Эйр не дает ей закончить фразу, врезав локтем прямо в лицо. Та валится навзничь, теряет нож и хватается за нос. Тогда та, что с черепом, набрасывается на Эйр и тянет ее назад. Эйр достает до ее руки и перебрасывает через себя, так что девица ударяется головой о тротуар.

– Ты мне, блин, нос сломала, –  хрипит девчонка с драконом с противоположной стороны улицы. Эйр оборачивается к ней, та стоит склонившись вперед и прижимает рукав толстовки к носу.

– Совсем, на хрен, сдурела, –  скулит она.

Эйр крепко хватает ее за руку и уже собирается оттащить на тротуар, когда сзади налетает девица с черепом. На этот раз она бешено размахивает зажатым в руке баллончиком с краской. За это время девица с драконом успевает подобрать с земли нож, но Эйр хватает ее за запястье, нож снова падает, и ей удается отпихнуть его подальше, под одну из припаркованных машин.

Она бросает девицу с драконом рядом с гаражной дверью, но замечает, что за ней наблюдают. За занавеской в темном доме, стоящем рядом с гаражом, стоит девчонка того же возраста, что и те две, с которыми она только что дралась. Зажигается свет, и в окне появляется женщина постарше в накинутом на плечи халате.

Женщина оттирает девчонку от окна и начинает звонить по мобильному, движение губ выдает, что она просит соединить ее с полицией. В ожидании ответа она пугливо поглядывает на улицу.

Эйр потягивается, делает глубокий вдох и пытается вернуться в состояние равновесия. Она стирает кровь с треснувшей губы, засовывает руки в карманы и идет дальше.

2.

На следующее утро, когда Санна отправляется на машине к старому известняковому карьеру в восточной части острова, земля покрыта тонким налетом инея.

Гигантский кратер наполнен стоячей водой бирюзового оттенка. У кромки воды уже примостились машина «Скорой помощи», пикап спасательной службы и полицейский автомобиль с распахнутыми дверями. Спасатели возятся со своими резиновыми комбинезонами, пытаясь сложить их на ветру, чтобы потом запихнуть в багажник пикапа. На носилках в открытом мешке для трупов лежит тело девочки. Кто-то осторожно поправляет, убирая в чехол, ее длинные рыжие волосы.

Санна припарковалась и вылезла из машины. Земля кажется онемевшей под ее сапогами, повсюду меж корней и булыжников виднеются кроличьи норы. От летних купальщиков остался разбросанный по земле мусор. Пластмассовые столовые приборы, обертки от мороженого и треснувшая бутылка из-под вина. До нее доносится шум моря, накатывающего волны на прибрежные камни в нескольких километрах отсюда. На этом острове ты слышишь его повсюду, где бы ни находился.

Карьер –  излюбленное место для купания. В отличие от мелководных бухточек, где всегда толчея, в него с легкостью можно занырнуть в поисках приятной прохлады. Впрочем, в остальное время года это место заброшено и пустынно. Кроме лежащего на земле мусора о присутствии людей напоминают лишь мостки с ржавой лесенкой и две крошечные кабинки для переодевания, притулившиеся за рощицей.

Санна понуро смотрит на тело, лежащее на носилках. Издалека девочка выглядит маленькой и совсем худой, ее ноги раскинуты, как у мертвой птички.

Комиссар криминальной полиции Бернард Хельквист вылезает из своего автомобиля, взглянув на нее лишь мельком. Санна вспоминает, как раздраженно звучал его голос по телефону. По утрам он всегда в дурном настроении, и сегодняшнее утро исключением не стало. Высокий, мускулистый, широкоплечий комиссар переминается с ноги на ногу, обхватив себя руками, чтобы хоть немного согреться. В уголке рта торчит сигарета, зажатая меж тонких губ. Только высосав весь никотин до капли, он небрежно роняет окурок на землю. Сузив глаза, он щурится на нее и коротко кивает в знак приветствия.

– И надо же этому было в воскресенье случиться, –  произносит он. – Я сегодня матч собирался смотреть.

– А где остальные? –  интересуется Санна.

– Йон был здесь, но уже уехал. Делать-то особо нечего. Не стоило тебе звонить, могла не приезжать. Но нам надо было вытащить ее из воды, чтобы убедиться, что это самоубийство.

– Я все равно ничего особенного не делала.

Он улыбается ей, потом проверяет время, взглянув на мобильный.

– Нам известно, кто она? –  спрашивает Санна.

– Зовут Мия Аскар. Четырнадцать лет, скоро должно было пятнадцать исполниться. Официально мы ее еще не опознали, но мама приходила в управление несколько дней назад. Заявила об исчезновении дочери. У нее при себе было фото, и описала она ее очень подробно. В общем, я не сомневаюсь, что это она. Черт бы подрал этих современных подростков-эгоистов.

Санна резко вскидывает на него взгляд.

– Ладно, ладно, –  бормочет он. –  Прости. Но хоть немножко я могу позлиться. Это же младший внук, да еще его первый выездной матч.

– Совсем скоро сможешь смотреть футбол целыми днями. Всего две недели осталось.

– Знаю я. Вряд ли они так уж быстро пролетят.

Санна вздыхает.

– А как же криминалисты?

– Так ведь самоубийство.

– Но они приедут?

– Они сейчас в северной части острова. Проникновение со взломом в одно из зданий старой военной базы. Но даже если б они не были заняты, ты не хуже меня знаешь: на такое дерьмо они больше не ездят.

Санна старается подавить раздражение: Бернард всегда называет самоубийства дерьмом. Может, потому, что они становятся все привычнее на острове, а может, потому, что полиция на такие вызовы приезжает теперь с единственной целью –  прибрать и вывезти мусор.

– Нет, ну если ты настаиваешь на том, чтобы мы с ними ссорились и требовали, чтобы они приехали… –  начинает он недовольно.

– Перчатки дашь? –  она не глядя протягивает руку.

Он достает из машины коробку, кидает ей и ухмыляется:

– Черт, что ты без меня делать-то будешь?

Санна ничего не отвечает. Бернард поправляет потертый ремень на широченных вельветовых брюках и следует за ней к мосткам.

– Ее один собачник заметил, когда своего пса тут выгуливал, –  поясняет он. –  Лежала на поверхности воды в самом глубоком месте. Бедняга до полусмерти напугался. Решил, что озерную деву ^[2] увидал.

– Он что, живет где-то поблизости?

– Нет. Тут никто поблизости не живет. Он сказал, что вывозит иногда сюда собаку на прогулку.

На девочке, лежащей на мостках, из одежды одни только поношенные джинсы. Волнистые рыжие волосы липнут к щекам, плечам и груди и похожи скорее на еще один слой кожи. Во всем ее облике чудится какой-то покой. Если бы не посиневшие губы и не растопыренные, застывшие в окоченении пальцы ног, можно было бы подумать, что она забылась глубоким сном.

Санна натягивает перчатки, обходит тело и начинает осматривать руки девочки. Ни царапины, ногти чистые и аккуратно подстрижены. Она осторожно разворачивает кисти запястьями вверх и видит следы порезов.

– Эй, я слыхал, ты опять отказалась от завидного предложения, –  произносит вдруг Бернард.

– У Йона просто сестра работает в том новом агентстве недвижимости, –  поясняет он, не дождавшись от нее ответа. –  Так что все в курсе, что ты опять отказалась от нескольких миллионов за участок…

– Люди вообще много болтают.

– Может быть. Но разве это так уж плохо? –  Санна вскидывает на него раздраженный взгляд. – В смысле, отпустить прошлое.

– Я отпустила.

– Да, но ты же до сих пор…

– У меня есть все, что мне нужно, –  обрывает она его на полуслове.

Бернард щурит глаза на ярком солнце.

– Ну да, ты знаешь, что я об этом думаю, –  отзывается он.

Порезы на запястьях девочки ровные и глубокие. В один из них забилось что-то вроде ржавчины, но когда Санна прикасается к ней, та осыпается, как песок.

– Скоро день рождения Эрика, –  произносит она и замечает, как Бернард сразу скис.

– Да, точно. Ему бы сейчас четырнадцать исполнилось?

– Пятнадцать.

Бернард криво улыбается. Санна аккуратно кладет руки вдоль тела девочки.

– Мы ему всегда обещали, что будем учить его водить мопед там, на дорожке, которая ведет к дому, и в этот день рождения он сможет сдать на права –  продолжает она. –  Патрик даже купил «Дакоту», когда он родился, и сам ее усовершенствовал.

– «Пач Дакоту»? Классика.

Санна молчит.

Бернард заговаривает снова:

– Знаю я, это чертовски ужасно. Но он не вернется, ты же понимаешь. Ни он, ни Патрик. А ты не старуха и не страшилище, еще могла бы кого-то встретить. Неужели ты думаешь, что твой парнишка был бы против? Чтобы ты двигалась дальше?

Санна продолжает молча обследовать тело девочки.

– Одно я, во всяком случае, точно знаю, –  не сдается Бернард. – В том доме его уже точно нет. И, держась за все это в попытке сохранить ощущение их близости, ты врешь сама себе. Если хочешь моего совета, так окажи себе услугу и продай дом. Двигайся дальше.

Она осматривает лицо девочки, но не находит никаких признаков насилия. Далее взгляд ее начинает блуждать по сторонам, исследуя землю вокруг тела. Ничего, даже ни одного насекомого.

– А бритву нашли? Или то, чем она это сделала?

Бернард принимает враждебный вид.

– Здесь больше делать нечего. Осталась одна бумажная работа и разговор с семьей. Если только ты сама не хочешь понырять и поискать бритву.

Подходит один из спасателей и останавливается рядом в нерешительности, не зная, к кому из них следует обратиться.

– Что там еще? –  поторапливает его Санна.

– Просто хотел сказать, что вот это мы трогать не стали, –  он указывает на волосы девочки. В рыжих локонах запутался кусок толстого шнура из туго сплетенных хлопковых волокон. Он обвивается вокруг чего-то, по виду напоминающего черную резинку. Хотя длиной шнурок всего пару десятков сантиметров, каким-то образом он смог накрепко запутаться в волосах на затылке.

– Я это просто к тому, что обычно вся дрянь типа водорослей, мусора и всего такого, что прилипает к ним, пока они в воде, обычно сразу отваливается, когда мы их вылавливаем, –  продолжил он. –  Но эта штука крепко прицепилась. А никого из криминалистов не было, так что…

– Да-да, вам не о чем беспокоиться, –  успокаивает его Бернард.

– Вы там ничего такого не видели, от чего это могло оторваться? –  спрашивает Санна.

– Нет, –  отвечает спасатель. –  Но в этом карьере какой только сор не плавает. Это может быть от чего угодно.

– Спасибо, –  благодарит его Санна. – А санитарная машина уже едет?

– Да.

– Вскрытие –  пустая трата сил и времени, –  ворчит Бернард, когда спасатель убегает дальше.

– Ты же знаешь, что в таких случаях оно всегда делается.

Он косится на талию девочки. Там, над самым поясом джинсов, кто-то вывел на коже число 26. Синие чернила потускнели, как будто надпись была сделана давно. Или как будто кто-то пытался ее стереть.

– Тебе это о чем-то говорит? –  интересуется Санна.

Бернард мотает головой.

– Но похоже на фломастер. У меня внуки себя фломастерами разрисовывают, как только они им в руки попадают. Потом никакими силами не ототрешь. Даже если стирать при 95 градусах. Так что она наверняка чем-то таким себя разрисовала.

Санна вновь разворачивает к себе руки девочки.

– Она это не сама сделала.

– Конечно, сама, –  устало возражает он. –  Она себе вены порезала. Ты же видишь. Хватит уже.

– Я не про это. Я говорю, что она не сама на себе вот это написала. У нее ни пятнышка ни на пальцах, ни на ладонях. И…

Она переходит на другое место и встает у девочки в ногах. Бернард следует за ней.

– Это кто-то другой написал. Кто-то, кто стоял напротив нее.

– Ну хорошо-хорошо, –  сдается Бернард. – У нее наверняка был парень или приятель какой-нибудь, вот он это и сделал. Но это все равно остается самоубийством.

– Ну так что, мы закончили? –  спрашивает он, не дождавшись ее ответа.

– А Экена поставили в известность? –  отвечает она вопросом на вопрос.