Забайкальские лошади большею частью безвершковые, хотя и некрасивые, но удивительно крепкие и выносливые. Это, по моему мнению, прекрасный материал для строевой казачьей лошади, при условии, конечно, ее улучшения. В Забайкалье есть несколько заводов полукровных англо-забайкальских лошадей (например, завод Бакшеева станицы Заргольской), и виденные мною лошади этих заводов не оставляют желать ничего лучшего. Прилитая чистая кровь, увеличив рост забайкальской лошади до 11/2–2 вершков и значительно увеличив ее аллюры, оставила ей ее выносливость и неприхотливость. Крайне желательно было бы поощрение дальнейшего улучшения забайкальской лошади.

Вчера мне удалось осмотреть китайскую тюрьму и видеть китайское судопроизводство, при котором до сего времени широко применяются пытки, а сегодня я присутствовал при казни китайскими властями пяти хунхузов. Постараюсь, как умею, описать мною виденное.

В центре китайского города помещается дворец тифангуана – китайского губернатора. Это обыкновенная богатая фанза, сложенная из сырца и крытая черепицей с причудливыми коньками на гребне крыши. Обширный двор вымощен камнем, и несколько ступеней ведут к крыльцу, на котором и совершается тифангуаном разбор дел преступников, которые помещаются в тюрьме, в конце двора. Тюрьма – грязная, убогая фанза с двором, окруженным высоким частоколом; на этом дворе, грязном и донельзя зловонном, бродят или валяются прямо в грязи, в лохмотьях, с растрепанными, сбитыми в войлок косами и деревянными колодками на ногах преступники. Тут же на земле стоят чаши, ряд корыт с помоями, служащими им пищей. Нельзя себе представить что-либо более грязное и ужасно отвратительное, как эта тюрьма; долго нельзя оставаться у частокола – зловоние прямо удушающее.

В 4 часа тифангуан в шелковом одеянии и соломенной конусовидной шляпе с павлиньим пером и цветным шариком на макушке (обозначающим его чин сообразно цвету шарика: синему, красному или желтому) приступил к допросу. По обе стороны его кресла чиновники поочередно нараспев читают стоя обвинительный акт, и подсудимый, стоя на коленях, дает показания. Китайские городовые в обмотанных, на манер чалмы, на головах платках и в черных куртках с белыми, испещренными письменами кругами на груди разгоняют толпу, далеко не деликатно колотя палками по бритым головам любопытных. Тифангуан, по-видимому, находит показания обвиняемого недостаточно ясными, он отдает приказание, и два здоровых китайца растягивают несчастного на полу, садятся ему на плечи и на ноги, и третий, вооружившись бамбуковой линейкой в два пальца шириной, начинает наносить равномерные сухие удары по внешней стороне бедра несчастного. Грязная бронзовая кожа краснеет, багровеет, затем делается белой, как бумага, и наконец лопается, обращаясь в кровяной бифштекс… Тифангуан, по-видимому, остается доволен показаниями.

Другого преступника, известного хунхуза, подвергают ужасной пытке. Согнув несчастному ноги в коленях, ставят его у вертикального шеста коленями на свернутые клубком железные цепи, руки вытягивают по сторонам тела горизонтально и притягивают к поперечине шеста за концы мизинцев тонкой струной. Таким образом преступник как бы распят, и весь вес его тела раскладывается на колени, поставленные на железные цепи, и на мизинцы, притянутые к поперечине. Но это не все… Между вертикальным шестом, у которого стоит пытаемый на коленях, и его спиной медленно загоняют деревянный, обитый кожей конус. Спинной хребет распятого выгибается дугой, грудная клетка выпячивается, дуги ребер изгибаются… От боли жилы на лбу надуваются, как канаты, и из груди вырывается хрип… Я не мог выдержать долее и, как в тумане, вышел на улицу!..

Сегодня я присутствовал на казни, совершенной над пятью хунхузами в поле за воротами китайского города. К назначенному часу толпы китайцев стекались к месту казни. Вскоре послышались звуки китайских труб. Печальный кортеж приближался. Впереди быстрым шагом, почти бегом, шли по два музыканта с длинными, около сажени, трубами. Заунывный, вибрирующий звук китайской музыки постепенно рос, торжественный и грозный, и вдруг сразу обрывался, чтобы сперва глухо, затем все громче и торжественнее нестись вновь. За музыкой знаменщики с громадными треугольными черными, испещренными письменами знаменами, далее пехотные войска с повязанными платками головами, в черных куртках с белыми кругами на груди, с ружьями на плечах. Еще далее в голове эскадрона регулярной китайской кавалерии на прекрасном белом коне офицер в красной мантии, ниспадающей по обеим сторонам коня. С руками, связанными за спинами, с деревянными колодками на ногах в китайской арбе под прикрытием эскадрона везли осужденных. В косы их вставлены были вертикально палки с бумажками, на которых китайскими буквами были прописаны их преступления. Кортеж быстро приближался. Подходя к месту будущей казни, колонна разомкнулась, и войска, обойдя лобное место справа и слева, окружили его кольцом. Палач, рослый, мускулистый средних лет китаец, быстро за косы стащил преступников с телеги и, поставив в ряд на коленях, на интервалах трех шагов, вынул палки с бумажками из кос и сунул каждому из преступников его косу в зубы, дабы при отсечении головы коса не препятствовала удару…

Во все время казни я стоял в трех шагах от казнимых, стараясь найти хоть какое-либо выражение страха на их лицах; но одна лишь полная, тупая, безграничная апатия – вот все, что я мог прочесть.

Взяв обеими руками широкий меч-тесак, палач подошел к осужденному, стоящему крайним справа. Раздался глухой удар, как будто ударили палкой по подушке, и голова казненного, судорожно кося глазами и дергая щекой, упала на траву. Тело, простояв секунду на коленях, как будто бы застыв, грузно упало ничком, и из кровавого обрубка шеи, как из открытого крана, хлынула темная кровь… В ту же секунду раздался второй удар, затем третий, четвертый, пятый. Палач наносил удары на ходу, почти не останавливаясь, и менее чем через 30 секунд на траве корчились, страшно гримасничая, пять голов, и пять широких кровавых луж свидетельствовали о совершенном правосудии…

Вытерев меч о землю и вложив в ножны, палач снимал с казненных деревянные колодки, а назначенные солдаты уже рыли тут же у трупов пять могил…

III

Нам приказано послезавтра, 16 апреля, выступать в деревню Шахэ, в 20 верстах от Лаояна, где мы будем заниматься учебной стрельбой. Досадно сидеть здесь, когда с передовой линии доходят постоянно известия о стычках и набегах наших охотников. Продолжаю знакомиться с типичным китайским Лаояном; сегодня обедал в китайском кабачке и, несмотря на отвращение, внушаемое европейцу некоторыми китайскими блюдами, считающимися здесь деликатесами, как, например, тухлыми, варенными вкрутую яйцами, трепангами (морские черви) и т. п., заставил себя полностью съесть весь обед, в общем что-то около 20 блюд, подаваемых небольшими порциями в маленьких фарфоровых блюдцах. Тут были: суп из ласточкиных гнезд, напоминающий бульон из бычачьих хвостов, мелко нарезанная жареная утка и курица, очень вкусный шашлык из свинины с крепкой китайской соей, пельмени со свининой, студенистые трепанги, морская капуста, еще какие-то овощи, всевозможные засахаренные фрукты и т. д. Между блюдами подавали слабый, очень сладкий чай в микроскопических чашечках и подогретый «ханшин» – китайскую водку отвратительного запаха и вкуса. Для еды вместо вилок и ножей употребляются особые палочки, которыми китайцы удивительно ловко подхватывают пищу и запихивают ее в рот. Для нас, европейцев, это значительно труднее…

После обеда ездил осматривать чайную, где собираются курильщики опиума. При входе вас сразу охватывает сладкий, опьяняющий запах опиума. На «канах» (лежанках), идущих вдоль стен фанзы, помещаются курильщики; они лежат на тонких стеганых, обтянутых синим холстом тюфячках, облокотясь на круглые валики подушки, обтянутые той же материей. Около каждого находится маленькая спиртовая лампочка, на пламени которой курильщик нагревает густую, черную массу опиума, скатывает из нее шарик, который и помещает в толстый, в две четверти длиной, чубук. Курильщики затягиваются сладким, густым опиумом, издавая какой-то клокочущий звук. Лица у большинства желтые, изможденные, взгляд имеет совершенно особенный, лихорадочный блеск. Толстый хозяин, стоя в углу фанзы у небольшого столика, апатично заготовляет чубуки для своих посетителей…

Ввиду того, что нашей дивизии предстоит, вероятно, действовать на левом фланге нашей армии, в гористой, труднопроходимой местности, отряду отдано приказание заменить колесный обоз вьючным. Генерал Ренненкампф, ставя на первый план увеличение подвижности своего кавалерийского отряда, строго требует сокращения обоза до минимума, разрешая офицерам брать лишь самые необходимые вещи, чему и сам подает пример, обходясь даже без походной кровати, вместо которой довольствуется буркой.

Все эти дни искал себе мула под вьюк; ввиду громадного спроса цены на мулов очень поднялись, и среднего роста мул стоит здесь, в Лаояне, 125–150 рублей. Как вьючное животное мул во многом превосходит лошадь; не говоря уже о его выносливости и неприхотливости, он в состоянии поднять значительно больший груз и благодаря грубой, плотной коже труднее набивается вьюком. Чудных мулов довелось мне видеть в здешнем госпитале Георгиевской общины. Госпиталь расположен в небольшой китайской деревне в 2 ½ верстах к северу от города. Фанзы выбелены, вычищены и прекрасно приспособлены под больных. Во дворе устроен небольшой цветник. Все чисто, гигиенично и даже уютно…

Во время моего посещения главный уполномоченный камергер Александровский был занят формированием и оборудованием летучих медицинских отрядов, долженствующих непосредственно следовать за воинскими частями и на самом поле сражения подавать помощь раненым. Нельзя не приветствовать от всей души этого прекрасного дела. Врачи и фельдшера, находящиеся при воинских частях, почти бессильны при значительном количестве раненых и несовершенстве медицинских средств, которыми снабжены части, оказать какую-либо существенную пользу, в особенности при тяжелых ранениях. К тому же нельзя не констатировать, что при настоящей постановке дела очень часто призываемые по мобилизации в воинские части врачи далеко не удовлетворяют самым скромным требованиям, будучи весьма часто почти не знакомы с хирургией. Так, у нас, например, старший врач – очень опытный и пользующийся в ученом мире прекрасным именем… акушер!!! Насколько мне известно, в прежние кампании врачи из запаса призывались лишь для замещения врачей военных госпиталей мирного времени, врачи же последних, как наиболее знакомые с военной медициной, командировались в действующую армию. Ныне же из запаса врачи поступают прямо в действующие воинские части, где неблагоприятные, крайне тяжелые условия походной жизни делают особенно ответственной и трудной первоначальную подачу помощи раненым.

Я получил приказание завтра с рассветом идти со взводом в качестве конвоя при капитане Генерального штаба К. в разъезд. Цель разъезда – исследование путей между большой этапной дорогой Лаоян – Фынхуанчен и дорогой Лаоян – Саймадзы. Продолжительность разъезда около 11/2 недель.