–Ты еще кто такая? – зло спросил он. – Чего лапаешь?

Полина, не удержавшись, съязвила:

– Посулили мешок денег? А потом мимо прошли и не вспомнили, даже не заметили. Обидно. Но ты переживешь.

Она отодвинулась подальше от сердитого парня и посмотрела в ту сторону, куда ушли Анжела Львовна и ребята. Мэн проследил ее взгляд.

– Что? Твоя бабка была? Клоуном тут прыгала, верещала, кошельком размахивала. Видать бабло водится! Миллиончик не давит? Поделиться не хочешь, сука?

Полина передернула плечами, словно стряхивая прилипшую грязь. Она не успела ничего ответить, как Крупный Мэн оказался рядом. Он стоял, тяжело дыша ей в лицо и, сделав еще один шаг, наступил на ногу.

– Нарисовались, бл.., веселуху испортили … Компенсировать не желаешь?

Полина с силой оттолкнула его.

– Убийство ты называешь веселухой?! – губы ее дрогнули в брезгливой усмешке. – А за мифический миллион так и приятеля утопить не жалко? Где же находится этот замечательный террариум, в котором столь умело выращивают такие великолепные экземпляры гаденышей и мерзавцев? Это ж какой опыт иметь надо, какие навыки и старание. Личный пример, я полагаю, не последнюю роль играет. Кто ж у нас папа-мама? – произнесла она ехидно и тут же пожалела о сказанном.

Лицо парня побелело, исказилось от ярости, пальцы сжались в кулаки. Остервенело матерясь, он ринулся к ней, замахнулся, но, вдруг передумав, схватился за сумочку, висевшую на длинном, перекинутым через плечо ремешке, и со всей силы дернул ее.

«И все-таки деньги», – подумала Полина. – «Боже, как примитивно».

Крупный Мэн смотрел на нее ненавидящим взглядом, и она, попытавшись отодвинуться от него, потянула сумку к себе. Он со всей силы ударил ее по руке. Вскрикнув от боли, Полина разжала пальцы; сумка оказалась в руках Мэна. И вдруг, с артистической ловкостью, он отстегнул ремешок и набросил его на шею растерявшейся Полине. Не отрывая пристального взгляда от ее лица, Мэн начал медленно затягивать его. Это было так неожиданно и так нелепо, что в первое мгновение она больше удивилась, чем испугалась. Но когда ремешок впился в шею сильнее, Полина запаниковала и начала отбиваться, суматошно размахивая руками, словно на нее напал рой диких пчел. В памяти замелькали обрывки фраз: «сильно надавите пальцами на глаза нападающему», «коленом в пах», «локтем в челюсть». Но тело не слушалось ее, и руки беспорядочно мелькали в воздухе, как крылья ветряной мельницы. Ремешок немного ослаб, потом и вовсе соскользнул на землю ненужной вещицей, и Полина, слегка переведя дыхание, вдруг почувствовала прикосновение чужого холода и гнева: цепкие недетские пальцы яростно и сильно сдавили ее горло. И тут ужас накрыл ее с головой.

«Аппалинария, ты чего ждешь?! Пока он меня задушит?!» – заорал внутренний голос Полины.

– Я думала, ты сама с подростком справишься, – невозмутимо ответила Аппа.

Старая береза, стоявшая позади, вдруг ожила. Немногочисленные листья мелко задрожали. Могучая вершина склонилась чуть ли не до земли, и длинная сухая ветка мощным ударом отшвырнула озверевшего парня далеко в сторону с такой силой, что он дважды перекувырнулся через голову и, ударившись спиной о торчащий из земли ветхий пенек, остался лежать не двигаясь.

Полина прислонилась к шероховатому стволу и начала растирать кожу, горящую от грубого прикосновения чужих рук. Дыхание ее сбилось, воздух с трудом проникал в легкие. Она мучительно кашляла, наклоняясь вперед, и паника, охватившая ее, заставляла содрогаться все тело. Она посматривала на лежавшего невдалеке Мэна и не чувствовала ничего, кроме страха и отвращения.

Легкий ветерок, смахнув с ветки пожелтевший листик и покачав в своих студеных ладонях, мягким движением послал его в сторону Полины. Листок слегка коснулся живительной влагой ее горячего лба, приводя в чувство. Она глубоко вздохнула, выпрямилась и сделала шаг в сторону, стараясь больше не смотреть туда, где лежал Мэн. Страшная усталость охватила ее. Безумно захотелось домой, в тепло и уют тихой квартиры.

«Найти сумку, там ключи, и на сегодня – достаточно», – подумала Полина и начала осматриваться вокруг.

Наконец, увидев сумочку, она подняла ее, прижала к себе и, сделав над собой усилие, все-таки обернулась. Парня нигде не было, и Полина, опасливо оглядываясь, почти физически ощутила угрозу, будто кто-то провел по спине сильной когтистой лапой.

– Ой все, я нагулялась! – содрогнувшись, сказала она себе и торопливо направилась в ту сторону, куда ушли Анжела Львовна и мальчики.

Стремительно вечерело. Проглядывающее сквозь тяжелые тучи солнце еще висело над горизонтом, едва касаясь его, а вокруг было уже сумрачно и безлюдно.

Полина рассчитывала, что дорожка выведет ее к главным воротам парка, но она, неожиданно вильнув, уперлась в высокий сплошной забор, отгораживающий чью-то обжитую территорию. Вдоль забора росла высокая трава, и дорожка, извиваясь, то ныряла в нее, почти теряясь, то уходила в сторону, становясь широкой и безопасной. Полина торопливо шла по ней, старательно глядя под ноги и обходя часто попадающиеся темные лужи. Она уже достаточно пришла в себя, отдышалась, осмелела и негодовала на свое безволие и мягкотелость.

«Как можно быть такой некчемной слюнтяйкой и допустить подобную выходку со стороны подростка?» – мысленно отчитывала она себя.

Где-то за забором были слышны людские возгласы и смех, негромко играла музыка, и Полина, окончательно успокоившись, шла уже не торопясь, поглядывая по сторонам, стараясь понять, где сейчас находится и как выйти к центральным воротам. Неожиданно забор закончился, дорожка резко вильнула и теперь, став узкой и неровной, тянулась вдоль самодельного частокола, очевидно уводя далеко от центра.

Полина прошла вперед еще немного и остановилась. Больше не было слышно ни голосов, ни музыки. Она повернулась и вскрикнула от неожиданности: в нескольких шагах от нее стоял Крупный Мэн; в руках он держал огромных размеров нож. Почему-то именно величина опасного предмета раззадорила Полину.

– Что, задушить не получилось, так ты за тесаком сбегал?– проклиная себя за неуместный оптимизм, засмеялась она. – И размерчик, прямо скажем, не мелкий. Будто на слона идешь.

Парень смотрел на нее исподлобья. На скулах его яростно перекатывались желваки. Его бесила неуязвимость этой дамочки, ее нежелание сдаться, заплакать, умолять о пощаде. Все то, что сделало бы его сильным и значительным в собственных глазах. Из памяти, каким то образом исчезли нюансы и события, с помощью которых ей удавалось уворачиваться от его безумного желания уничтожить ее. Он даже не понимал, откуда в нем эта ненависть; он просто хотел, чтобы этой особы обязательно не стало. Пересыпая слова беспрестанной руганью, Мэн заговорил зло, быстро, с азартом:

– Все хихикаешь-потешаешься, смешно тебе? Всерьез меня не воспринимаешь?! Так я заставлю!!! Кого ты там облюбовала, кого спасла, чьими руками? Шавку бездомную, чувачков-малолеток? С помощью старой клоунессы, фиглярки маразматичной? Всех тварей найду, выпотрошу и к тебе на порог свалю. Похихикаешь тогда! Но, может быть, с тебя начну. Еще не решил.

Словно и не было поздней осени с мелким моросящим холодным дождем. Небо в один миг заволокло клубящимися грозовыми тучами, засверкали бесшумные молнии. На мгновение все зловеще замерло, точно приготовилось к прыжку в бездну. И, наконец, ветер, будто очнувшись, выдохнул воздушной поток такой силы, что все вокруг завыло и загрохотало.

Как только Крупный Мэн начал говорить, Полина медленно пошла в его сторону. И теперь она стояла напротив, молча в него вглядываясь Аппиными глазами. Над его головой слабо прорисовываясь, мерцало число одиннадцать.

– Что, не нравлюсь? – яростно спросил парень.

– Очень.

Взгляд Полины помрачнел и ожесточился. Волосы потемнели, выпрямились и тяжелыми вороньими крыльями легли ей на плечи. Ее красивое лицо словно окаменело, превратившись в маску гнева и брезгливости.

– Бл…! Вас тут две, что ли? – в голосе Крупного Мэна появились нотки страха и растерянности. Пытаясь унять охватившую его панику, он медленно пятился, отступая, пока не уперся спиной в забор из прогнивших прутьев. Мэн едва сдерживался, чтобы не закричать и не позвать на помощь. Нож давно выпал из его вспотевших ладоней.

Аппалинария надвигалась и нависала над ним неотвратимым стихийным бедствием. Порыв ветра подхватил ее и, оторвав от земли, плавно покачивал в воздухе. Полы незастегнутого плаща, шуршали и хлопали, развиваясь в разные стороны. Голос ее, казалось, доносился из каждого миллиметра грохочущего пространства. Он гудел и гремел, как гроза. Шелестел, как вихрь в метущейся листве. Под силой его разлетались тучи, высвобождая синеву неба. Гнулись со стоном громады деревьев.

– Настал твой черед! Ты – сорняк. Ты – злобное недоразумение. Ты – плесень, угрожающая чужим жизням. Ты – гниль подзаборная. Зловонная и растекшаяся. Так и будь ею!!!

Мэн не выдержал, дико закричал и, в ужасе озираясь по сторонам, попытался бежать. Но рванувшись, вдруг почувствовал, как тело плавно уходит вниз, в жижу, в грязь, опускаясь в нее, растворяясь в ней и становясь ею.

–Нет, нет, не хочу, не надо, пусти…– успел прохрипеть он, прежде чем растекся и смешался с зеленой вязкостью затхлого месива.

Гроза разом утихла. Полина с досадой и брезгливо посмотрела на нескончаемую слякоть, пузырящуюся у нее под ногами.

– Вот полежи тут и подумай о своем поведении. И не торопись. У тебя впереди целая вечность! – сказала она нравоучительным голосом.

Потом, машинально поднеся руку ко лбу и прикрыв глаза, прошептала:

– Сумасшествие какое-то. Этого просто не может быть!

Она посмотрела по сторонам, выискивая возможность обойти растекшуюся перед ней грязь и, не найдя ни единого сухого места, пошла по высокой мокрой траве.

–Так, все, не хочу ничего вспоминать! Ничего помнить не желаю! Это был сон, ночной кошмар! Забыли! – звенело в голове и сердце Полины. Ее вдруг начала бить такая сильная дрожь, что казалось, будто она разносится на многие километры, отдаваясь слабым эхом в густом воздухе вечерней глуши.

– Аппалинария, что мы натворили? Что ты учудила? Это была иллюзия, надеюсь? Метафора? Он сейчас идет домой и очень раскаивается? Он тоже не будет прежним?

– Вряд ли. Не всегда все можно сделать хорошо и сразу, – тихо отозвался голос Аппы, заглушаемый шелестом крыльев большой, низко пролетевшей ночной птицы.

Полина постаралась вникнуть в суть прозвучавших слов, но, поймав себя на мысли, что думает о другом, произнесла:

– И откуда ты взяла эти кошмарные выражения про гниль и плесень?

– Не знаю, – ответил размеренный голос. – В воздухе витало.

Перед мысленным взором Полины, возник опасный силуэт агрессивного парня с ножом, и ей подумалось: « Нет, все верно, он должен измениться и не быть прежним».

ЧЕРЁМУШКА

Двигаясь по уже знакомой извилистой дорожке вдоль забора и дойдя до его конца, Полина свернула на прежнюю тропинку и вдруг ясно поняла, куда надо идти, чтобы выйти на центральную аллею.

Пройдя мимо большой старой березы, минуя раскидистый колючий кустарник, Полина пошла по песчаной дороге и неожиданно услышала позади слабый шелест, словно кто-то робко позвал ее.

– Что? Опять?! – она гневно обернулась.

В высокой траве, у самой кромки, сидела та самая собачонка, черный мохнатый комочек, за жизнь которой, в результате, так яростно сражалась Полина.

Собачка осторожно вышла на дорогу и села посередине. Хвостик ее то неуверенно двигался из стороны в сторону, то замирал в напряженном ожидании. Глаза сияли надеждой и благодарностью. И в осеннем воздухе над ее настороженными ушками плавно покачивалось число десять.

«Две миссии за один вечер?» – удивленно подумала Полина.