– Вот только благодаря этой долбаной логике я не могу теперь «слышать», что мне говорит Медок. Вертится в голове лишь какая-то карусель, от которой тошнить начинает… Поэтому приходится довольствоваться тем, что Медок гавкает в ответ на наши вопросы: один раз – это «да», два раза – «нет», трижды – «не знаю». Но таким манером выспрашивать о том, как выглядит местность, – это полдня уйдет.

– Медок, – повернулся к псу кибер. – А какие звуки ты еще можешь издавать? Я имею в виду – через пасть.

– А через что еще? – удивился было двуединый сталкер, но тут же смутился: – А, ну да… – И спросил у Зана: – А зачем тебе? Хочешь расширить собачье-человечий словарь?

– Именно.

– Ладно, – пожал плечами Ломон. – Давай, Медок, продемонстрируй свои возможности. Только не слишком громко, чтобы не разбудить наших попутчиков. Хотя негромко лаять – это уже, наверное, этот, как его…

– Оксюморон, – подсказал Зан.

И Медок начал издавать звуки. Он лаял, тявкал, скулил, подвывал – всего не перечесть. Говоря откровенно, двуединый не всегда отличал один звук от другого, и когда мохнатый друг замолчал, махнул рукой:

– Бесполезно! Мне будет не разобрать, что он говорит, да и не запомнить все. Он звуков пятьдесят издал.

– Сто восемьдесят шесть, – сказал кибер. – И тебе не обязательно все запоминать, достаточно, что это запомню я.

– А сам-то Медок запомнит?

Дверь вездехода открылась, и оттуда высунулась растрепанная Олюшкина голова.

– Ломон, ты зачем собаку мучаешь? – угрюмо спросила она. – Не ожидала от тебя такого… А! Железное чучело очухалось! Так это оно над животным издевается? Его что, перемкнуло?

– Я не железный, – тут же парировал Зан. – И мы никого не мучаем, а проводим лингвистические изыскания. Кстати, я привык, чтобы ко мне применяли мужской род, а не средний, а слово «чучело» и вовсе считаю неприменимым по отношению к себе.

– Ломон, что он несет? – посмотрела осица на сталкера.

– Хочет научиться понимать Медка, – сказал двуединый. – И давай правда обойдемся без оскорблений, хорошо? Разбуди лучше остальных – перекусим да в путь тронемся.

– После такого собачьего концерта никого уже будить не надо, – хмыкнула Олюшка. – Только они вылезать теперь боятся.

– Ничего мы не боимся, – послышался из вездехода голос Подухи. – Просто непонятно было спросонья, что случилось. Думал, на нас утырки напали.

* * *

Позавтракали опять тушенкой и сухарями. Костер и в этот раз разводить не стали – жалко было тратить время, – вполне обошлись и холодной водой.

Медок, схарчив по-быстрому полбанки мяса, отошел вместе с кибером в сторонку, и теперь лай, вой и поскуливание создавали трапезе весьма специфический звуковой фон, что, впрочем, не отразилось ни на чьем аппетите.

Но урок продолжал длиться, и когда завтрак закончился, Ломон уже начал нервничать и хотел окрикнуть пса и кибера, когда те наконец подошли сами.

– Помимо «да», «нет» и «не знаю», – отчитался Зан, – я могу отождествить с русскими словами еще сто восемьдесят пять производимых Медком звуков.

– Ты вроде до этого говорил: сто восемьдесят шесть? – переспросил двуединый.

– Один из звуков на русский непереводим.

– А на какой переводим?

– Это наш с ним специальный сигнальный звук.

– Ого, у вас уже появились какие-то тайны! – вроде бы шутя, но не без ревнивой нотки отметил Ломон. – Ну а сам-то Медок запомнил все эти значения?

Медок что-то прогавкал.

– Он говорит, что запомнил, – перевел кибер.

– Погоди, – спросил Васюта, – а чему ты его вообще научил? Откуда ты знаешь, что именно эти слова пригодятся?

– Сто пятьдесят из них, – ответил Зан, – это наиболее часто употребляемые русские слова, за исключением обсценной лексики, я посчитал неразумным тратить на нее и без того небольшой лексический запас…

– Ну вот, – буркнула Олюшка, – теперь Медку и не матюгнуться. – Непонятно было, сострила она или нет.

Зато Васюта пошутил безо всяких сомнений, да еще и привычно поэтически:

Папа ругался плохими словами,
Это чертовски не нравилось маме.
Шарик к изыскам таким не привык —
Он отварной нынче кушал язык.

– Ну а еще тридцать пять слов куда делись? – отмахнувшись от назойливого поэта, спросил у Зана Ломон.

– Это специфические для текущей ситуации понятия, – пояснил кибер. – Такие как «оказия», «тварь», «гостинец», «винтовка», «патроны», «дирижабль», «гондола», «труп»…

– Можешь не продолжать, – остановил его Ломон, – я понял. Ну а теперь скажи: Медок рассказал тебе, где дирижабль?

– Пока нет, но ведь где расположено озеро Пасма, я знаю, а там уже он пояснит, куда идти дальше.

– То есть Медку не нужно бежать впереди вездехода? – уточнил двуединый.

– Нет, впереди пойду я. Буду проверять безопасность пути с помощью моих датчиков, а также воспользуюсь длинным прутом, как это делал трубник Мамонт на фабрике, мне этот способ показался более эффективным, чем бросание камешков, поскольку он…

– Не продолжай, – вновь прервал кибера сталкер. – Я недавно как раз думал об этом же. Веришь?

– Да. Не вижу смысла, зачем бы тебе в этом врать. А теперь предлагаю вам рассесться по местам и тронуться в путь. Я побегу впереди, выбирая наиболее удобный маршрут. И проверяя его на предмет безопасности, конечно же.

– Погоди, Зан, – сказал двуединый. – Поскольку теперь ты можешь понимать Медка куда лучше, чем мы, я бы все-таки хотел кое-что уточнить, прежде чем ехать к дирижаблю. – Он повернулся к псу и, глядя в умные, цвета гречишного меда глаза, спросил следующее: – Ты передал летунам записку? Как они на это отреагировали? Почему упал дирижабль?

Медок начал скулить, лаять и повизгивать, а когда замолчал, кибер перевел эти звуки:

– Канталахтинцы прочитали записку. Сначала ругались, говорили плохие слова про мончетундровцев. Не хотели связываться с ними по рации. Потом общались по рации с кем-то. Медок не слышал ответов, потому что звук поступал летунам в уши через черные маленькие нашлепки на ушах…

– Скорее всего они связались со своими в Канталахти, – кивнул Ломон. – И слушали их через наушники.

– В лексиконе Медка нет этого слова, – глянул на него Зан. – Но да, я тоже понял, что это наушники. И Медок добавил, что после этого канталахтинцы сказали друг другу: «Будем говорить». Они стали крутить штучки на рации, а потом дирижабль стал тяжелым и упал.

– Стал тяжелым?.. – уставился на пса двуединый. – Значит, он попал в гравитационную аномалию! В очень сильную гравитационную аномалию, если она подействовала даже на сотни метров вверх.

– Не думаю, – сказал Зан. – Тогда бы раздавило и Медка.

– Значит, она действует только на неживое. В таком случае на вездеходе к обломкам дирижабля не приближаемся, выйдем из него заранее.

– В таком случае к ним нельзя приближаться и мне, – резюмировал кибер. – И прут мне тоже не поможет. Поэтому после озера я все-таки буду кидать перед собой камни.

Глава 7

Сначала ехали без происшествий. Трясло, конечно, ужасно, зато теперь обе лавки были свободны, Подуха снова перебрался в кабину, так что Ломон и Олюшка сидели напротив друг друга, вцепившись руками в края сидений и расставив для устойчивости ноги. Со стороны могло показаться, что они приготовились к схватке, но смотреть на них было некому – Медок также находился в кабине, чтобы контролировать верность маршрута, – да и поводов для драки не было тоже.

– Ты что, полностью доверяешь этому чучелу? – прервала молчание осица. – Пустил его вперед, а он заведет нас в болото и утопит.

– Его зовут Зан, а не Сусан, – буркнул сталкер, но потом все же сменил тон: – До сих пор он нас не подводил, зачем бы ему это делать теперь? И потом, разве у нас был выбор?

– Впереди мог пойти ты с собакой. Ну или я, если сам трусишь.

– Дело не в трусости. Но ты ведь понимаешь, что так мы бы потратили слишком много времени… И еще – управляет-то вездеходом не Зан, а Васюта. Да еще и Подуха с Медком рядом сидят. В три-то глаза они всяко болото перед собой разглядят, веришь?

– А чего они все прищурились?

– В каком смысле?..

– Ты сказал «в три глаза». Но так-то у них шесть глаз как бы.

– А!.. Ну да. Тогда тем более.

И вот тут вездеход резко затормозил. Ломон с Олюшкой все-таки не смогли удержаться на лавках и рухнули на пол. Причем двуединый упал на осицу, да еще случайно прижался рукой к ее груди.

– Только попробуй! – зашипела Олюшка.

– Я-то тут при чем?! – быстро вскочил на ноги сталкер. – Не собираюсь я ничего у тебя пробовать!

– Тоже обидно, – усмехнулась осица.

– Прекращай, не до этого, – поморщился Ломон. – Надо выяснить, что случилось.

Он попытался что-нибудь разглядеть в маленькое боковое окошко, но там были видны только кусты и деревья. Тогда он подошел к разделяющей пассажирский и водительский отсеки перегородке и открыл окошко в ней:

– Почему встали?

– Зан остановился, – ответил Васюта. – И руку поднял.

– Ну и?..

– Ну и все. Поднял руку и стоит.

– Ладно, ждем. Видимо, он что-то уловил своими датчиками, анализирует…

* * *

Прошло уже минут пять, а кибер все еще анализировал. Причем, по словам Васюты, он даже не сменил позы – так и замер с поднятой рукой.

– Что-то тут не то, – проворчал Ломон. – Ладно, вы пока сидите, а я схожу к нему, узнаю, в чем дело.

Медок призывно тявкнул и вопросительно заскулил.

– Нет, дружище, – помотал головой двуединый, – ты тоже сиди. Тут и камешки покидать не помешает, а то и стрелять, может, придется…

– Но зверя-то собака быстрее, чем ты, учует, – резонно заметила Олюшка.

– Зверя бы заметил и Зан, он в инфракрасном диапазоне видит.

– Вот, наверное, и увидел. А зверь затаился, потому и чучело не шевелится, выжидает.

– Если это зверь, то у меня на него имеется «Никель», – перебросил Ломон на грудь автомат. – Но мне кажется, дело тут в другом. Короче, хватит спорить! Сидите и ждите. А я пошел. – И он вылез из вездехода.

Для начала он крикнул:

– Эй, Зан, ты чего застыл?

Ответа ожидаемо не последовало. Мало того, кибер даже не шелохнулся, будто и правда застыл. Частью памяти Капона двуединый невольно вспомнил заржавевшего Железного Дровосека из детской книжки, который простоял в одной позе вроде как даже несколько лет. Но Ломон не собирался позволить своему «Дровосеку» так долго бездельничать, а потому немедленно приступил к действиям по его спасению. Правда, нужно было сначала побеспокоиться о том, чтобы не пришлось спасть и его самого. Или даже хоронить, если, конечно, останется что. Впрочем, похоронные мысли он тут же выбросил из головы и взялся за дело.

Первым делом нужно было набрать камешков. Однако их еще пришлось поискать – а точнее, повыкапывать из-под мха. Наполнив ими карманы, сталкер срезал и ольховый прут, так что, приблизившись к Зану саженей на десять, стал не только водить перед собой прутом, но и через каждые пару шагов останавливаться и бросать вперед камешки. Что удивительно, и прут, и камни вели себя совершенно обычно даже и когда Ломон подошел к Зану вплотную. Он снова тщательно ощупал все перед собой прутом – ничего подозрительного. Бросил несколько камешков – почти прямо прямо под ноги, на полсажени дальше, еще на сажень дальше, чуть левее, правее – ничего. Камни падали так, как и положено падать камням при земном тяготении.

– Что с тобой? – все же осмелившись наклониться вперед, заглянул двуединый в лицо Зана.

Тот продолжал стоять неподвижно и молча – даже глаз не скосил в сторону сталкера. Создавалось впечатление, что кибер снова выключен. И стоило так подумать, как в голову пришла логичная мысль: Зан плохо зарядил свои аккумуляторы, не хватило, видать, мощности генератора. Но с другой стороны, кибер ведь продиагностировал себя после пробуждения и оценил свою работоспособность в девяносто шесть и одну десятую процента…