Однако к исследованию лож я подошел с открытым забралом. Я на собственном опыте убедился, что в каждом союзе есть два течения. Одно консервативное, и его представители не хотят публичности и не устраивают встреч с любопытными гостями. Второе – прогрессивное, оно заинтересовано в преемственности: либо для омоложения рядов, либо для привлечения новых членов, чтобы починить ветхую крышу за счет вступительных взносов. Я приходил к ним как гость, заглядывал за кулисы, узнавал символы, мимо которых вы часто проходите, не обращая внимания. Я тоже так делал, пока не знал их значения. Мне удалось заручиться доверием хотя бы одного человека в каждой из выбранных групп. Поэтому получилось не только реалистично описать действующих в Германии масонов, розенкрейцеров, каббалистов, шлараффов и другие общества, их цели, тайны, структуру, но и сравнить и обнаружить связи и сходства между этими, вообще говоря, независимыми друг от друга ложами.

В самом начале работы мне сказочно повезло: руководительница масонской ложи, куда вступили Сара и Юлиан, ответила на мою просьбу так: «Почему бы нам не предложить людям мед?» Самый убедительный довод: если сделать вольных каменщиков более открытыми, что они от этого потеряют? Апофеозом моего исследования стала уникальная встреча, где собрались представители всех союзов и один из лучших экспертов. Уполномоченный по вопросам евангелического мировоззрения Маттиас Пельман в своем официальном сообщении назвал тот вечер историческим событием. Представители различных союзов съехались для этой встречи в Баварию со всей Германии. Приглашение исходило от известной своей открытостью мюнхенской «Баварской ложи» (Bavaria Lodge, филиала американско-канадской Великой ложи). Все проявляли немалое любопытство к результатам съемки – и друг к другу. Они обменивались мнениями, а некоторые до поздней ночи не снимали роскошных орденских одеяний. Какое незабываемое зрелище, какой неповторимый вечер!

Эзотерические системы – это мир абсурда. Именно поэтому они всегда являлись питательной почвой для науки, культуры и всего современного общества. Такие посвященные, как Пифагор, Исаак Ньютон, Бенджамин Франклин, Франц Кафка, знали, что занятия абсурдом активируют подсознание, и в этом состоянии на поверхность выходят гениальные идеи, решения и изобретения.

«Кто к невозможному стремится, люблю того» ^[2], – писал Гете в «Фаусте». Вероятно, прототипом его главного героя стал легендарный врач и алхимик Парацельс. Алхимики и маги в отчаянных попытках получить золото порой находили нечто еще более ценное. Так, Иоганн Фридрих Бёттгер по чистой случайности изобрел европейский фарфор, а Хенниг Бранд в экспериментах с мочой открыл магически светящийся фосфор. Только тот, кто смело оспаривает общепринятые законы природы, государства и церкви (Ватикан, вероятно, отговаривал Бранда от лабораторных игр с мочой), получает что-то новое. Если идея не абсурдна, все давно ее знают! Химик Август Кекуле (1829–1896) именно в такой абсурдный момент раскрыл строение бензола. Жидкий углеводород стал позднее неотъемлемой составной частью нашего бензина. Это выглядело, должно быть, так: утомленный ученый откинулся на спинку кресла перед рабочим столом; треск поленьев в камине действовал усыпляюще, и Кекуле задремал. Впоследствии он рассказывал, что во сне увидел египетский символ уробороса – змею, свернувшуюся в кольцо и кусающую себя за хвост. Он открыл бензольное кольцо!

Уроборос является излюбленной аллегорией алхимиков, оккультистов и масонов; он присутствует и в современной психологии (К. Г. Юнг); эта аллегория делает наглядной и понятной вечный круговорот явлений – круговорот воды в природе, например: вода испаряется, поднимается вверх, охлаждается и в виде дождя возвращается на землю. Уроборос изображен на могильной плите просветителя Иоганна Готфрида Гердера (1744–1800), масона и иллюмината. Символы помогают нам понимать сложное. Наши дорожные знаки позволяют с одного взгляда увидеть и оценить опасность. Эмодзи в смартфонах переводят слова в чувства, чтобы мы не ошиблись в трактовке коротких сообщений. У меня нет никаких данных о принадлежности Кекуле к масонской ложе. Но весьма вероятен его интерес к эзотерике. Его сын впоследствии стал великим мастером масонской ложи в Берлине.

Сейчас тайные общества, союзы, ордена и их символика кажутся стороннему наблюдателю выпавшими из времени, архаичными и устаревшими. Кстати, сами масоны терпеть не могут понятие «тайный союз». Они утверждают, что открыты обществу, ведь их руководители значатся в общем реестре. Они проводят гостевые вечера, на которых рассказывают о происхождении и целях общества. Но когда речь заходит о ритуалах, они замолкают. Именно поэтому чисто внешне они напоминают тайное общество – хотя тайна, которую они прячут, абсолютно безвредна.

Порой представление масонов о себе может показаться весьма романтичным. Они подчеркивают (и с полным правом) приверженность идеалам Просвещения, но при этом не упоминают явный эзотерический бэкграунд и отмахиваются от него, как от исторического курьеза. «Политические и гуманитарные цели долгое время ценились намного больше, чем религиозно-философские спекуляции, – пишет Йорг Вихман («Ренессанс эзотерики»). – В тот период, когда ложи превратились в клубы высшего общества, на первый план вышли ритуалы и символы, хотя и сегодня многие масоны не придают им никакого эзотерического значения. Все это говорит лишь о стойкости и силе ритуала, традиции». Только сравнив масонство с другими тайными обществами, можно отчетливо увидеть в нем реликты античных мистических культов.

С помощью магии многие системы конкурировали между собой в XVIII и XIX веках: она составляла важный фактор могущества лож. Смесь науки и магии привлекала людей, которые могли себе позволить вечером разыграть магическое действо вместо того, чтобы отдыхать от тяжелого труда. Только богатым купцам и аристократам была доступна роскошь посещения таких представлений. В некоторых ложах работал простой экономический принцип: на самые волнующие спектакли приходило больше состоятельных членов.

Характерная черта всех описанных здесь союзов – тайна. Молчание – не редкость для нашего общества. Без тайн остановилась бы наша общественная жизнь. Врачи соблюдают врачебную тайну, священники – тайну исповеди; почти всем работающим людям приходится хранить те или иные профессиональные секреты. Полицейские хранят тайну из «соображений следствия». Именно поэтому сознавшийся убийца не может на суде утверждать, что не совершал тех или иных действий, а прочитал о них в газетах. Тайны есть и у журналистов: статья 5 Конституции предусматривает защиту источников информации.

Эта книга должна представить реалистическую картину тайных союзов, описать важнейшие из них и осветить их историческое влияние на общество, отчасти сохранившееся до сих пор. Многое из того, что пишут о тайных союзах и ложах в социальных сетях, чушь. В отдельных источниках можно найти зерно истины. Какие союзы опасны? И почему тот или иной философский или даже магический аспект, который вначале кажется нам совершенно безумным, при внимательном рассмотрении оказывается удивительно разумным? Я горю желанием прямо сейчас рассказать вам всю историю с самого начала…

Часть 1
Вольные каменщики

1. Только рыцари-тамплиеры знают

Моя первая встреча с масонами состоялась в Нюрнберге. Я жил в центре города, неподалеку от церкви Святого Иоанна. Здесь веками безмятежно несет свои воды Пегниц, нимало не заботясь о том, что происходит в парке Халлервизе. Летом молодежь любит отдыхать там в тени деревьев. Здесь же нашел упокоение и великий художник Возрождения Альбрехт Дюрер – он похоронен на живописном кладбище Святого Иоанна рядом с другими знаменитостями, такими как скульптор Файт Штосс. На пути из дома в редакцию я каждый день проходил мимо кубического здания с узкими малозаметными окнами. Входную дверь обрамляли резные каменные узоры, среди которых выделялся уроборос: змея свернулась в кольцо, в него вписан равносторонний треугольник, а в центре угадывалось изображение трех связанных в пучок стрел.

Оказалось, что в этом здании проходят собрания таинственных масонов, вольных каменщиков. Правда, в нем нет ничего таинственного. Путь к Дому ложи начерчен на одном из рекламных щитов для туристов, объясняющем, как пройти к местным достопримечательностям. Каждый раз, проходя мимо щита, я вспоминал Марвелли-младшего. Задолго до братьев Эрлих и Зигфрида и Роя Марвелли-младший (1932–2008) стал одним из самых выдающихся немецких иллюзионистов. Мало того, он был моим другом и наставником. Другие знали его как желчного грубияна. Но я много помогал ему, носил ему в больницу бритвенные принадлежности, часто составлял компанию и внимательно слушал его истории. За это он благоволил мне и еще горстке молодых фокусников, хотя терпеть не мог любителей (как, впрочем, и большинство профессионалов).

Вы можете составить представление о нем по такому эпизоду: однажды он рассказал, как после выступления к нему прорвалась группа иллюзионистов-любителей с просьбой оставить автограф в клубной книге. Марвелли уже с наслаждением предвкушал, как поставит на место этих выскочек. Смеясь, он написал несколько строк и громко захлопнул книгу. Напустив на себя мрачный вид колдуна, он сказал: «Пообещайте мне, что вы откроете книгу только дома». Вероятно, почитатели Марвелли несли ее домой в потных ладошках, надеясь, что найдут внутри выигрышные числа будущей лотереи или что-то не менее сенсационное. Каково же было их разочарование, когда они прочли: «У иллюзионизма и древнейшей профессии есть нечто общее. Их погубили дилетанты!»

Часто рассказывал мне Марвелли и другую историю. Вероятно, она представлялась ему очень важной. Думаю, таким способом он настаивал, чтобы я почаще вспоминал о ней. Марвелли состоял в союзе шлараффов, пародии на орден вольных каменщиков. О шлараффах я расскажу отдельно. Очевидно, у иллюзионистов есть склонность к подобным союзам и обществам. Марвелли каждый раз вспоминал погребение своего друга-иллюзиониста, тоже шлараффа. Правда, одновременно тот был еще и масоном.

Кажется, что у этих трех групп – иллюзионистов, шлараффов и масонов – есть нечто общее. Иллюзионисты и шлараффы любят искусство беседы, иллюзионисты и масоны обожают тайны. Шлараффы любят масонов, иначе они не подражали бы им. Во всех трех группах проводятся публичные ритуальные похороны. Марвелли говорил об этом так: «Сначала к могиле подходят масоны, и все рыдают. Потом появляются шлараффы, и все до смерти хохочут». Например, шлараффы со скорбными физиономиями скачут по кладбищу (!) на деревянных лошадках. Так и должно быть: нужно оплакать покойника, чтобы потом снова вернуться к жизни.

Однажды в вечерних сумерках я, как всегда, по дороге домой проходил мимо Дома ложи. На этот раз он выглядел необычно. Тяжелые двери были распахнуты. За ними виднелась автоматическая раздвижная дверь из матового стекла, к которой был прикреплен листок бумаги с надписью: «Закрытое общество». Я расценил это как однозначное приглашение: надо войти! Конечно, рассчитывать мне стоило только на удачу – меня могли просто вышвырнуть. Но неожиданно я столкнулся с удивительным гостеприимством. Так называемый кастелян, отвечавший за угощение братьев, пригласил меня отведать франконского пива. Я представился и рассказал ему историю, которую поведал мне Марвелли. Это позабавило кастеляна – он любил фокусников.

Из соседнего помещения вышел пожилой господин в белой накидке с огромным красным крестом и, ни с кем не поздоровавшись, направился в туалет. Мы оба посмотрели ему вслед. Рейнхард, кастелян, заметив мое удивление, сказал: «Это тамплиер, да-да, они до сих пор существуют. А сейчас я представлю тебя еще нескольким господам». Тем вечером, на который я сам себя пригласил, мне довелось впервые стать гостем клуба Уробороса, ложи «У трех стрел» – одной из старейших лож Нюрнберга, основанной в 1789 году, в год начала Французской революции. С тех пор эта тема меня не оставляла. Я принял приглашение на следующий гостевой вечер. Что побуждало этих мужчин – это была чисто мужская ложа – встречаться раз в неделю? Мне захотелось это выяснить, и я стал – по возможности – раз в месяц посещать кубическое здание. От одного любезного пожилого господина Генриха я узнал больше о масонстве и о многочисленных различиях между отдельными ветвями масонов. Кроме того, его добросердечная супруга фрау Гертруда, которая почти всегда забирала Генриха после собрания, многое рассказала мне о жизни. От обоих я получил совет критически относиться ко всему, что видел в ложе.