– Силен ты, певец, впервые равного нашёл, – с улыбкой хлопнул его по плечу генерал Власик. – Ну, пойдёмте, готова уже, наверное,

Так и хотелось спросить: «Кто готов?». Женщина здесь? Ха. Не надо спрашивать, тут только одна представительница женского пола может быть – Светлана Аллилуева. Прихорашивалась.

Событие восьмое

Только буржуа покупают мебель; настоящие аристократы мебель наследуют.

Кейт Фокс

По длинному коридору прошли в гостиную. Два дивана в чехлах по стенам. Огромный, человек на двадцать, стол в центре комнаты, чуть дальше и ближе к другой стене два кресла низких, тоже в чехлах, и столик небольшой. У стены комод и на нём патефон стоит. Небольшой, без этой смешной огромной трубы, как-то по-другому усиление звука происходит. Он играл. Звучала песня в исполнении Утёсова, про улицы:

С боем взяли город Люблин, город весь прошли,
И последней улицы название прочли,
А название такое, право слово, боевое:
Варшавская улица по городу идёт —
Значит нам туда дорога, значит нам туда дорога…

Дослушать не дали про Варшаву. Скромная тихая молодая женщина с очень красивыми темно-рыжими волосами, волнами уложенными, подошла и сняла иголку с пластинки. Потом тихо, как бы, подплыла к Наташе, игнорируя всех прочих, взяла её под локоть и увела к креслу, что-то по дороге шепча той на ухо.

Сталина не было. Пожилая женщина расставляла на столе посуду, тарелки большие, явно суповые, рядом обычную ложку укладывала аккуратно, не тот сервиз, что Вовка так в Ленинграде и не удосужился пока из заточения извлечь на свет божий.

Вдруг суета прекратилась, все развернулись ко второму выходу из гостиной. Старческой шаркающей походкой входил Сталин. Голову чуть опустил, ссутулился и смотрел в пол. Седой весь. Белый китель без всяких наград. Сапоги короткие. Только дойдя до угла стола, поднял голову и осмотрел присутствующих. Именно осмотрел, так, переходя взглядом с одного на другого, оценивая и взвешивая. Добрался до Вовки. Фомин, почувствовал, как мурашки бегут по спине, ещё эта дурацкая гитара в руке. На Вовке Вождь задержался, с ног до макушки ощупал взглядом. Хорошо было при общении с царями. Поклонился и стой, согнувшись, голову опустив, рассматривай себе трещинки в половицах. Или вот фашистам тоже не плохо. Выдернул руку вверх и ори себе «Хайль Гитлер». А тут что делать?

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – проблеял, себя-то еле услышал.

Сталин кивнул, ещё раз взвесил взглядом и переключился на дочь с Наташей. К тем даже подошёл, ну, шагнул, вернее, там кресла как раз недалеко от входа-выхода стояли.

– Здравствуйте, товарищ Сталин! – чуть не выкрикнула Аполлонова. Голос сфальцетил.

Светлана погладила девушку по плечу, успокаивая. Наташа была выше дочери Сталина на голову почти.

– Красывая, настоящая артыстка, – голос был тихий, но других звуков в огромной комнате не было, все стояли, замерев, и старались дышать про себя и пореже.

– Папка, чего ты девочку пугаешь?! – встала грудью на защиту Светлана.

– Я что сказал? Правду сказал. Красывая. – Сталин улыбнулся и пошёл назад, сделал пару шагов и сел на отодвинутый Власиком стул в торце стола.

– Лаврентий, ты сказал малчик? Где он? – Иосиф Виссарионович снова повернул голову к Вовке. Даже не голову, как волк, всем телом развернулся.

– Подрос, – усмехнулся Берия.

– Хорошо подрос. Еслы ещё подрастёт, будет дядей Стёпой. В «Дынамо» же. Милиционер?

– Нет, Коба. Малчык. Ещё семнадцати нэт. – Берия подошёл к Вовке и, дурачась, встал рядом и присел чуть. По пояс почти Фомину став, – Високый малчик.

– Ха-ха, – надтреснутый такой смех, как кашель, – Молодэц. Расты большой. Володя, да Лаврентий?

– Владимир Фомин, Коба, чемпион страны по хоккею канадскому. Сам нэ поверил, когда услышал, что ему шестнадцать лэт. Лучше Боброва играет.

– Так он в хоккей тут играт будэт! – Сталин снова засмеялся. Генералы разные тоже забухали, поддерживая шутку.

– Папка, что ты над ним издеваешься! Я сына бросила! Васька сказал, что лучшие в стране песни будут петь! – Светлана оставила Наташу и подскочила к отцу, почти решительная. Смотрелась такой маленькой и беззащитной.

– Конэчно. Володя, раз с гитарой прышёл, спой нам песню. Потом пообедаем вместе, – Сталин чуть откинулся на спинку стулу. Высокий, но спинка почти вертикальная. Сильно и не откинешься. Неудобно должно быть сидеть.

– У нас грустные песни…

– Ты не набивай себе цену, спой про мальчиков, – влез Василий Иосифович.

– Да, Володя, спойте песню, – зыркнула на него сестра.

Фомин оглядел огромную гостиную, ну, наверное, лучшее место и будет у кресел. Он обогнул стол и Подошёл к вскочившей Наташе.

– Каюр. Погонщик оленей – это каюр, – шепнул опять девочке со стеклянными глазами.

– А? – и поняла, еле заметно улыбнулась.

Вовка сел на кресло, чуть отодвинув от себя девушку. Тронул струны гитары, проверяя настройку, и начал, пальцами перебирая:

– Ах, война, что ты сделала подлая…

Глава 4

Событие девятое

Испытай один раз полет, и твои глаза навечно будут устремлены в небо. Однажды там побывав, на всю жизнь ты обречен тосковать о нем.

Леонардо да Винчи

До свидания, девочки!
Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.

Не было слёз. Да и аплодисментов не было. Двое из трёх генералов уже по нескольку раз прослушали. А маршал с генералиссимусом люди видимо закалённые и их песенками не взять. Оставалась только молодая мама Светлана Аллилуева, бросившая сына Иосифа, чтобы именно эту песню и услышать. Вовка постучал пальцами по верхней деке, изображая шаги уходящих девочек и поднял глаза на слушательницу. Светлана стояла у стола по левую руку от отца и держалась за его плечо. Стояла и смотрела в окно, что было за Вовкой и Наташей. В гостиной «Ближней дачи» повисла тяжёлая тишина.

А ведь хорошо спели. По идее, сначала девочка обращается к мальчикам и все разы, когда репетировали и исполняли перед аудиторией, то начинала петь Наташа, но Вовка на последней генеральной репетиции чётко осознал, что зеленоглазка заволнуется и завалит всё выступление, и они решили поменять, Он обращается к мальчикам, а она к девочкам. Думал будет так себе, а получилось даже лучше, чем обычно и Наташа только один раз сфальшивила, да и то, если не слышать оригинала, то и не поймёшь, может это она слезу в голос пустила.

Тем непонятнее было это молчание и тишина. Первой отмерла всё же Светлана.

– Папка, это было здорово. Не соврал Васька – это лучшая песня в СССР.

– Ну, ну. – Сталин похлопал дочь по руке, – Грустная у тебя песня, мальчык. Не соврал. А вот ты, Лаврентий, соврал мне.

Берия сдернул пенсне?

– В чём, Ко… В чём я соврал, товарищ Сталин? – И никакого акцента.

– Ты сказал, что это лучшая песня в СССР. Нэправда. Это – самая лучшая песня в СССР. Даже не верится, что мальчык мог такую написать. Жаль, что она грустная. – Сталин достал из кармана платок и промокнул слезинку в правом глазу, – У тебя, Володя, есть не такые грустные пэсни?

– Фомин, а мне говорили, что у тебя про лётчиков есть песня? – Выскочил, как чёртик из табакерки Василий.

Про лётчиков? Фёдор Челенков, закрыл глаза. Ничего такого он никому не говорил. Як – истребитель? Высоцкого? Но ведь он её пел всего один раз в больнице лётчику, когда тот подарил ему эту гитару. Ещё в Куйбышеве в первый или второй день, как оказался в теле Фомина. Вот это да! Что получается? Получается, что Берия послал в Куйбышев людей или человека, который или которые, всё про Вовку до и после попадания молнии разузнали. Да, КГБ не дремлет. Тьфу, сейчас МГБ. Ну, а чего он хотел? Чтобы его допустили до Самого не разузнав о нём всё, вплоть до цвета носок.

– Як – истребитель? – Вовка посмотрел на теребящего пенсне в руках Берию.

– Пой, давай, Фомин, не томи! – подбежал почти к нему Василий Иосифович.

– Як – истребитель. Необычная песня. Она как бы… Нет. Ладно. Только она уж точно не весёлая.

Вовка снова сел в кресло перебрал струны вспоминая аккорды и начал. Пытался хрипотцы Высоцкого в голос дать, но не получилось, заперхал. Плюнул на хрипотцу и начал по второму разу:

Я – «Як»,
Истребитель,
Мотор мой звенит.
Небо – моя обитель.
Но тот, который во мне сидит,
Считает, что он – истребитель.

Раскатистое «ррр» пришло само. Вовка успокоился после первого куплета, смотрел на Василия Сталина и видел, как по мере повествования меняется его лицо. Непонимание, глаза расширяются. Словно спросить хочет, что это дернулся к Лаврентию Палычу, ну точно, он рассказал лётчику Сталину про песню, а потом улыбка тронула сморщенное лицо и оно разгладилось. Когда Вовка дошел до куплета про смерть ведомого Василий Иосифович сник, вспомнил, видимо, эпизод военной своей жизни.

Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезет другому.
Выходит, и я напоследок спел:
«Ми-и-и-р вашему дому!»

Вовка как мог прорычал изображая мотор на форсаже. И резко ударил по струнам, которые обиженно зазвенели. А вот дальнейшего не ожидал. Василий, как-то подпрыгнул что ли рубанул кулаком по воздуху и через всю гостиную бросился к Фомину. Тот еле успел гитару за спину задвинуть. Сталин младший обнял вскочившего Вовку и ткнулся лицом в плечо. Что блин делать. Обнять в ответ по спине похлопать успокаивая. Пацан же ещё совсем. Ну, по сравнению с Челенковым-то точно. Положил руки всё же на плечи успокаивая. Васька всхлипнул и ещё сильнее вжался в плечо. И тут это же проделала и Светлана. Подбежала и сбоку Вовку и брата заодно обняла.

Событие десятое

У нас мало песен веселых. Большая часть наших песен отличается тяжелой грустью.

Николай Александрович Добролюбов

Стояли так минуту целую. У Фомина просто дыхание остановилось. Боялся вспугнуть этих воробышков, без матери и отца выросших.

– Кхм. – Кашлянул Сталин и достал из кармана чуть мятого белого кителя трубку короткую, – Опять удивил ты меня малчык. Хорошая пэсня, толко опять грустная. Да. – Он, огляделся и тут же Власик положил перед Вождём коробочку зелёно-чёрную с папиросами Герцеговина Флор. – Да, война была тяжёлая. Много хороших смелых людей погибло. – Он сломал одну папиросы, отделяя гильзу от мундштука и замерли руки. – Много, очень много погибло. Только мы победили. Радоваться надо. Теперь будем хорошо и всё лучше и лучше жить. Нужны весёлые пэсни. Люди и так всё про войну плохое знают. У тебя, малчык, есть весёлые песни?

Челенков совсем исходя из других соображений подготовился. Считал, что раз Сталин любит блатные песни в исполнении Утёсова, то ему просто именно блатные песни и нравятся. А нравились не блатные, а весёлые. А их почти не было в стране. Ну, вот только у Утёсова, наверное и были. Ту же песню про околевшую кобылу и пожар регулярно по нескольку раз в день гоняли по радио.

Челенков подготовил блатную, ну, почти блатную. Но заканчивалась она вполне себе весело. Её они с Наташей и готовили, последние дни. Её и генералам представили. Васька отреагировал тогда бурно в квартире, потребовал слова и с ними стал петь второй раз. Не попадая в ноты, но довольный страшно.

Младшие Сталины отошли от Вовки, оба слёзы вытирая.

– Так точно, товарищ Сталин, у меня есть весёлые песни.