– Пока не знаю. Если видений и бреда не было, то вряд ли это какая-то болезнь. Но надо за тобой понаблюдать повнимательнее.

– Наблюдай, – с невероятным облегчением выдохнул дракон. – Я согласен торчать у тебя на виду столько времени, сколько понадобится. Утром, днем и вечером. И вообще всегда. Кстати, а мы есть сегодня будем?

Я мысленно вздохнула.

– Будем. Но сперва подойди. Мне нужно тебя осмотреть.

Горыныч безропотно поднялся и подставил больной бок, который я осторожно изучила, а потом и ощупала. Змей в ответ на прикосновения то мычал, то сопел, то откровенно напрягался, особенно когда я нажала посильнее в попытке понять, насколько там все хорошо зажило. Однажды он даже дернулся, да так рьяно, что я едва не решила, будто поспешила с выводами. Но почти сразу оборотень подозрительно хрюкнул, заизвивался у меня под руками и наконец в голос взмолился:

– А-а… ы-ы-ы… Яга, ну хватит! Прекрати! Щекотно же!

Вот жук!

Я фыркнула и оставила его в покое.

Не нужна ему больше никакая мазь. Само зажило, как на… драконе.

– Теперь руку покажи!

– Не покажу! – неожиданно уперся Горыныч. – Она еще плохо двигается. Вот, видишь?

Он помахал у меня перед носом уложенным в лубки, подвешенным на тряпице предплечьем, демонстративно попытался скрутить из пальцев фигу, но тут же скривился и пожаловался:

– Бо-ольно.

Я еще немного подумала, однако решила лубки с него до завтра не снимать. Все же перелом был сложный, да в нескольких местах. Поэтому пусть еще немного походит. Но уж завтра он у меня точно не отвертится.

Оставив дракона в покое, я вернулась к столу и, свернув полупустую скатерть, снова ее развернула.

– Пожалуйста.

Самобранка мгновенно преобразилась, блюда, тарелки и котлы моментально наполнились до краев, а у Горыныча уже который раз при виде такого изобилия вырвался восхищенный вздох.

Однако на этот раз я не стала смотреть, как он жадно поглощает пищу, а вместо этого просто развернулась и вышла – у меня и без него хватало дел. Пока Горыныч ел, я успела умыться-причесаться, перекусить орехами и ягодами, которые принесли поутру птицы, накормить Базилевса и даже проведать сушильню, где доходили до нужной кондиции собранные несколько дней назад травы. Затем наведалась к колодцу, набрав ведро свежей воды. А когда развернулась, то чуть не выронила его от неожиданности – на меня в упор смотрел неслышно подкравшийся Горыныч.

– С добрым утром, Яга!

– Тьфу на тебя! – в сердцах ругнулась я, с трудом успокоив бешено колотящееся сердце. – Напугал, демон желтоглазый!

– Вот уж не знал, что ты такая пугливая, – усмехнулся оборотень, даже не подумав извиниться.

– В следующий раз в жабу тебя превращу, – пригрозила я. – Будешь знать, как доводить бедную девушку до паники!

– Как же ты меня обратишь? Твоя магия на меня не действует.

– Почти не действует, – поправила змея я. – И я не советовала бы тебе проверять, в чем именно она по-прежнему эффективна.

Обойдя его по дуге, я сердито протопала обратно к сараю – старые травы надо было собрать, а новые промыть и повесить сушиться. Вот только на этот раз спокойно поработать мне не удалось, потому что Горыныч зачем-то увязался следом и то и дело меня отвлекал.

– А это что?

– А вон то тебе зачем?

– А почему ты связала вот те травы пучком, а эти – косичкой?..

Честное слово, я сперва решила, что он надо мной издевается, поэтому поначалу только отмахивалась.

Ну зачем, скажите на милость, дракону знать про мои травы и снадобья? Да еще в таких подробностях?!

Однако Горыныч не отставал и на протяжении нескольких часов настойчиво интересовался всем подряд, а когда я без особой охоты начала рассказывать, он на удивление внимательно меня выслушал, чему-то покивал, а потом принялся задавать новые вопросы.

– А вот эту травку я знаю! – неожиданно воскликнул он, когда я достала из темного угла очередной невзрачный на вид засушенный цветок. – Это цвет папоротника! Очень редкий вид. Он раны излечивает, но собирать его можно только в первую неделю после полнолуния, иначе силу потеряет!

Я с интересом покосилась на дракона.

Не ожидала от него таких познаний. Белый папоротник даже в наших краях – огромная редкость, а уж в горах его тем более не сыскать. Да и в руки он дается далеко не каждому.

Интересно, откуда Горыныч про него узнал?

– Слушай, Яга, а давай сегодня ночью сходим и поищем? – вдруг азартно сверкнул глазами Горыныч. – Полнолуние было два дня назад. Сроки еще позволяют. Давай, а?

Я хмыкнула.

– Ну я-то по-любому пойду. Цвет папоротника можно собирать всего одну неделю в году, а у меня запасы как раз подошли к концу. Но тебе-то он зачем?

– Как это зачем? – возмутился Горыныч. – А если меня снова ранят? А если я крыло сломаю? Говорят, цвет папоротника творит настоящие чудеса. И на нас, драконов, действует лучше всего.

Это точно. Я на тебя почти весь его и извела. Только один цветочек остался.

– Яга, ну пойдем, – заныл змей. – Это же такое приключение! Я в жизни цветущий папоротник не видел. Ну возьми меня с собой! Ну пожа-а-алуйста!

– Ладно, уговорил, – усмехнулась я. – Как начнет смеркаться, так и пойдем. Только чур уговор – меня во всем слушаться и без разрешения никуда не лезть.

– Я сделаю все, что скажешь, – клятвенно пообещал Горыныч. И тут же стрельнул глазами в сторону избушки. – А мы обедать скоро будем?

– Ты же только что ел!

– Да когда это было? – отмахнулся змей. – И вообще, к дороге надо готовиться заранее, а для этого перво-наперво нужно как следует подкрепиться.

* * *

Искать папоротников цвет мы отправились сразу, как только солнце начало клониться к горизонту. И само собой, все время до вечера Горыныч старательно готовился.

В смысле ел. Причем так активно, что какой-то момент Базилевс снова впал в ступор, а я всерьез заопасалась, что наш необычный гость или с лавки не поднимется, или же истощит заряд уникального артефакта.

Однако самобранка сдюжила. Накормила-таки прожорливого дракона досыта. Тогда как сам дракон, едва я сообщила, что нам пора, на удивление бодро вскочил из-за стола и, торопливо засунув в рот последний блин, отрапортовал:

– Я готов!

Базилевса я на этот раз оставила дома – присматривать за поляной и следить за хозяйством. Пусть дракона он сам же мне и нагадал, однако по факту оказалось, что мой суженый ему по душе не пришелся. Так что я решила – пусть какое-то время они побудут порознь, тем более что за драконом следовало понаблюдать.

Как это ни странно, однако ходить по лесу Горыныч совершенно не умел. Вел себя как дикарь – постоянно шумел, сопел, пыхтел, громко топал, постоянно ворчал на выданные лапти и на то, что в них ему неудобно ходить. А на заповедной тропе змей так активно крутил головой, что я мысленно гадала, когда же она отвалится.

Сама тропа ничего особенного собой не представляла – просто узенькая дорожка в лесу, которую с двух сторон огораживали полупрозрачные стены. Если хорошенько присмотреться, то снаружи можно было рассмотреть смазанные силуэты деревьев, однако мелькали они настолько быстро, что чаще всего сливались в одну широкую полосу.

– Поразительно! – воскликнул Горыныч, опасно близко подойдя к краю тропки и всмотревшись в причудливо переливающуюся стену. – Какая красивая…

– Гор, не отставай.

– Она словно живая, – завороженно пробормотал змей в ответ, заставив меня беспокойно обернуться. – И даже как будто дышит?

– Горыны-ы-ч! Не стой на месте, на заповедных тропах нельзя задерживаться.

– А еще сверкает, как первый снег. Можно ее потрогать… Ай! Яга, ты чего дерешься?!

– Я кому сказала, чтобы ты никуда не лез? Хочешь без пальцев остаться?! – рыкнула я, отводя в сторону длинную тонкую хворостину.

– Нет, ну а что такого-то?! – возмутился он.

– Да ничего. Сунешься туда еще раз – отрежет тебе руки к Кощеевой бабушке, и заново они потом даже у дракона не отрастут!

– Что, правда?! – округлил глаза змей.

Я вместо ответа шлепнула его по упорно тянущейся к стене руке и, дернув за рукав, оттащила в сторону.

– А ну кыш отсюда! Первым теперь пойдешь. Так, чтобы я видела.

– Что, сразу нельзя было сказать? – засопел Горыныч, обиженно выпятив нижнюю губу.

– Я тебе еще дома сказала: вперед меня на тропе НЕ ЛЕЗТЬ! Что в этом было непонятного?! Или до тебя с первого раза не доходит? По сто раз повторять надо?!

– Злая ты, – буркнул Горыныч, отворачиваясь и послушно топая по тропинке дальше. – Фу, какая злая и сердитая!

А потом совсем тихо проворчал:

– Бабуся Ягуся…

– Что ты сказал?

– Ик! – вместо ответа на удивление громко икнул змей. – Точно бабуся. Только бабуськи бывают такими вредными… старые и страшные бабуськи-Ягуськи… Ик! Эй, ну сколько можно?! Как тебе не стыдно использовать на мне магию?!

Я для верности подтолкнула его в спину.

– Сам виноват. Я ведь предупреждала, чтобы ты не говорил обо мне всякие гадости.

– Я и не говорил. Только подумал…

– Ну вот и икай теперь. Благо ребра уже зажили, и это совсем не больно.

– Да?! – возмутился Горыныч, на мгновение обернувшись. – Тебе легко говорить… ик! А мне, между прочим, неприятно!

– Мне тоже. Но тебя это не останавливает, правда?

– Ик! – негодующе икнул парень и шумно раздул ноздри. – Ну почему ты такая гадкая, а? Ты… ик! Это вообще на мне работать не должно!

Я негромко фыркнула.

– Но работает же. Так что теперь я буду точно знать, когда ты подумаешь обо мне плохо.

Горыныч резким движением отвернулся и ускорил шаг, продолжая что-то бурчать себе под нос и время от времени оглашая заповедную тропу возмущенным иканием. Другой на его месте, пожалуй, развернулся бы и ушел. Может, замкнулся или же, наоборот, проклял меня, а то и осыпал кучей совсем уж скверных ругательств. А этот не отказался, не передумал и по-прежнему шел только вперед.

Забавно, да?

– Стой, – скомандовала я, завидев впереди небольшой просвет. – Пришли. Теперь я первой пойду.

Горыныч, посопев для приличия, отступил в сторону и озадаченно замер, когда я махнула рукой и казавшаяся бесконечной тропа внезапно закончилась. Просто р-раз, и стены вокруг нас рухнули, а мы вместо извилистой, тянущейся далеко вперед тропинки оказались на краю огромной поляны, которая от края до края была засажена густым папоротником. Тут и там на ней мелькали головки на удивление крупных лесных колокольчиков, по периметру виднелись более мелкие лесные цветы всех оттенков и размеров. Еще чуть дальше поляна была отгорожена от остального пространства колючими кустами. А уже за ними находилось большое, широкое и очень непростое болото, населенное не самыми приятными созданиями, но Горынычу об этом знать было совершенно необязательно.

– А… это как мы? – опешил змей, снова закрутив головой по сторонам. – Куда все подевалось? Где лес? И деревья? И тропа?!

Я строго на него посмотрела.

– Стой здесь. И чтоб ни шагу в сторону. Понял?

– Понял, – послушно кивнул Горыныч, от растерянности позабыв даже икнуть.

Я смерила его изучающим взглядом, а когда змей для верности активно закивал и знаками подтвердил, что будет меня во всем слушаться, сняла с плеча дорожную сумку, бросила в траву рядом с ним, после чего медленно отошла в самый центр поляны и запрокинула голову.

Небеса надо мной тут же разошлись, выпуская на свободу проказницу-луну. Ее мягкий желтоватый свет тут же искупал меня в чудесном сиянии, и вот тогда я со всей ясностью поняла: пора.

Сложность заключалась в том, что волшебный цвет не растет абы где и тем более сам по себе ни за что не зацветет. Его сперва следовало пробудить, попросить открыться. Но далеко не каждый это сумеет.