Влада развернулась и вышла прочь, а в его голове еще несколько минут звучал стук ее каблуков о холодный каменный пол.

– Если бы можно было себе приказать… – с горечью на сердце произнесла Влада, одними губами, выходя из комнаты для допросов, а потом подняла глаза и поняла, что воздуха в легких больше не хватает…

ГЛАВА 8

У соседнего кабинета, опершись о дверной косяк, с непроницаемым лицом стоял Васель собственной персоной. И смотрел на нее так, что земля ушла из под ног. Злость, разочарование, презрение – вы не знаете значение этих слов, если не видели его взгляда в тот момент.

– Следуй за мной, – сказал он тихо, развернувшись и направившись к выходу.

Влада машинально стала озираться по сторонам в поисках своих сопровождающих. Ни Ивана Ильича, ни араба видно не было, а скорее всего, они были слишком увлечены окучиванием ныне сговорчивого Карима. Девушка же сыграла свою роль и была больше не нужна… Делать было нечего. Она нервно сглотнула и пошла за Васелем, флюиды гнева которого долетали до нее даже на расстоянии. Неуверенный стук ее каблуков раздавался по всему коридору.

Как он оказался здесь? Что слышал? Конечно, многое, иначе бы сейчас так не смотрел на нее…

Они вышли на улицу под беспристрастно – презрительные в отношении Влады и раболепные в отношении Васеля взгляды охраны. На секунду она подумала, что они так сильно пресмыкаются перед ним, что если бы он решил прямо здесь пырнуть ее ножом, то они бы все коллективно сделали вид, что ничего не произошло. Вспомнила его слова, сказанные ей давным – давно, еще в начале знакомства, что ментальность восточных людей отлична от европейских людей, как и навязываемые им чуждые ценности. А он и пырнул, только взглядом…

– В машину, – все таким же не требующим возражения голосом сказал он, когда водитель подогнал знакомую Владе Карреру Васеля.

– Что это значит? – начала она по – арабски.

– Заткнись, – резко перебил ее голос по – русски.

– Васель, ты все не так понял…

– Я сказал, заткнись! – закричал он так, что окна в автомобиле задребезжали… И этот убивающий взгляд… Нет, нет ни тепла, не любви, ни даже похоти. Презрение и гнев.

Влада вжалась в сидение от захлестнувших ее эмоций и скорости, свистящей покрышками о неровный дамасский асфальт…

***

Он все слышал…Он все знает…Он слышал их разговор с Каримом…

Голова вмиг налилась горячим свинцом…Что же такое происходит теперь? Что же теперь ей делать?

Они остановились на светофоре, и кисть девушки машинально потянулась к дверной ручке. Он, видимо, увидел это боковым зрением. Его рука за толику секунды схватила ее, так сильно и неистово, что из глаз Влады брызнули слезы.

– В следующий раз я прострелю ее тебе…Только посмей дернуться.

Влада молча отвернулась и почти до крови прикусила губу. Нужно было сделать себе больно, чтобы не ответить ему… Что он творил… Что делал с ними… Они приехали в его дом в Яафуре.

Не дав ей даже опомниться, быстро вышел из автомобиля, обошел его, открыл ее дверь и с силой выволок ее из машины, затащил в дом. Могла ли она подумать, когда давно, в той жизни, он рассказывал ей о ремонте дома и приглашал к себе в гости, что впервые в итоге окажется здесь при вот таких обстоятельствах, словно щенок, за шкирку кинутая на пороге особняка.…

Только зайдя в дом и захлопнув тяжелую входную дверь за собой, он выпустил ее руку из своего захвата, и к удивлению Влады подошел к камину, начал его разжигать. И это жарким сирийским летом?

– Что стоишь? – сказал он ей, все так же занятый поддержанием разгорающегося пламени. Даже не обернулся на нее, – снимай с себя тряпки. Все, что есть.

Влада молча повиновалась. Отключила мозг, чтобы не впасть в парализующее отчаяние. Она ровным счетом ничего не понимала из того, что происходило, но точно знала одно – он не простит. Теперь точно не простит. О, как же был прав Карим тогда…

Наконец, он поднял на нее тяжелый взгляд, на секунду задержался им на ее теле.

– Ты глуха? Я сказал, все!

Влада поежилась от стеснения, стягивая с себя трусы и лифчик. Все это теперь валялось у ее ног мягким грузом, а она пыталась прикрыть себя как, только могла.

Васель криво усмехнулся.

– Откуда вдруг такая скромность у такой шлюшки, как ты?

Боже, он был на грани безумия, или реально безумен…Девушка попятилась назад.

– Еще шаг – и ты пожалеешь. Стой, где стоишь, – он походил на разъяренного вампира, готового разорвать ее. Девушка остановилась. Васель подошел вплотную. Медленно наклонился и поднял с пола ее вещи, не сводя все это время с нее хищного взгляда…

Вернулся к камину и бросил все в огонь.

Одежда быстро вспыхнула, неприятно запахнув, вместо дыма пошла черная копоть, словно покрывающая своей грязью ее сердце…

– Видишь, как горят твои тряпки? – спросил он жестко, – с ними сгорает твоя жизнь до этого момента, Влада. В том числе и остатки моей любви, которую ты не успела растоптать своей глупостью и блядством.

Девушка в шоке смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.

– Сгорает моя зависимость от тебя…Теперь, детка, ты стала тем, кем действительно заслуживаешь быть. Шлюхой. Была его шлюхой. Теперь стала моей.

– Что ты несешь? – с ужасом спросила она.

– Я все слышал и видел. Как ты льнула к нему, в любви признавалась и чуть не раздвинула перед ним ноги на радость всей тюрьме…

Значит, камеры не выключили… Или он приказал их включить, кто посмеет ему перечить… Ей было больно…Она чувствовала, как силы покидают ее. Он топтал ее. Топтал и радовался. Мстил. Он не простит. А простит ли она? А нужно ли ему ее прощение…Горький ком во рту…Губы дрожат. Тело тоже бьет дрожь. Так сильно, что зубы стучат…

Он снова направился к ней. Подошел вплотную. Так, что она чувствовала его запах…Тот, который был так сладок и приятен. Теперь он внушал страх…

Снова жесткий смех.

– Не обольщайся, думаешь, я накинусь на тебя прямо сейчас и изнасилую? Думаешь, ты имеешь надо мной такую власть? Хотя нет, не ты, твое тело. Он снова оценивающе обвел ее глазами…

« – Если бы Аллах дал мне знать, что после смерти меня ждет еще одна жизнь – и она будет с тобой, я бы не задумываясь убил бы себя сам, прямо сейчас, но он молчит…» – спародировал Васель Карима. – глупец и феллах (араб. – деревенщина)… Какой же у тебя дурной вкус, Влада.

– Васель, я…

– Никогда больше не смей называть меня по имени, поняла, сучка?! – он схватил ее за горло. Так, что она начала задыхаться.

– Для тебя я теперь хозяин. Господин. Запомни.

Резко отпустил ее так, что девушка чуть не упала. Схватилась за горло кашляет. А потом он сделал то, что добило ее окончательно. Он взял спиртовой гель со стола, тщательно протер им свои руки и вытер салфеткой. Брезгливо, небрежно. Он сделал это так, потому что дотронулся до нее. Он сделал это потому, что…Она была ему противна.

Он прочитал в ее глазах шок понимания его действий и снова злобно усмехнулся.

– Да, все так, как ты поняла. Не могу без брезгливости смотреть на тебя, зная что он тебя лапал. Надо тебя хорошенько вымыть, а то ты воняешь им…

Он резал по – живому. Влада с силой зажмурилась. Она не хотела воспринимать действительность, не хотела этого всего… Нет, этого не может быть. Лучше бы он бросил ее и пропал из ее жизни, а это…

– Ты не имеешь право на все это, – откуда – то появились силы, – я не простая девка с улицы, меня будут искать..

Снова смех, а потом взгляд, по которому было понятно, – она пожалеет о своей дерзости…

– Суад – крикнул он. Мигом показалась молодая, но довольно рослая девушка.

– Наша гостья нуждается в настоящем арабском хаммам…Таком, который очищает и тело, и душу, – он многозначительно посмотрел на Владу и кивком головы приказал им уходить.

Владе даже не дали одежду, чтобы прикрыться. Она так и продолжала идти голышом на своих высоченных каблуках. Как будто над ней издевается рок… Та же модель туфель. Та же ситуация. Снова она униженная и в дорогих туфлях от Лабутан. Если она переживет все это, никогда, никогда больше не купит ничего этой фирмы…

***

В доме Васеля действительно был настоящий хаммам. Такой, как в сказках. Даже красивее, чем в том проклятом «доме развлечений». Если бы не ужас происходящего, она могла бы восхититься красотой помещений.

Суад заставила ее встать на специальный постамент, вытащила хорошо знакомую Владе киису (араб. – губка для скрабирования) и начала безжалостно скоблить ее кожу. Усилия Умм Бушер показались на фоне этого ласками. Ей было больно. Очень больно. Но эта боль вместе с тем облегчала сердце…Влада со всей силы пыталась сосредоточиться на этих чувствах, лишь бы забыть ужас того позора, который ушатом холодной воды окатил ее пять минут назад.

Девушка закончила свои жуткие обтирания, после чего обдала Владу с ног до головы прохладной водой. Так неожиданно, что девушка захлебнулась…Убрав распластавшиеся мокрые волосы с лица и продышавшись, она к своему стыду увидела его. Этот жесткий горячий взгляд. Нет той морской глубины, так ее восхищавшей…Только иссиня – черная пустота. Он оценивающе разглядывал ее. Жадно. Пожирающе. От соприкосновения с холодной водой и еще более прохладным воздухом соски заострились. Она попыталась прикрыться, но это вызвало лишь его усмешку. В том положении, в котором она перед ним стояла, словно рабыня на торгах, сложно было что – то скрыть от его глаз…

– Хочу, чтобы у нее между ног было гладко, – все с той же насмешкой сказал он Суад. Нет, он сказал это грязнее, на арабском. Она бы не поняла, если бы не богатый лексикон Карима, который она так хорошо выучила в Хомре.

Для него не осталось незамеченным, что она поняла его жаргон.

– Одно приятно, Влада. Я теперь могу свободно говорить с тобой только на арабском, он тебя блестяще натаскал, – снова этот двоякий смысл, – хотя… вряд ли я буду с тобой много разговаривать, ты здесь теперь для другого…

– Как закончишь, приведи ее в чайную, – бросил он Суад и удалился в соседний зал.

***

Пока молчаливая и безучастная Суад эпилировала на ней все, что только было можно разглядеть под микроскопом, в душе Влады помимо страха стала зарождаться ни с чем не сравнимая ярость. Ярость на него и на свою пассивность…Он делал ей больно? Она сделает ему тоже…

Когда они шли к чайной, в ней больше не было плохо скрываемого ужаса…Она была женщиной, знающей свою цену. Пусть она без одежды, унижена, порабощена…Но самое главное богатство при ней…Если бы ему было на нее наплевать, он бы не смотрел на нее такими глазами. Не заставлял раздевать…Он хотел ее. И был в ярости на себя из – за того, что не мог преодолеть это чувство…

Когда их взгляды пересеклись, он словно почувствовал эту перемену. Приподнял бровь, усмехнулся, но промолчал.

Суад поставила ее перед ним на расстоянии метров двух, взяла с полки масло и начала умело смазывать покрасневшую от экзекуций кожу.

– Ну, что, Влада, а теперь давай начистоту. Расскажи мне теперь, как он трахал тебя, – если бы глаза могли прожечь, она бы была пеплом. Она буквально чувствовала, как он ощупывает ее взглядом. Сально. Собственническ.

– Киска у тебя все же отменная, – унизительно проговорил он, нагло впиваясь в нее без стеснения своим взглядом, – он тебе это говорил?

Надо находить силы противостоять ему. Бить той же монетой. Он не сможет ее сломить. Потому что, если сможет, то склеить будет уже ничего нельзя… Сейчас, смотря на этого красивого мужчину, все еще ее мужчину, как она надеялась, она понимала, что готова простить его и быть с ним, потому что верила, что он делает больно из – за слепой, черной ревности… Мужчины любят обвинять женщин в коварстве, но нет ничего коварнее и больнее, чем месть уязвленного влюбленного мужчины. Пусть дело будет в этом, пусть все это закончится, как только его боль утихнет и она сможет с ним объясниться…