– Верно. А это откуда знаешь? – еще больше насторожился старлей. Да и старшина стал пристально осматривать кусты, при этом еще контролируя меня, встав чуть сбоку.

Командир-пограничник под моим требовательным взглядом все же достал листок приказа, и я изучил его, сравнив данные с удостоверения.

– Все верно, вы действительно патруль. А так я видел вас дня два назад на перекрестке. Вы там движение регулировали и выборочно проверяли машины и людей. Выцеживали армейцев и собирали их в группы. Наверное, на сборный пункт отправляли, только я этого не видел, мы уже мимо проехали. С документами все в порядке, настоящие.

Вернув документы в карман, старлей не сдвинулся с места, изучая меня. После чего спросил:

– А ты объяснить ничего не хочешь?

– Нет. Только проясню, почему вас остановил. Эта дорога ведет на смолокурню. Там была банда в девять человек, хотя людьми их называть это я поспешил. Они отлавливали всех беженцев, что туда сворачивали. Грабили и убивали. Перед смертью жертв мучили, я могильник посмотреть успел, не меньше пятнадцати жертв. Точно не скажу, в овраг не спускался. С фантазией оказались подонки. В перестрелке я их уничтожил, освободив двух женщин-заложниц, думаю, не надо говорить, что бандиты с ними делали. На смолокурне у них склад армейского имущество, видимо, на одной из разбитых колонн собрали, пулеметы, автоматы ППД, три там еще в пушечном сале в ящике, винтовки и гранаты. У нас там целый бой был, патроны они не жалели.

– Сам уничтожил? – с недоверием спросил старшина, который впервые подал голос.

– Сам. Я сын лесника, а бандиты только знали, какой частью оружие нужно прижимать к плечу и с какой стороны пули вылетают. Они, видимо, самозарядками пытались воспользоваться, да не сумели. Там две винтовки с заклинившими затворами лежали. Карабинами и винтовками Мосина пользовались, ну и пулеметами. Еще у командира был ППД, поливал по опушке, где я укрывался из него, как из шланга водой. Настоящий бой с их стороны был, а у меня винтовочка тихая и точная. Один выстрел, один труп. Бой вести в помещениях совсем не умели, не прикрывали друг друга, в одиночку отстреливаясь, так что шансов у них не было. Деревья к зданиям близко были, метрах в тридцати, вот я и бегал по опушке вокруг поляны да отстреливал.

– Развелось этих бандитов на дороге. Только троих час назад расстреляли за грабеж с убийством, – сказал старшина, на что старлей только кивнул.

– Хм, наши документы ты посмотрел, теперь хотелось бы посмотреть твои. Разрешение на оружие есть?

Фраза была произнесена с явной иронией, тут старлей не хуже меня понимал, что никаких документов у мальчишки быть просто не может. Правда то, что винтовку у меня не пытаются отобрать, было им в плюс, но и иронизировал тот зря, я также спокойно достал из нагрудного кармана рубахи лист бумаги с печатью и протянул ее ему.

– Охотоводство Сланцевского района Ленинградской области. Выдана Полякову Александру Кондратьевичу, внештатному сотруднику лесничества. Номер оружия указан и возраст. Одиннадцать… а, уже двенадцать лет. Выдан… Хм, Поляковым. Кэ, Гэ? Отец, что ли?

– Отец. Он у меня лесничим был, пока в армию не призвали, вот и выдал.

– Ну эта справка действительна только на территории указанного района, но как документ пойдет. А теперь все же проясни мне один прелюбопытный момент. Документы ты мои быстро пролистал, явно знал, куда смотреть. Значит, действительно знаешь, как распознать фальшивку. От кого узнал?

– От одного капитана-пограничника. Гордеев его фамилия, – ответил я, убирая справку обратно, мне ее вернули.

– Не Антон ли часом?

– Да, Антон Васильевич.

– Да ладно, – широко улыбнулся тот. – Он же мой свояк, мы на сестрах женаты. Как он? Где его видел?

– Умер он, многочисленные осколочные ранения живота и таза. Газовая гангрена и все остальное сопутствующее. А видел я его в полевом госпитале километрах в семидесяти отсюда. Сейчас покажу.

Достав из-за голенища сапога трофейную карту, я острозаточенным карандашом указал на лес, где стоял госпиталь.

– Вот тут хоронили умерших от ран. Четвертая братская могила от тополя, он там похоронен. Карту себе оставьте, закончилась она, все равно выкинуть хотел.

Было заметно, что старлей, а его звали Сергеем Шальским, сильно расстроен. Он взял карту и стал осматривать ее.

– А ведь мы тут недалеко почти две недели постом стояли. Кто же знал?

Шальский отошел в сторону, ему явно было не до разговоров, видимо, погибший капитан был ему близким другом. Не только свояком, так что нить беседы перехватил старшина:

– Оттуда карта?

– Трофей, с лично убиенных немцев снял. Дней десять назад на лагерь моей семьи наткнулись немцы, видимо дозор. Два мотоцикла дальше, не останавливаясь, проехали, а один встал. Решили пошукать у нас в телегах. Я от родника с ведром воды шел, первым их увидел. Подкрался и застрелил. Наган у меня тогда был. Мотоцикл и все оружие отогнал к нашим, горючки хватило, а мне там подзатыльников надавали на просьбу выдать справку, что это я убил немцев и добыл технику с оружием. Видимо, решили себе приписать захват и бой. Командовал там некто старший лейтенант Заславский, командир сводного батальона. Потом, спустя несколько дней, когда мы на дороге под дождем двигались, еще застрявший бронетранспортер встретили, там немцы внутри сохли и обед себе готовили на примусе, я их побил из пистолета, но вытаскивать машину из грязи не стал, хотя возможность такая была. Знаю теперь, как наши командиры встретят такой трофей, мне подзатыльников с первого раза хватило. Так что сжег я бронетранспортер. Правда, карты в нем не было, это с первых трофеев.

– Наверное, не только карту взял? – сказал вернувшийся старлей. Карту, что я ему отдал, он уже убрал в свой планшет.

– Вот что, старлей, – ткнул я ему пальцем в грудь. – Я исповедую закон, что в бою взято – то свято. Вот только попробуйте полазить у нас в телегах или повозках. Перейдете в стан врагов, там трофеи и они мои. А в лесу даже у вас против меня никаких шансов. Я ясно пояснил эту ситуацию?

– Вполне, – неожиданно улыбнулся тот. – Обещаю, осматривать повозки не будем.

Не зло или как-то иронично, а по-доброму улыбнулся, как старший брат младшему, что недавно накосячил.

– Так ты не один? – влез в разговор старшина.

– Нет, конечно, много нас Поляковых. Одних детей девять, считая меня. Мама, бабушка с дедом. Они там, в лагере рядом со смолокурней, да и освобожденные заложницы тоже.

– Мы тут проедем? – кивнул старлей на узкую дорогу к смолокурне.

– Поскребете бортами по веткам, но проедете, – уверенно ответил я. – Вот если бы машина крытой была, то нет, там несколько низко висящих веток имеется. Задрали бы брезент и дуги поломали.

– Товарищ старший лейтенант, – подал голос водитель, что поднял капот со своей стороны, и проныл: – Бензина километров на десять осталось.

– Это не проблема, я слил с трофейного бронетранспортера бензин, четыре полных канистры. Поделюсь. Дам одну… Нет, даже две, не жалко.

– Договорились, – усмехнулся старлей.

– Кстати, вы ели?

– Пока не успели, вчера ужинали только, запас продовольствия к концу подошел.

– Отлично, наши уже должны были приготовить обед, сейчас доедем до лагеря, похлебаем супу и за работу. Буду показать, что настрелял. Надеюсь, трофеями поделитесь?

– Вот тут губу не раскатывай. Я обещал в телеги не лезть, это выполню, а все остальное сдать придется.

– Черт, – искренне сказал я в пространство, под усмешки старшины и старлея.

Нормальные парни оказались.

– Давай в кузов, дорогу покажешь.

– Хорошо.

Одним броском оказавшись в кузове, он был почти пуст, один ящик из-под патронов и сидоры бойцов, вот и все. Негусто. Водитель завел машину и, вернувшись в кабину, с хрустом врубив передачу, медленно повел машину по узкому туннелю. Сидеть пришлось на корточках, скамеек не было, а ящик занят, ненапряжно.

– Вот там метрах в тридцати тело беженки. Убита, – указал я старшине.

Тот, прищурившись, посмотрел в указанную сторону и кивнул, мол, запомнил. Мы метров на двести успели отъехать от перекрестка, как сидевший рядом молоденький рыжий курносый пограничник со сбитой на затылок фуражкой привлек внимание старшины, что сидел рядом со мной, и указал назад. Обернувшись, я тоже увидел морду крытого ЗиСа, что следовал за нами. За ним виднелись еще машины, две точно, но вроде было больше. Видимо, командир какой-то автоколонны, заметив, что какая-то машина ушла с забитой дороги, и приказал поворачивать следом, надеясь, что эта дорога выведет их из леса.

– Не проедут! – стараясь прокричать рев мотора «полуторки», сообщил я. – Тут ветки низкие, крытым машинам не пройти, рубить надо.

– Топор есть? – уточнил старшина.

– Только в лагере. Пилы и топор. Плотницкий инструмент отца.

– Понял.

Старшина тут же застучал по фанерной крыше «полуторки». Грузовичок сразу остановился, открылась дверь и на подножку встал старлей.

– Что?

– У нас попутчики, – махнул за спину старшина. – Сашка говорит, скоро встанут, не проедут, ветви низко висят, дорогу чистить надо. У него в лагере инструмент есть.

– Там вроде санитарный автобус, – привстав на цыпочки, щурясь, присмотрелся тот. – Может, раненых везут? Вот что, старшина. Бери бойца, остаешься тут, встретишь их. Если раненых везут, поможешь. Если нет, пусть задним ходом выбираются на дорогу, недалеко уехали.

– Иванов, за мной, – скомандовал старшина и первым покинул кузов машины с винтовкой в руках.

За ним последовал один из пограничников, молодой парень, явно второго года службы, слушком все справно на нем сидело, да и движения были как у опытного солдата. Стралей вернулся в кабину, и мы продолжили движение. В некоторых местах действительно ветви висели над дорогой, и проезжали там осторожно, в паре мест даже руками из кузова приподнимали ветви, чтобы нас не смело на землю. Но, как бы то ни было, пять минут движения по дороге и нас встречает дед.

Тут лес был свободен, так что водитель свернул к лагерю, протиснувшись между деревьев, просто убрал машину с дороги, освобождая ее, и почти сразу же заглушил. Покинув кузов одним из первых, я сразу же стал командовать всеми, включая пограничников. Причем как-то так сложилось, что Шальский особо не возражал. Все мои команды были в тему. Обед уже был готов, наши даже поесть успели. Как раз чай пили. Так что бабушка с Мариной засуетились. У погранцов была своя посуда, они выстроишь к ведру, протягивали котелки Марине, которая половником разливала суп, он у нас сегодня мясной, с тушенкой, я по запаху понял. Некоторые задумчиво поглядывали на нее и переводили взгляды на меня, явно сравнивая. Даже слепой поймет, что мы близнецы. Одного пограничника я отправил с пилой и топором назад к старшине, а другого к поляне, чтобы охранял там все, на опушке постоит. Ему бабушка дала еще горячую лепешку с копченым салом, так что, жуя на ходу, тот быстрым шагом утопал по дороге к смолокурне. Ну а мне вручили тарелку, и я сел рядом с пограничниками, обедая. Остальным оставили, я сообщил, сколько людей привел.