Беднейшие горожане щеголяли в добротной одежде. Нередко на жене какого-нибудь кузнеца можно было увидеть праздничные украшения из золота и серебряных монет.

И вся эта роскошь досталась не истинным христианам – подданным Римского престола, а еретикам, которые поддерживали патриарха в Константинополе.

Андреас фон Вельвен считал это несправедливым. Говорят, владения одного только Новгорода чуть ли не больше, чем вся Германия. И это не Европа, где каждый клочок земли распахан и засеян, а поля с каждым годом дают всё меньше и меньше зерна.

Новгородские земли богаты лесом и пушным зверем. В них можно было добывать дёготь, уголь, , мёд, строительный лес.

А русских крестьян заставить работать на господина, как и положено крестьянину.

Вот тогда и он, барон Андреас фон Вельвен, мог бы выезжать на горячем жеребце, держа на левой руке дорогого ловчего сокола!

У Ливонского ордена пока не хватает сил, чтобы покорить эти богатые земли. Но недавно магистр фон Балк по секрету сказал Андреасу, что скоро Папа Римский объявит новый крестовый поход. И не против далёких турок и арабов, а против язычников-финнов и русских.

Вот тогда-то нищие авантюристы со всей Европы и потекут в ряды Ливонского ордена! Бродяги и прощелыги, у которых из богатства только пустой титул и дедовский меч, соберутся в войско и пойдут добывать себе землю и богатство.

И он, Андреас фон Вельвен, не упустит своего.

А пока нужно было договориться с молодым князем, чтобы он отказал в помощи восставшим эстам. Пусть лучше поможет войском Ливонскому ордену. В крайнем случае – останется в стороне.

Очень важно убедить этого подростка, что Ливонский орден не представляет опасности для Новгорода и русских земель. А самим пока – копить и копить силы!

Сокол поднялся над лесом так высоко, что превратился в крохотную, едва заметную точку в глубокой синеве неба. Там сапсан сложил крылья и молнией бросился вниз.

Соколиная сила – в его огромной скорости и точности. Если сапсан промахивается мимо добычи, он погибает – на такой скорости птица не успевает расправить крылья и разбивается о землю.

Александр, задрав голову, следил за падением сокола.

Андреас фон Вельвен, помимо своей воли тоже впился глазами в падающую точку и даже затаил дыхание.

Сокол слёту точно ударил в спину утки. В воздухе закружились перья. Крылья утки подломились, крутясь волчком, она полетела вниз. Но сокол догнал её, подхватил острыми крючковатыми когтями и понёс к радостному хозяину.

Александр возбуждённо обернулся на гостя.

Фон Вельвен успел натянуть на лицо улыбку, добродушно прищурил глаза и громко сказал на латыни:

– Прекрасный удар, Ваше Высочество! У вас отличный сокол!

Александр хорошо понимал латынь – в детстве младших княжичей Сашу и Андрея учили наравне со старшим братом Федей.

Он успел заметить фальшь на лице фон Вельвена и разозлился на себя за то, что показал свою радость и азарт.

Александр подъехал к соколу, который сидел на убитой утке. Протянул левую руку в крепкой рукавице из собачьей кожи, а правой достал из привязанного к седлу мешочка угощение – кусочек зайчатины.

Сокол оставил утку и легко вспорхнул на руку хозяина. Крепкие кривые когти обхватили запястье.

Александр скормил соколу угощение и одной рукой завязал вокруг птичьей ноги кожаные путы.

– Спасибо! – на латыни ответил он фон Вельвену и улыбнулся. Пусть гость думает, что провёл хозяина.

Подъехавший дружинник соскочил с седла и подобрал утку. Бросил её в мешок с общей добычей – потом добытую дичь увезут на княжескую поварню.

– Ваше Высочество, – решил продолжить разговор фон Вельвен. – Ливонский орден заинтересован в мире со всеми соседями.

Александр пожал плечами.

– Ну, так и живите в мире. Зачем вы эстов под себя подминаете? Пришли на земли жмуди, воюете с ними. Но жмудь – свободное племя. А эсты – новгородские данники. Разве может новгородский князь дать их в обиду?

Разговор закончился, не начавшись. Фон Вельвен поклонился князю и отъехал в сторону. Барон не отчаивался. Вечером его звали на ужин к новгородскому посаднику Степану. Вот там-то он и выложит предложение магистра фон Балка.

А этот недоросль пусть гоняет уток! Куда ему решать государственные дела.

Посольство Ливонского ордена пробыло в Новгороде неделю и уехало, так ни о чём и не договорившись.

Новгородские бояре жаловались на то, что немецкие купцы не дают хорошую цену на товары – слишком много кладут в свои карманы. Прямо и криво намекали на то, чтобы орден повлиял на купцов и помог пересмотреть условия торговли. Тогда и о союзе можно будет поговорить.

Александр знал об этих переговорах от подкупленных слуг. Точнее, знал Гаврила Олексич и исправно докладывал князю.

Посольство уехало ни с чем. А через месяц с юго-восточных окраин Руси пришло страшное известие. Огромное войско монголов под командованием Бату-хана разбило на реке Воронеж дружины рязанских и пронских князей.

Затем монголы разорили рязанское княжество, взяли приступом и сожгли Рязань, вырезав всех горожан.

Глава 4

Июль 1970-го года. Ленинград

Рано утром я спустился с нашего этажа и вымолил у вахтёрши тёти Ани доступ к телефону.

Тётя Аня охраняла телефон не хуже, чем инкассаторы охраняют брезентовые мешки с деньгами. Пожалуй, тётя Аня была даже эффективнее инкассаторов – ей не требовалось оружие. Пронзительный крик, который вахтёрша поднимала при каждом вопросе «а можно позвонить?», отбивал у студентов всякое желание использовать служебный телефон общежития в личных целях.

– Девке звонить собрался? – грозно спросила меня тётя Аня, набирая запас воздуха в широкую грудь.

– Девке, – честно ответил я и протянул вахтёрше бумажный кулёк с настоящим твёрдым сахаром. – Это вам к чаю.

Тётя Аня растерянно захлопала глазами.

– Ишь ты, смелый, – наконец, сказала она.

Взяла сахар и пододвинула ко мне аппарат, перемотанный синей изолентой.

– Ну, пользуйся. Только другим скажи, что у тебя родственник болеет – дядя, или там двоюродный брат. Вот я и разрешила звонить. А то набегут с сахаром – потом диабет не вылечишь.

– Может, тёща? – задумчиво предложил я.

Тётя Аня с подозрением уставилась на меня.

– Ты женатый, что ли? И девкам звонишь?

Её сухая рука потянулась к телефонному аппарату.

– Шучу, – поспешно сказал я. – Жить не могу без шуток.

– Жить без денег нельзя! – глубокомысленно сказала тётя Аня – И без хорошего мужика. А без шуток – можно. У меня первый муж шутник был. Напьётся – и давай шутить. Один раз в шутку поспорил, что час на морозе без одежды просидит. Ну, и выскочил в окно в одних трусах.

Тётя Аня горько вздохнула.

– И что? – спросил я, надеясь услышать продолжение истории.

– А ничего, – махнула рукой вахтёрша. – Восьмой этаж, вот что. И сугроб не помог. Дошутился. Ты звонить-то будешь?

– Буду, – ответил я и набрал номер Светы.

В трубке послышались длинные гудки.

После третьей неудачной попытки я повесил трубку и вздохнул. Голова после вчерашнего нападения сильно болела. Тошнота к утру, вроде бы, прошла. Но стоило мне выпить кружку чая – как она вернулась и принялась терзать мой желудок рвотными позывами. Пришлось идти в туалет, и чай пропал без пользы.

Немного подумав, я набрал номер деканата.

– Слушаю, – ответил мне равнодушный женский голос.

Я улыбнулся, хотя собеседница никак не могла меня видеть. Но я верил, что искренняя весёлая улыбка делает разговор легче. Даже если эту улыбку видишь только ты, и то в зеркале.

– Это студент второго курса Гореликов. Скажите, пожалуйста, как я могу поговорить с Валентином Ивановичем Миропольским? У меня для него важная информация.

– Декана сейчас нет – голос в трубке был холоден, словно каменный валун за Полярным кругом.

– А вы можете позвонить ему домой? – упорствовал я. – Или дайте мне его домашний номер. Это очень важная и срочная информация.

– Номера преподавателей студентам не даём! – отрезала сотрудница.

– Позвоните ему сами и передайте, что дело касается Ганзейского союза. Валентин Иванович поймёт. Если не позвоните – я скажу Валентину Ивановичу, что пытался с ним связаться, но вы мне помешали.

Бывают такие люди, в общении с которыми лёгкая угроза просто необходима. Иначе они пропускают слова собеседника мимо ушей.

– Ждите у телефона и никуда не уходите, – велел мне женский голос в трубке. Его температура понизилась до уровня космического холода. У меня даже озноб по коже пробежал.

В трубке раздались короткие гудки. Я повесил трубку на рычаги и облокотился на стойку.

– Тёть Ань, я подожду? Обещали перезвонить из деканата.

– Да жди хоть до снега! – махнула рукой вахтёрша. – Только больше никому звонить не давай. Поймаю – никакого тебе телефона, понял?

С этими словами вахтёрша ушла в служебное помещение и загремела там посудой. Через минуту послышалось бульканье воды, а ещё через две минуты зашумел закипающий чайник.

Внезапно телефон зазвонил. Звонок был таким пронзительным, что я вздрогнул и торопливо схватил трубку.

– Алло?

– Гореликов? – спросил меня голос Валентина Ивановича. – Приходи ко мне в семь часов вечера. Записывай адрес.

Сильно удивившись, я записал домашний адрес декана. Я ожидал, что Валентин Иванович предложит мне встретиться в деканате, когда будет в институте. Или вообще ничего не предложит.

До семи вечера была уйма времени, а жил декан на Садовой улице – полчаса троллейбусом от общежития.

Я снова набрал номер Светы, и снова никто не снял трубку.

Выбора не было. Придётся идти к девушке домой и надеяться, что там хоть кто-то будет.

Я поднялся в комнату. Ни Севки, ни Мишани не было. Севка ушёл к Оле, а Мишаня был в институте – добросовестно помогал Валерию Михайловичу переводить документы из сундука. Надобности в этом не было – в институте хватало квалифицированных переводчиков с немецкого. Но Валерий Михайлович держал слово, и Мишаня участвовал в работе, чтобы потом на её основе написать диплом.

Расстелив брюки на покрывале, я воткнул в розетку утюг и намочил кусок чистой марли. Эх, где вы, джинсы, которые я так любил носить в прошлой жизни? Прочные, удобные, немнущиеся.

Наверное, сейчас в Ленинграде тоже можно достать джинсы у фарцовщиков. Но стоят они космических денег, да и достаются не просто так, а по знакомству. А у меня таких знакомств пока не было.

Пока я отпаривал брюки, сообразил, что занимаюсь ерундой. Никакой гарантии, что Света окажется дома, у меня не было. Да и девушка прекрасно знала номер телефона общежития. Могла бы сама позвонить и передать хоть что-то через тётю Аню.

Я надел брюки и свежую рубашку, запер комнату и снова спустился вниз.

Тётя Аня, от души напившись чаю, скучала за вязаньем.

– Тёть Ань, мне никто не звонил? – на всякий случай, спросил я.

– Никто, – ответила вахтёрша, не поднимая головы от спиц.

Ну, что ж. Пойду в библиотеку и снова просмотрю все материалы по Ганзейскому союзу, решил я. Теперь я примерно понимаю, что искать – письма, распоряжения. В общем, всё, что относится к управлению орденом. Если смотреть с этой точки зрения – даже во вчерашних материалах может оказаться множество полезных деталей.

Неторопливо идя по улице, я часто оглядывался по сторонам, изображая любопытного туриста. Внимательно рассмотрел лепной карниз дома на Среднем проспекте. Остановился возле длинного стенда с наклеенной на нём свежей газетой и вдумчиво прочитал какую-то нудную статью об успехах передовых животноводческих хозяйств.

Сквозь тонкую газетную бумагу проступали жёлтые пятна клея. Я скользил глазами по строчкам и поглядывал то вправо – в сторону автобусной остановки, то влево – в направлении первой линии.