сразу понял, что нам обеим некомфортно, поэтому увел меня на улицу, пока его мама разувалась. Элла ни о чем меня не спросила, и я тоже не стала навязываться.
Сам Амадис о маме никогда не говорит. Я как-то решила спросить про его отца, но ответом мне стал лишь полный злости взгляд. Единственное, что удалось узнать, – родители в разводе, а у отца новая семья. Зная, какую боль может причинять тема расставания близких, я перестала спрашивать о родителях.
– Пойдем в комнату?
Амадис берет меня за руку и ведет к себе. Его комната – одно из самых чистых мест в доме. Амадис – перфекционист. Кровать застелена, на полках ни пылинки, полы блестят.
– Почему ты не разрешаешь мне прибраться там? – указываю на остальные комнаты.
– Если матери нравится жить в свинарнике, пусть живет.
– Но ты тоже тут живешь.
– Я не буду убирать за ней.
– Гордыня не позволяет?
– Желания нет.
Амадис закрывает на два оборота замок двери в свою комнату. И хоть его мама до позднего вечера на работе, он все равно одержим мыслью, что она может к нему ворваться.
– Боишься, что меня украдут? – игриво шучу я.
Амадис дергает желваками и выпрямляет спину. Он облизывает губы и пожирает меня взглядом. Темные-темные глаза будто прожигают во мне дыры.
– За сокровищами нужен особый уход.
Ладони Амадиса ложатся мне на бедра, он поднимает меня на руки и несет к кровати. Я обвиваю его ногами и кладу голову на плечо: терпкий аромат одеколона, исходящий от толстовки, ударяет в нос. Одна из его причуд: он любит душить вещи, в которых ходит.
– Чему ты так радуешься?
Замечаю, что его шея и лицо загорели. Амадис целыми днями играет на поле с командой. Его кожа стала гораздо темнее, а каштановые волосы выгорели на солнце и теперь походят на соломинки.
– Тому, что я забрал свою малышку, и у нас впереди весь вечер.
Амадис встретил меня на вокзале на своей синей «Тойоте» и не дал промокнуть под дождем. Погода испортилась, как только я села в электричку, поэтому возвращаться домой пришлось под грустную музыку в наушниках, оперевшись щекой о холодное стекло окна в поезде. Капли, одна за другой, скатывались по нему, и на сердце опускалась тоска. Я, прикрыв глаза, вспоминала, как хорошо было на катке. Как я любила раскатываться, прыгать, работать в хореографическом зале. Как любила мурашки, которые появлялись, когда правая нога (да, любимые суеверия фигуристов) ступала коньком на только что залитый машиной лед.
Но этого уже не вернуть. И я вынуждена учиться там, куда бы ни за что не поступила, если бы не требования родителей и их возложенные на мои плечи надежды.
– О чем задумалась? – Амадис утыкается носом в мою шею.
Его холодные мозолистые руки пробираются под майку и щекочут кожу. Они достигают живота, а затем поднимаются выше, доходя до талии.
– Забудь обо всем плохом.
Он убирает ладонью мои волосы в сторону и прикасается губами к ключицам. Я вздрагиваю.
– Мы идеально друг другу подходим. Во всем, – шепчет Амадис.
Он усаживает меня к себе на колени. Я хочу забыться, но вместо этого ощущаю резкий приступ боли в висках.
– Скажи, как сильно ты меня любишь, Бри.
Он останавливается, испепеляя взглядом, и ждет ответа, который ему польстит. Амадис не может жить без похвалы, его раздутое эго жаждет комплиментов и внимания.
Но я не отвечаю, только прикрываю глаза. И ему это не нравится. Он одним движением переворачивает нас так, что его тело нависает надо мной.
– Иногда мне кажется, что я одержим тобой.
– Одержимость – страшная вещь, – тяжело выдыхаю я, когда он сжимает кулаки, но продолжаю. – Можно заживо сгореть от одержимости к человеку, если он не одержим тобой так же сильно.
Молчание Амадиса заставляет меня не на шутку испугаться. Неужели он нашел скрытый смысл в этой фразе? Колеблюсь пару секунд, а потом решаю взять все в свои руки, пока у него не началась паническая атака.
Амадис смягчается, когда чувствует прикосновение к себе. Он тянется к моей шее и оставляет на коже влажный поцелуй.
– Как хорошо, что это не про нас. Мы два безумца, любящих друг друга до сумасшествия.
Не про нас. У нас ведь все взаимно, так?
– Да, – слабо шепчу я в ответ.
– Сегодня ты вернулась из библиотеки слишком загруженной. Может, исправим это?
Он целует меня в губы, не давая произнести ни слова. Однако я собираю все силы и легонько отталкиваю его, вспомнив кое-что очень важное. Он недовольно хмурится.
– Амадис, я совершенно забыла, что у меня встреча с Ребеккой в «Перекрестке». Мы договорились на шесть.
– Шесть? – переспрашивает он, поглядывая на часы. – Проклятье!
Амадис поднимается и взъерошивает волосы. Я поправляю одежду и роюсь в кармане в поисках мобильника, чтобы избежать неловкости.
– Никак перенести эту встречу?
– Мы давно договорились, – отвечаю ему.
– Ладно, – он ругается себе под нос, идя к двери, – я сейчас вернусь.
Комната такая просторная без него. Когда Амадис выходит, солнце вдруг пробивается сквозь облака и лучи освещают пространство. Я любуюсь небом, стоя у окна, и стараюсь унять тревогу в душе.
– Я купил тебе ящик персиков, – кричит Амадис, – думаю, это лучшая новость за сегодня?
Ящик персиков? А вот это уже греет душу! Все, с кем я знакома, знают о моей персиковой зависимости. Если я не съем персик, значит, день прошел зря. Как они пахнут! Какие сочные и сладкие!
– Да ладно! Целый ящик?
– Я – лучший парень в мире, да?
Он не упускает возможности получить комплимент. На самом деле дома персики закончились еще вчера, и я думала вечером забрать несколько из «Перекрестка», но, похоже, уже не нужно.
– Вот и я. – Амадис возвращается с тарелкой в руках. – Персики для принцессы.
– Спасибо! – целую его в щеку и хватаю персик. – Ты их даже помыл!
– Ты не ешь немытое. Конечно, я помыл.
Откусываю персик. Губы растягиваются в улыбке от удовольствия.
– Сколько сейчас? Успеваю?
Надеюсь, что не опаздываю на встречу с подругой.
– Доешь и поедем, – вдруг заявляет Амадис.
– Поедем? – Кажется, я понимаю, к чему он клонит. – Думаю, тебе не стоит сидеть с нами за девчачьими разговорами.
Я морщу нос и отставляю тарелку подальше от себя. Ненавижу, когда он так делает – лишает личного пространства.
– Я не буду слушать. Просто подожду, а потом отвезу тебя домой.
– Я не драгоценный алмаз, чтобы так заботиться о моей сохранности и довозить до дома, Амадис. – Я выдыхаю. – Пожалуйста, прислушайся ко мне. Мы же уже говорили на эту тему.
– Мне просто хочется больше быть с тобой рядом. Тем более… – он меняется в лице, – кое-что недавно произошло.
– Снова?
Резкие покалывания в боку рассыпаются по всему телу, как мелкие иголки. Эта новость рождает в голове миллионы теорий, что могло случиться. Я беру его ладони в свои и будто жду приговора.
– Снова.
Мир уходит из-под ног. Только не это… Глубоко вдыхаю, а затем на выдохе сосредотачиваюсь на глазах Амадиса.
– Рассказывай.
Глава 14. И так красивая
Трестен Райд
Я ставлю мешок с картофелем в подсобку и, вытирая грязные руки о фартук, исподлобья смотрю на Хуана. Он выглядит удовлетворенным моей работой. Я перетаскал уже шесть мешков с улицы в подсобку. С меня стекает пот, и футболку можно выжимать как половую тряпку.
– Отличная работа, Трестен. А в тебе больше силенок, чем я думал.
Хуан протягивает руку, и я отвечаю рукопожатием. Усмехаюсь и отхожу, вытирая краем футболки свое лицо.
– Можешь пойти умыться, – показывает он рукой направо. – Там у нас ванная комната.
– Спасибо, было бы здорово освежиться.
– Иди, а потом я расскажу тебе о работе в зале и за кассой.
Я киваю и прохожу мимо Хуана. Сегодняшний день потрачен на адаптацию к работе. И меня это нисколько не беспокоит. Большие планы есть на завтра: окончательно разберусь с вещами и начну поиски дома матери – в письме она оставила свой адрес.
Следую по коридору, ведущему к ванной комнате, размышляя, как было бы круто купить холодного пива и выпить его на берегу вечером. Захватить пачку чипсов с паприкой и беконом и посмотреть футбол, сидя на теплом песке. Но не успеваю повернуть за угол, как кто-то налетает на меня и носом утыкается в грудь.
– Эй! – следует резкий негодующий крик.
Я опускаю голову и вижу макушку с белокурыми волосами, доходящими до плеч. И, когда девушка наконец выпрямляет спину, я узнаю ее. Лусия, с которой нам сегодня так и не удалось познакомиться.
– Извини, – она произносит это высоким голосом, – я тебя не заметила.
– Твой нос знатно врезался мне в грудь, – смеюсь я.
– Да, он у меня такой, острый, – Лусия хихикает, поглаживая нос, – но я люблю его. И в горбинке есть свой шарм. Ты не думай, меня этим не обидеть. Я привыкла.
Недоумевая, поднимаю бровь. Я не мог и подумать, что она комплексует. Абсолютно нормальный нос, я и не заметил горбинки, пока она не сказала. И в мыслях не было намекнуть ей на ее изюминку.
– Я не имел в виду ничего такого, – потирая руки, говорю ей.
На Лусии маленький обтягивающий белый топ, по цвету сливающийся с ее волосами. Пусть вырез и скромный, но длина топа явно неприемлемая для работы. Это определенно не понравится Памелле. Хмыкаю и спрашиваю:
– По каким дням ты работаешь?
Она хлопает глазами, а затем обводит меня внимательным взглядом.
– Я тут с понедельника по среду. Работаю из-за матери. – Лусия прерывается и моргает левым глазом три раза.
Я понимаю, что это нервный тик, и делаю вид, что не обращаю на него внимания. После секунды неловкости Лусия продолжает:
– Я должна как-то оправдать надежды и принести домой немного бумажек.
– Родители давят?