– Теперь, когда вас посетила слава, думаю, они вас с удовольствием пригласят. Ну, вот… Да, наш век – это век механизмов. Мы стоим на пороге удивительных изобретений. Все теперь верят в прогресс, в машины. Верят в то, что они перевернут мир, исправят кровожадную человеческую натуру, просветят его и облагородят. Искоренят предрассудки и невежество. Хочется на это надеяться… Но думаю, что создать такой механизм, – способный перемещать человека по стреле времени, – невозможно. Но я лишь замшелый образчик человека уходящей эпохи. Давайте спросим нашего гостя из Северо-Американских Штатов. Мистера Оскара. Он человек весьма образованный, несмотря на свой молодой вид, и необычайно прямодушный. Вот за это я его и ценю: он всегда говорит без обиняков, не взирая на лица и обстоятельства, видимо так принято за океаном. Нам стоит перенять эту полезную манеру. Так что вы думаете, дорогой Оскар, на этот счет, вы согласны с тем, что машина времени – это лишь игра разума?

– Устройство такое создать, возможно. Определенно. Без всякого сомнения, – произнес американец.

– Вот как?! – воскликнули одновременно Ганнинг, Кельвин и хозяин яхты мистер Ллойд.

– Уверяю вас… – мистер Оскар сложил руки на груди и утвердительно кивнул головой. Его открытое и благожелательное лицо как бы говорило: «Мне не очень хотелось посвящать вас в это, но раз уж вы спросили, извольте – вот вам вся правда, как она есть».

На несколько минут на корме воцарилась полная тишина. Все пытались осознать, что могут означать эти слова. Первым заговорил мистер Ллойд.

– Это поразительно… Но я не могу не верить, в математический ум моего молодого друга, как не могу не верить в его глубокую честность. Судите сами: я познакомился с мистером Оскаром всего полгода назад и за это время благодаря его прозорливости смог утроить свое состояние. А оно и раньше было изрядным…

Писатель, представленный почти что социалистом, негромко крякнул в ладонь. Его лучистые глаза выражали неловкость за говорившего. Но хозяин яхты этого не замечал.

– У него инженерное и финансовое чутье! – продолжал миллионер. – И вера в науку. Оскар безошибочно находит проекты, которые оборачиваются успехом и приносят баснословные барыши. По своей доброте указывает на них мне. Он выискивает людей (порою весьма странных личностей) в которых щедро вкладывает средства. И все, что мне остается, это верить в его чутье. – Мистер Ллойд поднял в воздух бокал с янтарным напитком, приветствуя своего друга. Все присутствующие, не исключая и нетерпеливо ожидающего своей очереди Ричарда Уошека, присоединились к хозяину яхты.

– Вот так, господа. Так незаслуженно я преумножил свое состояние. Признаюсь. Честно и искренне. Следуя советам моего американского друга. Хочется верить, что вас мне послали небеса. Осгар – божье копье! За вас, дорогой друг!

Все выпили за предложенный тост.

– … Хотя, должен признаться, я все жду, когда моего друга подведет его чутье. Не может же везенье длиться вечно. Возьмем, например, этого странного эмигранта – серба из Австро-Венгерской империи, как его… Никола Тесло. Думаю здесь мои вложения прогорят… Но как бы там ни было, до сих пор вы не разу не ошиблись.

– Удобный талант. Вы пользуетесь какими-то расчетами или подсказками потусторонних сил. Может быть, разговариваете с призраками? – в шутку предположил Джон Ганнинг.

– Привидений не существует, – с вежливой серьезностью сообщил американец.

– Вы меня вдохновляете, мистер Оскар! – заявил мистер Герберт Уэллс.

– Возвращаясь к пресловутой машине времени: …а как же быть с парадоксами? – спросил Кельвин. Он уже разделался с предложенным ему мороженым и рассеяно постукивал ложечкой о пустую розетку. На его переносице образовались две задумчивые складочки.

– Вы правы, – американский друг мистера Ллойда внимательно посмотрел на детектива. – Вы удивительно правы. Хотя я и не понимаю, как вы можете это знать.

– Так… ощущение, м-м… не складывающейся картинки, – Кельвин помахал ложечкой в воздухе. – Несоответствие, нарушение… внутренняя противоречивость. Трудноуловимое чувство, но очень определенное.

– Этим славится мой товарищ, – с гордостью сказал Джон Ганнинг.

– Поэтому я здесь… – вставил слово Ричард Уошек.

– Да, теперь я вижу, – непонятно сказал мистер Оскар. – Вижу, что я попал в верное место.

– Так что там с парадоксами? – спросил владелец яхты мистер Ллойд.

– Механизм создать можно, – повторил американец, – но человек не сможет им воспользоваться. И причиной тому являются упомянутые парадоксы. Самый очевидный пример: если путешественник во времени отправится в прошлое и убьет своего родного дедушку, то он сам не сможет родиться.

Все задумались. На лицах всех присутствующих, за исключением мистера Уолтера Кельвина, отразилась мучительная работа мозга.

– Хм..

– Это..

– А значит, не сможет убить своего дедушку, – произнес сыщик.

– Вот именно… – сказал мистер Оскар.

– Что-то я… а как же тогда…

– Здесь парадокс – это причинно-следственная петля, состоящая из последовательных событий, являющихся взаимной причиной существования друг друга и отменяющих предыдущее действие. Таким образом, исключающие сам факт своего существования.

– Вот поэтому по стреле времени не могут путешествовать люди, – уверенно сказал сыщик. Американец согласно наклонил голову.

– Как насчет марсиан? – спросил Герберт Уэллс.

– Марсиан не существует, – сообщил очень уверенным тоном Оскар.

– Мистер Оскар! – воскликнул писатель, рассмеявшись и воздевая в воздух обе руки. – Да, оставьте нам хоть что-то! Вы компрометируете главную фабулу моего нового романа о войне двух миров.

– Не имеет значения, – безжалостно продолжил друг мистера Ллойда. – Марсиане, ураниане, сатуряне, жители далеких звезд – все они находятся в этом пространственно-временном континууме и не могут двигаться быстрее или медленнее одного из его измерений – времени. Для этого нужно не принадлежать этой вариации. Находиться в стороне. Вот вы, господин писатель, предпочитаете писать о людях: о людях будущего, о людях, восстающих на марсиан, но почему бы не написать о тех, кто не зависит от времени – тех, кто устанавливает для локальных существ вечные нарративы – условно говоря, о богах?

– Это очень просто, мистер Оскар, – без раздумий отвечал Герберт Уэллс. – Если бы мне пришла в голову такая идея, то это вновь вышла бы история о людях.

– Почему же?

– Потому, что боги пошлы в своем статичном совершенстве. Смертельная скука выдумывать, какие мысли шевелятся в их чугунных головах. Описать их деяния для меня, возможно было бы только глазами человека. Комплексующего, шарахающегося от крайности к крайности… ну вы сами знаете, каковы мы. Только и исключительно, через личную историю человека. Что, собственно, и делали все древние.

– А историю о полубогах? – спросил Оскар, твердым ртом.

– … Тем более, – отмахнулся писатель.

Господин детектив очень внимательно следил за этим диалогом – практически перебранкой. Пару раз он чуть не вскочил с места от остроты соучастия. На последних словах господина Уэллса он сожалением взглянул на американца.

– Как он вас, дорогой друг Оскар, – сказал мистер Ллойд. – Что скажите?

– Думаю, что мы жестокосердные люди, – сказал американец, покойно сложив руки. – Мы ведем отвлеченный разговор на философские, безжизненные темы, а рядом с нами человек, который пришел с настоящим делом. С душевной драмой. А что может быть важнее этого?

– Вы, несомненно, правы, Оскар! – воскликнул мистер Ллойд. – Ну, мистер Уошек, полагаю, вам не терпится завладеть вниманием господина Кельвина. Думаю, что вы желали бы сделать это в приватной обстановке, tete-a-tete* (ссылка – с глазу на глас (фр.)) Мы, конечно, оставим вам наедине.

– Спасибо, господа, – сказал юноша. – Но теперь я узнал, что здесь также находится друг господина Кельвина – мистер Джон Ганнинг. Я наслышан о вас, как о прекрасном логике и приверженце научного метода в криминалистике. Я бы был вам благодарен, если бы и вы уделили мне свое время. И вас, господа, я также попрошу остаться. Я вам так признателен… Вы все так высокообразованны и мудры… – мистер Уошек говорил взволновано и от того несколько путанно. – Я право ошеломлен вашими учеными разговорами, может быть, вы с легкостью смогли бы разрешить мои сомнения… и потом: мне нечего скрывать, и это было бы напрасным трудом, скоро во всех газетах будет это дело. Только вот с чего начать…

– Начните с себя, – посоветовал Джон Ганнинг. – Кто вы и чем занимаетесь… – Они со своим другом обменялись только им понятными взглядами. Кельвин едва заметно улыбнулся.

– Спасибо, мистер Ганнинг. Вы конечно правы. Что ж… Я родился и вырос в Троубридже в семье школьного учителя. Вы знаете, господа, мы никогда не чувствовали достатка. В нашей семье еще есть дети: две моих младших сестры и брат. И я всегда за ними присматривал, а уже с десяти лет я должен был помогать в лавке зеленщика. Тем не менее, я прилежно учился и отлично закончил школу. Отец совершил невозможное: он сумел найти мне хорошую протекцию. Для этого он специально ездил в Лондон, к своему старому приятелю. Мистер Гросс выхлопотал мне место в банке. Конечно, я начал с самых низов – с младших клерков, но уже через год мне доверили вести учет клиентских счетов.

– Поздравляю вас, – очень серьезным голосом сказал американский спутник владельца яхты. Он смотрел на юношу очень благожелательно, поощряя его взглядом, быть смелее.

– Спасибо… Это действительно был успех. Очень скоро я стал получать денежное вознаграждение, значительно превосходящее жалование моего отца. Конечно, я не забыл о моей семье в Троубридже, наконец-то у меня появилась возможность помочь им. И, несмотря на это, у меня образовались некоторые свободные деньги: нечего и говорить, что я стал обращать внимание на свое платье и позволять себе некоторые излишества. Я говорю о театре, господа. Там я и познакомился с моей Бетси. Это был чудесный случай, настоящий знак судьбы. Она случайно обронила бинокль мне на колени…

– Смею предположить, – сказал капитан Ганнинг, посмотрев на своего друга, – вы не упустили шанса и познакомились с очаровательной незнакомкой. Завязалась дружба, которая скоро переросла в нечто большее. Не удивляйтесь: моя профессия делает меня в некоторой степени прорицателем. Ваша история очаровательна, но несколько, избита. Как и должно быть в жизни. Дедукция подразумевает…

– Простите меня, господа. Не совсем так… Но это моя вина, я волнуюсь и рассказываю не по порядку. Дело в том, что Элизабет Монтгомери работала со мной в одном учреждении. Она была стенографисткой и личным помощником господина Бооша. Как вы понимаете, девушке требуются недюжинные способности, чтобы добиться такого положения… А девушке прехорошенькой, это втройне сложнее. Мужчины не ожидают найти в красивой барышне достойного ума. Простите, господа.

– Ну, отчего же… – вы правы, – заметил господин писатель.

– Я всегда мечтал познакомиться с ней, – продолжил юноша. – С первой минуты, когда я увидел ее в приемной мистера Бооша, мое сердце принадлежало только мисс Монтгомери. Но кто я был? Я не смел даже приблизиться к ней, и вот чудесный случай свел нас. Мы стали встречаться. Это были лучшие дни моей жизни, господа, голова кружилась от счастья. Бетси была умна, нежна и красива, и при этих достоинствах она выбрала меня! А два месяца спустя, господа, мы обручились. Я хотел просить отпуска у мистера Бооша, чтобы посетить Троубридж и представить мою невесту родителям. Я уже известил их письмом. И вдруг происходит эта невероятная катастрофа – моя невеста исчезает, а в банке обнаруживается огромное хищение!

– Какое несчастье! – воскликнул мистер Ллойд.

– Весьма неожиданно, – согласился господин писатель.

– Вы уверены? – спросил мистер Кельвин. Произнес он это таким недоверчивым тоном, что это заставило Джона Ганнинга очень пристально посмотреть на своего друга. Он не мог припомнить, чтобы его старый товарищ выглядел таким обескураженным. У Кельвина словно выбили опору из под ног.