Рок-н-рольщик. Маленькая повесть (страница 6)

Страница 6

– Давай врубай! А ты что булки мнёшь, Павел Владимирович? Доставай, что ли!

Зарубин поменял кассету в магнитофоне, выставил уровень звука так, чтобы тот не мешал беседе и включил аппаратуру. Жаров достал из противогазной сумки, висевшей у него на боку, бутылку местного коньяка, три железных рюмки и расставил их на десантной лавке.

– Разливай! Есть у тебя чем занюхать?

– Обижаете, товарищ полковник. Офицерское яблоко подойдёт?

– Ух ты, офицерского яблока ещё не пробовал. Тащи!

Зарубин достал из бардачка крупную луковицу, легко очистил от шелухи и порезал перочинным ножичком дольками.

– Прошу!

– Ты это, ты не сердись на меня, Павел Николаевич. Виноват я, не разобрался в этом дерьме, каюсь. Ну давайте по единой! Быть добру…

Офицеры дружно захрустели луковицей. Ритмичная рок-музыка, сильные и хриплые мужские голоса, певшие на английском, пульсировали внутри стального зверя. Очень быстрая мелодия возбуждала, звала в бой, в поход на врага. Не ждите пощады!

Начальник отдела и его заместитель раскраснелись, незаметно для себя стали говорить громче и чаще.

– Товарищ полковник, а что там с майором Шикиным, чем дело закончилось?

– Всё, как ты и говорил: он собрался «стучать» в ГУВД и ставить вопрос о замене, хм… ряда товарищей в нашем коллективе. Хорошо, телефонная связь на наше счастье не работала и его вовремя изолировали.

– Изолировали – это как?

– Я выписал ему десять суток ареста и лишил его боевых выплат за эти дни. Да, ещё порекомендовал ему купить тёмные очки и никуда без них не ходить – хороший ты ему макияж наложил, хрен он такие большие очки найдёт! – Зацветин и Жаров, не сговариваясь, дружно заржали.

– Слушай-ка, Николаич, а что ты такого страшного про меня главе администрации в Новогрозненском наплёл? – раскрасневшийся от выпитого подполковник Жаров лихо крутанул на голове камуфлированный головной убор козырьком назад.

– Ты скажи честно, может я чего важного не знаю – вдруг ты меня в ЛГБТ-сообщество записал? Ты прикинь, засылают к нам в отдел гонцов, чтобы выяснить, что я за зверь такой и чего ещё страшного от меня ждать. Какую-то кличку мне клеят: не то чистильщик, не то мебельщик…

– РОК-Н-РОЛЬЩИК, Павел Владимирович, РОК-Н-РОЛЬЩИК… – Это был мой позывной в Грозном в первую чеченскую кампанию. Славное было время! Пусть боятся, черти.

– Ах вон оно что! Ну и пусть! Давай наливай, не тяни!

– Э нет, так не пойдёт – больно вы раздухарились, ещё ссору затеете, горячие финские парни. Включу-ка я вам другую песню «назаретян» – Зарубин поменял кассету – Слушайте!

Умиротворённая, совсем не похожая на только что отзвучавшую, мелодичная и красивая музыка нежно укачивала гостей. Лиричная, с хриплым мужским вокалом, она примиряла и успокаивала присутствующих.

– Эх, хороша песня! Наливай по единой! Как называется-то? – Зацветин запрокинул голову, опрокидывая в себя содержимое рюмки.

– «Love Hurts» – Любовь причиняет боль. – Персонально для вас, голуби вы мои!

Зацветин поперхнулся, побагровел и выронил рюмку на пол. Жаров заливисто захохотал, сорвал с головы форменное кепи, швырнул его на пол БТР, давясь от смеха, откинулся назад и … влепился с размаху затылком в корпус бронетранспортёра. Ранее успокоившийся и дремлющий неподалёку бездомный пёс вновь вскочил на ноги и в страхе унёсся подальше от железной машины, внутри которой заливисто смеялись три российских офицера. Три настоящих русских офицера.

А над притихшим Гудермесом разносились мелодичные и распевные слова шотландской лирической баллады в исполнении группы «Nazareth»:

Love hurts, love scars,

Love wounds, and marks,

Any heart, not tough,

Or strong, enough

To take a lot of pain,

Take a lot of pain

Love is like a cloud

Holds a lot of rain

Love hurts, ooh ooh love hurts …

Эпизод третий. Уже дома.

7 октября 2002 года эшелон с милиционерами, завершившими свою рекордную по срокам 195-дневную служебную командировку на Северный Кавказ, прибыл на первый путь железнодорожного вокзала. На перроне в честь прибывающих героев во всю мощь своих возможностей гремел маршем местный милицейский оркестр. Начальник областного ГУВД поправил фуражку, достал листки с приветственной речью и свирепо глянул на своих заместителей, галдящих у него за спиной. Свита заволновалась.

Милиционеры выходили на перрон и падали в объятия родных и сослуживцев. Вволю нацеловавшись с близкими, они по команде выстроились в две шеренги, подтянули ремни и заплечные мешки и приготовились внимать речам генерала. Гремела музыка, расчувствовавшийся генерал-лейтенат вручал прибывшим ведомственные награды, одаривал подарками, некоторых по-отечески лобзал…

Перрон опустел. Ветер гонял по асфальту обрывки шоколадных обёрток и пустые пластиковые стаканчики. Вдоль одиноких вагонов от локомотива к концу состава бежала красивая молодая женщина, заглядывала в открытые тамбуры и бежала дальше. Она запыхалась, светлые волнистые волосы растрепались, щёки от бега раскраснелись – одним словом, хороша!

Добежав до конца эшелона, она увидела того, кого искала – ей навстречу из последнего вагона вышел Павел Николаевич Зарубин – её муж и отец их двоих дочерей.

– Привет! Как вы тут без меня?

– Привет, дорогой! Ничего, терпимо, только деньги кончились – красотка Марина не работала, ибо кому нужна работница с двумя часто болеющими детьми? Да никому!

– Деньги говоришь? А где мои командиры, сейчас порешаем с ними насчёт денег.

Командиры его вскоре обнаружились: командир специализированного батальона уголовного розыска областного ГУВД, в котором Зарубин служил заместителем, приближался в сопровождении остальных своих замов.

– Здорово, герой!

– Здорово, отцы-командиры. Домой меня с женой и вещами забросите?

– Погоди, поехали на базу – сдашь оружие.

– Народ, сдайте за меня, а мне бы домой – помыться-побриться с дороги, всё же три дня в пути!

– Не положено, оружие и боекомплект должон сам сдавать.

– Маришка, поедем. Домой потом нас забросите?

– А как же!

Разоружившись и сняв с себя «сбрую», Зарубин заглянул к командиру. Комбат, подполковник Бородкин Василий Владимирович на должность был назначен недавно и с удовольствием обживался в персональном кабинете. Он пультом выключил телевизор, который смотрел в одиночестве.

– Присаживайся, Николаевич! Что у тебя?

– Василий Владимирович, дома денег ноль, жена и двое детей полуголодные сидят. Я с командировки гол как сокол, сами знаете, в месяц 200 рулей выдавали на сигареты. Может как-то поможете моему горю?

– Слушай, сегодня только 7-е число, а получка 20-го (в МВД по традиции заработную плату выдают один раз в месяц строго 20 числа), в бухгалтерии тоже полный ноль. Если хочешь (Бородкин залез в свой портмоне, порылся в нём) дам взаймы двести рублей?

– Эх, этого моим девчонкам даже на прокладки не хватит! Только на пол-литру если! Я тут с народом пообщался – Зарубин присел на один из стульев – говорят в ГУВД поступили «боевые» за июль и август. Может посодействуете, чтобы нам их побыстрее выдали? Там за два месяца тысяч по 30 на брата будет. Так как, командир?

«Боевые» ежемесячные выплаты были введены Президентом с начала второй чеченской кампании. Они были существенной финансовой поддержкой для российских силовых структур, находившихся в районе вооружённого конфликта и оформлялись специальным боевым приказом за подписью командующего объединённой группировкой сил и средств в Северо-Кавказском регионе.

– Ну, не знаю, попробую поговорить с руководством. Ты загляни в батальон денька через три.

Прошло три дня. Зарубин, находящийся в реабилитационном отпуске, вновь входил в кабинет командира батальона.

– Разрешите, Василий Владимирович?

– Заходи, герой! Что не отдыхаешь?

– Нам бы насчёт халатика! В смысле, какие новости по «боевым» денежкам?

– Николаич, денег по-прежнему нет. Руководство ГУВД посылает в финансово-экономическое управление, а я там никого не знаю.

– Командир, а что насчёт зарплаты? Может хоть часть мне выдадите?

– Ну что ты, мы же содержимся за счёт средств областного бюджета. А область, понимаешь, чаще всего деньги задерживает. Если дадут двадцатого числа, это будет уже хорошо. Лишь бы не задержали. Вот если мы были на федеральном бюджете, тогда было бы проще – там зарплату день в день выдают.

– Да, хоть в другую контору к федеральному бюджету переходи. Так что посоветуешь, командир?

– Ты это, зайди к нашему главному бухгалтеру, может она что сумеет сделать.

– Понятно…

Гадалкина Инесса Борисовна, главный бухгалтер специализированного батальона, женщина бальзаковского возраста, была дамой весьма своеобразной и вздорной. Не имея офицерского звания, она работала в качестве гражданского специалиста и поэтому завидовала каждому, кто был облачён в милицейский китель и носил погоны. Зная всё это, Зарубин начал осторожно.

– Инесса Борисовна, я к Вам зашёл по совету командира.

– Чего надо, денег нет! – отрезала пергидрольная блондинка – проси мало, говори тихо, уходи быстро – особого пиетета ни к кому из руководства батальона, да и к офицерам вообще, она не испытывала.

– Борисовна, только Вы можете помочь моему горю!

– Чево надо, говори!

– В ГУВД, знаю точно, поступили «боевые» деньги за два месяца – июль и август – по нашей командировке. До зарплаты ещё далеко, а у бойцов, кто со мной ездил, да и у меня тоже денег совсем нет. Помогите получить «боевые», хотя бы за один месяц. Вы в ФЭУ ГУВД человек уважаемый, Вас послушают однозначно!

– Да что вы говорите! Как петух жареный в зад клюнул, так сразу к Инессе Борисовне побежали. А как премии за раскрытие преступлений получать, так ни разу обо мне и не вспомнили! Если знаете, что пришли «боевые», значит получите, когда время придёт.

– Надо сейчас, Инесса Борисовна. У всех семьи, дети.

– Знаешь, что?! Да пошли вы все в задницу с вашими боевыми!! Моя бы воля, я бы вам вообще ничего за командировку не платила, наоборот, с вас бы удержала!

– Это как? – Зарубин явно опешил.

– Да вот так, алкаши вы конченные! В Чечне только и знаете, что водку пьянствовать да медальки купленые со значками себе на грудь вешать! Знаю, что говорю! Герои, блин, отсиделись где-то в норах, как бомжи, по-тихому! Только и можете, что мирных жителей кошмарить, да баб тамошних трахать! Иди со своими мудаками куда подальше!

Зарубин недослушал заключительные слова этой оскорбительной речи, потому что у него «упала планка» – в глазах потемнело, как тогда, в июле, в гудермесских разборках. Ухватив охамевшую мадмуазель правой рукой за шиворот, он легко выволок её в смежную с бухгалтерией комнатушку – приёмную командира батальона. Находившаяся там немолодая уже секретарша, оторвав глаза от пишущей машинки, взвизгнула, будто увидев гигантскую крысу, и почему-то запрыгнула на свой стул обеими ногами. Зарубин, особо не напрягаясь, протащил оравшую и сучившую конечностями даму мимо неё и легко заволок в кабинет командира. Швырнув добычу на пол перед комбатом, Павел перевёл дух и … пришёл в себя. В глазах у него прояснилось, боевая пелена спала и он осознал, что находится в кабинете Бородкина, нависая над сидящей на пятой точке, в сбившейся на спину блузке и разорванных на коленях колготках, рыдающей в голос главбухшей. Комбат вскочил со своего места и безмолвно наблюдал за этим душераздирающим зрелищем.