– Вовсе нет, моя королева, – ответил Манфред своим обычным бесстрастным тоном. В противовес равнодушию темных – а возможно, отчасти как раз из-за него – слуги-призраки отнеслись к повышению положения Серильды вполне благосклонно. Многие, обращаясь к ней, уже употребляли королевские титулы – Величество, Королева, а иногда даже Ваше Великолепие. – Насколько я понимаю, для многих подготовка к свадьбе стала приятным отвлечением.

– Отвлечением? От чего же?

Призрак глянул на нее искоса здоровым глазом, тонкая усмешка заставила дернуться его седеющую бородку.

– От нашей жизни, – сухо пояснил он и, пожав плечами, добавил: – Или ее отсутствия.

Серильда нахмурилась. Хотя Манфред и многие призраки были мертвы уже давно, целые столетия, но смерть до сих пор оставалась для них незаживающей раной. Во многих случаях буквально.

– Манфред, – медленно сказала она, – а ты помнишь, как служил бывшей королевской семье? Той, что правила здесь до прихода темных?

– Я мало что помню о прежней жизни в замке. Но я помню, что, – он надолго задумался, подбирая слова, а когда, наконец, заговорил, в его голосе звучала странная тоска, – был горд своей работой. Хотя, чем я гордился, не могу сказать.

Серильда мягко улыбнулась ему, и лицо Манфреда, как и всегда, тут же приобрело непроницаемое выражение. Ей хотелось продолжить, вызвать его на разговор, уговорить вспомнить хоть что-нибудь, что угодно – но это было бесполезно. Все воспоминания о бывшей королевской семье исчезли, когда Эрлкинг проклял принца и его имя, стерев саму память о нем с лица земли.

Пытаясь познакомиться с обитающими здесь призраками, Серильда обнаружила, что чем ближе кто-то был к королевской семье, тем меньше у него сохранилось воспоминаний о жизни до кровавой резни, устроенной Эрлкингом. Служанка, что отскребала в судомойне кастрюли и сковородки, почти полностью помнила прежнюю жизнь, а вот у тех, кто регулярно оказывался перед лицом короля и королевы или принца с принцессой, в памяти не осталось почти ничего.

Никто не догадывался, что принц до сих пор находился здесь, среди них. Забытый принц.

Современным жителям Адальхейда он был известен как дух-золотильщик.

Другие называли его полтергейстом, духом-буяном. Прядильщиком золота.

Для Серильды он был просто Златом.

Озорным пареньком, который принял ее выдумки, который снова и снова превращал солому в золото, спасая ей жизнь. Он невольно создал золотые цепи, которыми Эрлкинг собирался захватить в плен бога.

У Злата отняли даже его собственные воспоминания. Он не мог вспомнить ничего. Ни своей жизни. Ни своей смерти. Ничегошеньки с того времени, как оказался под заклятием, стал духом-буяном, запертым в этом жутком месте, как в ловушке. Эрлкинг стер его имя из истории, даже из книг и с надгробий. Злат и не знал, что он принц, пока Серильда не поведала ему правду о том, что случилось с ним и его семьей. На нем лежало проклятие. Остальные были мертвы. Истреблены ради мести принцу, убившему великую любовь Эрлкинга – охотницу Перхту. Злат до сих пор скептически относился к этим рассказам Серильды.

Впрочем, Серильду это не волновало. Ей было все равно, как его зовут. Все равно, чей он сын.

Ей было не все равно, что Злат станет отцом ее будущего ребенка. Ей было не все равно, что когда-то в порыве отчаяния она пообещала своего ребенка, чтобы он помог ей превратить солому в золото.

Ей было не все равно, что она была капельку в него влюблена.

Может быть – даже больше, чем капельку.

– Я полагаю, что вы были очень важной персоной, – сказала Серильда, проходя с Манфредом несколько гостиных одну за другой. – Важнее простого кучера, это точно. Судя по всему, камердинер короля. Или королевский советник. Потому и не можете многого вспомнить. Но я уверена, что у вас есть все основания для гордости.

Манфред молчал. Во время их ночных прогулок она понемногу рассказывала ему о том, что здесь произошло. О том, что случилось с королевской семьей. О том, что случилось с ним самим и со всеми, кому не посчастливилось оказаться в замке, когда Эрлкинг исполнил свою месть. Когда-то Серильда рассказывала эту историю и Злату, уверенная, что просто выдумывает сказку, но теперь-то она знала, что все это – чистая правда. Дар Вирдита, ее крестного отца, бога-сказителя, без сомнения.

Трагическое прошлое замка совсем не удивило тех, кто веками был вынужден прислуживать темным. Они знали – с ними случилось что-то ужасное. У многих на теле были раны – красноречивое доказательство. У кого-то сохранились и мимолетные воспоминания о прошлой жизни. По их одежде можно было понять, кто есть кто – от горничных и пажей до важных придворных, хотя для темных прежний статус ничего не значил.

Несложно было заключить, что эти люди служили королевской семье, когда Эрлкинг захватил власть и убил их всех, пускай они и не могли вспомнить ни лиц, ни имен своих монархов, ни того, как подданные к ним относились. Никто не знал, что Злат, назойливый дух-озорник, на самом деле их преданный забвению принц. И Серильда не смела открыть им правду. Она не могла доверять никому – слишком велик был риск, что об этом проведает Эрлкинг. Приходилось молчать. Как ни располагали к себе многие из этих призраков, Серильда помнила, что души их принадлежат Эрлкингу. Хоть он и давал им некоторую свободу, но в конечном счете все они подчинялись ему.

Другого выбора у них не было.

То же самое относилось и к детям, которых она оставила спящими в своей комнате. Эрлкинг сделал вид, что дарит их Серильде. Маленьких слуг для его королевы. Но малыши были еще и его шпионами. Или могли бы ими стать, дай Серильда Эрлкингу хоть малейший повод шпионить.

В этом замке она не доверяла никому.

Никому, кроме…

Ее внимание привлек золотой отблеск впереди. Тонкая ниточка, обвитая вокруг свечи на одном из настенных канделябров. Крохотная искорка, мельчайшая деталь, заметить которую почти невозможно. Почти.

За последние недели Серильда привыкла замечать любую мелочь.

Она выпрямила спину.

– Спасибо, Манфред, но нет необходимости провожать меня дальше. Отсюда я смогу добраться сама.

– Мне нетрудно, госпожа.

– Я знаю. Но мне необходимо научиться самой ходить по этому лабиринту, правда? И мне нужно время… собраться с духом.

На его лице промелькнула жалость.

– Как вам угодно, миледи. – Он низко поклонился. – Тогда я оставлю вас одну.

– Спасибо, Манфред.

Он удалился, все с той же несгибаемо-прямой спиной и той же размеренной поступью, как ходил всегда. Серильда невольно подумала, что Манфред – один из немногих настоящих джентльменов в этом замке, полном бездушных легкомысленных демонов.

Как только он свернул за угол, Серильда немного расслабилась. Она потянулась к подсвечнику и через верх сняла завязанную узлом золотую нитку. Намотав ниточку на палец, она осмотрелась.

Тишина и тьма.

– Выходи, Злат, – позвала Серильда, улыбаясь. – Я знаю, что ты здесь.

Глава 2

– Опять вызвали в королевские покои?

Голос раздался у Серильды за спиной, так близко, что она словно ощутила прикосновение щекочущего тепла к затылку. Она не испугалась. Она уже успела привыкнуть к внезапным появлениям Злата. Его дух, как и ее собственный, был проклят и привязан к этому замку, но Злат мог свободно перемещаться в его стенах, исчезая и вновь появляясь по своему желанию в любом месте. Этим чудесным трюком он пользовался часто – чтобы проказничать, подкрадываться к людям, подслушивать и шпионить. Особенно он любил выпрыгивать и пугать детей, а иногда даже проходил сквозь них – он ведь мог проходить сквозь призраков. Дети притворялись, будто сердятся, но втихомолку смущенно хихикали.

Он пытался научить этому искусству и Серильду, но все оказалось труднее, чем можно было подумать, глядя на нее. Пока у нее получилось только один раз, но и тогда, желая перенестись в спальню королевы, она вместо этого оказалась в кладовой, да еще и с ужасной головной болью.

Несмотря на то, что Злат находился совсем близко и она ощущала на коже его едва уловимое дыхание, в голосе его звучала нотка раздражения. С тех пор, как король впервые объявил о помолвке с Серильдой, Злат пытался скрыть от нее свою ревность, но чем ближе была свадьба, тем более очевидной она становилась.

Врать ему было мучительно. Это была самая трудная ложь, которую ей когда-либо приходилось произносить.

Злат знал, что Эрлкинг пожелал смертную жену, чтобы она подарила ему ребенка. Злат предположил – и Серильда не разубеждала его, – что она так часто наносит визиты Ольховому Королю именно с этой целью, хотя от одной только подобной мысли ей хотелось содрать с себя кожу.

Чего Злат не знал, а Серильда не смогла бы ему сказать, так это того, что она уже ждет ребенка. Ждет с той самой ночи, когда Злат прижался к ее губам своими, покрывая поцелуями ее подбородок, горло, выпуклости ее груди. Они были близки лишь однажды, и до сих пор Серильда дрожала, когда позволяла себе вспоминать их близость, его прикосновения и то, как он шептал ее имя – будто стихи. В ту ночь в пылу страсти был зачат их ребенок.

Но когда в следующий раз она увидела Злата, тот был закован в кандалы. Эрлкинг приказал повесить его на главной башне замка на золотых цепях – из того самого золота, которое Злат спрял сам, пытаясь спасти Серильде жизнь. Узнав о том, что Серильда беременна, король придумал план: жениться на ней и объявить дитя своим. Расскажи она кому-нибудь правду, Эрлкинг никогда не отпустил бы в Ферлорен души детей, которых она так любила. Они остались бы здесь, порабощенные темными навсегда. Она не могла этого допустить, а значит, не имела права рисковать и рассказывать хоть кому-то.

Даже Злату.

Особенно Злату.

– Да уж, – сказала Серильда вслух, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Меня снова позвали в гости к чудовищу. – Повернувшись, она встретилась взглядом со Златом. – Повезло так повезло.

Она и не пыталась скрыть презрения к жениху – ей не нужно было делать этого в беседе со Златом. Сговор с королем никогда не являлся ее выбором. Их брак не был и не мог стать браком по любви. Серильда даже сомневалась, можно ли назвать это браком по расчету, поскольку ей рассчитывать было не на что. Король похитил ее мать, когда Серильда была еще совсем малышкой, он бросил умирать ее отца и убил пятерых невинных детей, просто чтобы досадить ей, – и это лишь ничтожная часть его бесчисленных злодеяний. Разлученные семьи, отнятые по его прихоти жизни, охота на волшебных существ – некоторых он истребил совсем.

Серильда не могла помешать Злату ревновать. Ведь он верил, что Эрлкинг потребовал ее руки, желая заполучить ее тело в своей постели. Но, пускай Серильда не смела открыть ему всю правду, она никогда не позволила бы Злату подумать, будто она может испытывать к Эрлкингу хоть что-то, кроме отвращения.

Серильда должна была играть роль, должна была поддерживать эту ложь, чтобы в конце концов получить свободу для детских душ, которой она так хотела. Эрлкинг обещал отпустить их всех: Ханса, Никеля, Фриша, Анну и Гердрут. Он обещал даровать им покой.

Взамен она соглашалась для него лгать. Говорить, что ребенок в ее чреве принадлежит королю. Хранить их тайну.

Но она не собиралась изображать любовь к мужчине, которого презирала. Бывает такая ложь, которую даже она, Серильда, не в силах была терпеть.

По лицу Злата мелькнула тень, и Серильда поняла: он винит не ее, а себя. Он совсем сник, опустил плечи.

– Надеюсь, он… – начал Злат, но замолчал, скривив губы так, словно надкусил лимон. Ему потребовалось какое-то время, чтобы взять себя в руки. – Надеюсь, он… ведет себя благородно.

Это слово – благородно – он выплюнул как лимонную косточку, и, непонятно почему, на сердце Серильды стало чуточку легче. Теперь девушка знала, что он пытается понять, принять, насколько может.

С трудом проглотив комок в горле, она положила руку Злату на запястье.

– Он не делает мне больно, – сказала Серильда.