В результате выбрались только через полчаса, когда группа Громова уже давно ушла. Дежурные, ругаясь на замерзающую смазку и дубеющие уплотнители, открывали гермодверь двумя ломами. Мороз перехватил дыхание уже в тамбуре – висевший там термометр втянул красный спиртовой столбик ниже минимальной риски «минус тридцать». Вторую дверь открывали сами. В свете фонарей вырвалось наружу облако инея, а глаза защипало от холода. Подниматься по лестнице в длинных до земли тулупах было сложно, особенно Ольге. Приходилось делать передышки на площадках, очищая шарфы на лицах от быстро нарастающей ледяной корки.

– Ничего себе! – голос Мигеля из-под шарфа звучал глухо, но оптимистично. – Мы как Папанин на полюсе!

В тусклом свете фонарей стены и полы коридоров красиво сверкали густым инеем – температура падала так быстро, что влага из воздуха кристаллизовалась на всех поверхностях. На полу отчётливо виднелась протоптанная дорожка к вестибюлю, где через прокопанный в снегу коридор выходили на улицу хозгруппы. Кинозал был в другой стороне. Ольга вздохнула – ещё четыре лестничных пролета в тяжеленном, волочащемся по земле тулупе. В таком хорошо в карауле стоять, а не по ступенькам взбираться.

Кинозал располагался в «Центре культуры и отдыха». Из административного корпуса туда надо было идти по переходу на уровне второго этажа. В нём, видимо, от температурной деформации выдавило алюминиевые рамы панорамных стекол, и на фоне белого инея стен проёмы зияли жутковатой чёрной пустотой. Ольга не удержалась и выглянула, посветив фонариком вниз. Снег оказался неожиданно близко, почти под самыми окнами. Если идти по его поверхности, то внутрь перехода можно просто перешагнуть.

Оборудование кинопередвижки Андрей одобрил, и обратно мужчины несли серые деревянные ящики с аппаратурой, а Ольге достались жестяные цилиндрические коробки с плёнками, которые она тащила на импровизированной, сделанной из столешницы, волокуше. Доска легко скользила по обледеневшему полу, и было не тяжело, но руки коченели даже в рукавицах. Ломило от холода лоб, глаза и переносицу. Непроизвольно выступали слёзы, которые тут же замерзали, склеивая ресницы. А протирать глаза было неудобно.

В переходе остановились передохнуть. Андрей и Мигель, несмотря на обжигающий лицо мороз, закурили.

– Потом за остальными сгоняем! – бодрился лаборант, пуская дым в пустой оконный проём. – Я посмотрел, там много всяких фильмов, и для детей есть мультики… Стоп, что это?

Он направил свет фонаря в окно. Ольга тоже посветила туда, но ничего не увидела.

– Там что-то двигалось! – заявил лаборант.

Он высунулся в пустой проём и пробежался лучом по снегу.

– Да вот и след же!

Параллельно переходу, в паре метров от окна в лучах фонарей действительно просматривалась какая-то размытая борозда, как будто что-то только что протащили. Рыхлый и лёгкий перемороженный снег плохо сохранял форму следов.

– Это было что-то большое, чёрное и быстрое! Я не успел разглядеть.

– Да ладно, – засомневался Андрей. – На таком морозе ничего не выживет. У меня даже папироса к губе примёрзла…

– Я видел! – настаивал Мигель. – Да вон, смотрите, смотрите же! Вот оно!

Вдалеке, за границей светового луча, вроде бы что-то двигалось, рассекая снег. Из-за слабого света и поднятой снежной пыли, разглядеть подробности не удалось.

– Я же говорил! – торжествовал лаборант.

– Чему ты радуешься, придурок? – неожиданно грубо оборвал его Куратор. – Быстро берите ящики и бегом отсюда.

Мигель обиженно засопел в шарф и замолчал. Подняли ящики и понесли – не бегом, но всё же быстрым шагом, непроизвольно оглядываясь на пустые проёмы окон за спиной. А Ольга, таща волоком за собой коробки, неотвязно думала о том, что где-то там, в морозной темноте, сейчас ведёт спасательную группу Иван. От этого неприятно заныло предчувствием беды сердце.

Когда, вернувшись в убежище, она увидела растерянную суету толкущегося у входа руководства, то сразу поняла – так и есть, случилось.

– Что с Иваном? – схватила она за рукав свитера Лебедева.

– Неизвестно, – отмахнулся он. – Радист вышел на связь и доложил, что у них что-то произошло в котельной. Кто-то, кажется, погиб, но мы не поняли кто и почему, а больше на связь они не выходили. То ли батареи замёрзли, то ли…

Директор не договорил.

– Я иду за ним! – твёрдо сказала Ольга.

– Ты с ума сошла?

– Я с вами! – быстро сказал Мигель.

– Остановите эту сумасшедшую, – повелительным тоном распорядился Куратор, но директор не обратил на него никакого внимания.

– Оленька, – сказал он успокаивающе, – ну куда ты в твоём положении пойдёшь? Там темнота и мороз…

– Я только что оттуда, не надо мне рассказывать! И я уже одета, снаряжена и готова.

– И я! – поспешил заявить Мигель.

– В моём положении нет ничего особенного, мне рожать не завтра, а пока вы собираете новую группу, они могут там погибнуть.

– Я с вами, – внезапно сказал Андрей, выходя из дежурки со своим карабином.

– Ты-то куда? – заметно разозлился Куратор. – Я тебе запрещаю!

– Запрещалка не выросла! – отмахнулся Андрей.

– Чёртов авантюрист… – зло сказал Куратор, но, стиснув зубы, отошёл в сторону.

Лебедев пристально посмотрел на Ольгу, хотел что-то сказать, но только махнул рукой.

– Снегоступы у выхода возьмите, мы их много наделали, – подошел кто-то из дежурных. – Там ступеньки в снегу вырубили, по ним подниметесь на поверхность, а дальше снег рыхлый, без снегоступов никак. И вот ещё очки лабораторные из плексигласа…

Идти на снегоступах оказалось с непривычки очень сложно – ноги приходилось широко расставлять и высоко поднимать. Овальные алюминиевые пластины, грубо нарезанные из какого-то технического лома, привязывались к валенкам ремнями, а Ольге ещё и валенки были велики, болтаясь даже поверх бот. Первое время им приходилось то и дело хвататься друг за друга, чтобы не упасть, но потом понемногу привыкли. Институтская котельная находилась на окраине территории. От главного входа до неё было примерно километр, но преодолеть это ерундовое, в общем, расстояние оказалось не так просто.

– Это наверняка оно… – попытался говорить Мигель, но вести беседу на таком холоде оказалось просто невозможно – воздух выстуживал так, что, казалось, сейчас зубы треснут.

В плотно прилегающих к лицу лабораторных очках глаза уже не так резало холодом, но сами очки понемногу обмерзали.

– Надо было мылом натереть… – не унимался говорливый Мигель.

Андрей шёл молча, сосредоточенно сопел, старательно переставляя ноги и поддерживая Ольгу за локоть, когда она теряла равновесие. Этот человек был ей непонятен – он прибыл в Загорск-12 вместе с Куратором, но в качестве кого? Почему именно он – это было безапелляционное требование – должен был пройти через созданный установкой прокол? Что за дела были у них в гараже – настолько важные, что они были готовы чуть ли ни за оружие взяться? Ответов на эти вопросы у неё не было, но всё же она была благодарна, что Андрей вызвался идти с ними – если потребуется спасать людей, лишние руки не помешают.

В темноте оказалось неожиданно сложно ориентироваться даже на знакомой территории Института. Заваливший всё снег скрадывал контуры зданий и путал ориентиры, фонари светили слабо и недалеко. С первой попытки прилично промахнулись – уперлись в гараж, причём не сразу даже поняли, что торчащие из-под снега кусок стены и угол крыши относятся именно к нему. Сориентировались, прикинули направление, пошли дальше – и чуть не убрели невесть куда. Спасло то, что Ольга зацепилась краем снегоступа и упала. Оказалось – за верхушку фигурного кованого копья, венчающего скрытую под сугробом ограду.

Жуткий холод и рыхлый снег выматывали, выпивая последние силы. У Ольги от непривычного движения враскоряку ужасно болели внутренние мышцы бедер. Противно ныли остывшие кисти рук, которые она безуспешно пыталась согреть, сжимая и разжимая кулаки внутри варежек, потеряло чувствительность лицо. Когда они, скорее по удаче, чем по расчёту, всё-таки нашли котельную, она уже была готова лечь в снег и умереть – настолько пропиталось тело ядом усталости. К железной двери был прокопан в снегу утоптанный спуск. На наезженной волокушей колее контрастно выделялись пятна жидкости, которая сначала показалась Ольге чёрной. Но в свете фонаря стало видно – снег пропитался пролившейся тут в изобилии кровью.

– Откройте! Это мы! – уже стучал в железную дверь Мигель. Заглушённый промерзшим шарфом голос и толстые варежки на руках свели его попытки на нет, и Андрей, в конце концов, пару раз грохнул в железный лист прикладом.

– Кто здесь? – послышался из-за двери знакомый голос, и у Ольги зашлось сердце – жив!

– Это я, Иван, я! – закричала она, отдирая ледяную корку с шарфа.

– Рыжик? – удивился он. – Как тебя… Открываю!

Ввалились в тёмное помещение – коридорчик при входе, – зацепились снегоступами, чуть не посшибали друг друга.

– Сюда, сюда, – тащил Ольгу за локоть почти невидимый Иван. – Мы тут растопили один котёл…

В топочной не было тепло – стены покрывал толстый слой инея, – но, после лютого мороза снаружи, казалось – жара. Сумрак, подсвеченный слабым мерцанием огня из открытой топки, возле которой неразличимо сгрудились какие-то люди.

– Остатки угля из бункера дожигаем, – сказал Иван, как бы извиняясь. – Там всё равно мало было…

– Что случилось? Почему вы не возвращаетесь?

– Вот что… – он повернул фонарь в сторону, и Ольга увидела лежащие рядком в дальнем углу припорошенные инеем тела.

– Кто…

– Хозгруппа, – грустно сказал Иван. – Они вывозили из подсобки баллонный газ и не вернулись. Их мы и искали, когда…

Но Ольга уже и сама увидела лежащего перед дверцей топки, в зоне относительного тепла, замотанного в окровавленные тряпки юношу-радиста.

– Он шёл последним. Что-то выскочило из темноты и ударило его в спину… Если бы не рация…

– Что-то?

– Мы не видели. Но радиостанция пробита насквозь, как будто копьём, и в спине глубокая рана, задето легкое. Пришлось разводить огонь, накладывать повязку…

– Как это случилось? – спросил взволновано Мигель.

– Мы нашли хозгруппу у входа, – сказал Громов. – Они в кого-то стреляли, было охотничье ружье, там два стреляных патрона. Ружье сломано, они убиты, кровью всё залито. Вышли на связь, сообщили, начали переносить тела внутрь, и в последний момент Олегу вот так прилетело. Мы не увидели, кто это был – все были уже внутри, и фонари светили в другую сторону. Пока прогрели помещение, чтобы не поморозить при перевязке, он много крови потерял…

– Надо его срочно в медпункт! – решительно сказала Ольга.

– Да, – согласился Иван, – мы как раз готовимся к выходу.

Он показал на лежащие в зеве топки, в стороне от горящего угля, кирпичи.

– Завернём в тряпки, положим на волокушу, сверху уложим мальчика, – пояснил Громов. – Поедет, как Емеля на печке. Иначе не довезём – замёрзнет. Тела погибших, к сожалению, придется пока оставить здесь.

Чтобы укрыть раненого, пришлось раздеть трупы. Они успели окоченеть, замерзшая кровь схватилась ледяным клеем, так что тулупы просто срезали, распоров по швам. Получившимися кусками овчины обернули уложенного на горячие кирпичи радиста, который так и не приходил в сознание. Дыхание его было редким и слабым, лицо – бледным до синевы. Даже далекому от медицины человеку было очевидно, что дела его плохи.

Тропу прокладывал ловко скачущий на снегоступах Мигель. За ним, как два ломовых битюга, упрямо топали впрягшиеся в волокушу Сергей и Василий. Ковыляли, держась друг за друга, Иван и Ольга.

– Хромой да беременная – два полбойца, – пошутил неунывающий Иван.