– Ты сама не понимаешь, что несешь, – устало покачал головой Антон. И прежде чем отправиться в нашу спальню, бросил: – Позвони гостям и скажи, что сегодня никакого празднования не будет. Мне не до годовщин.

– Вот такая годовщина… – невесело улыбнулась я, сидя напротив Али.

Антон снова куда-то уехал, хотя я надеялась, что хотя бы этот вечер, пусть без ресторана и возможности выйти куда-то в красивом платье, мы проведем вместе.

Но вместо этого коротала время за бокалом красного с подругой, предварительно уложив сына спать.

Альбина помолчала некоторое время, крутя в пальцах изящную тонкую ножку бокала. Мои губы дрогнули в нервной улыбке, когда вспомнилось – эти бокалы нам с мужем дарили родители на пятилетний юбилей совместной жизни. Его родители, будет вернее сказать.

– Ты меня прости, Мил, но возникает вопрос – где болтается твой муж в ваш общий праздник? Ну не хотел он гостей – так можно же дома посидеть… вдвоем.

Я задавала себе тот же вопрос. Я же не требовала от него ночь в Париже, всего лишь ждала самой банальной возможности побыть вместе.

Прикусив губу, я мотнула головой, показывая подруге, что у меня нет ответа на этот вопрос.

Мы помолчали, неторопливо пригубливая каждая из своего бокала. От разнообразия мыслей в голове было так тесно, что казалось – она сейчас расколется. И вместе с тем… я чувствовала потребность вытолкнуть из себя наружу словами хотя бы часть того, что разрывало изнутри.

– Что думаешь… обо всем этом? – спросила я, уставившись на скатерть перед собой.

Красивое бельгийское кружево, которое я бережливо доставала лишь по праздникам. Свекровь привезла из поездки… Я вздрогнула, когда перед глазами снова возникли фото мужа с чужой женщиной.

Он ведь так толком ничего и не объяснил на этот счет. Сколько их было, таких «сопровождений» дочери Лемешева и куда?.. Почему он вообще это терпел?..

Может, зря я удалила эти фото? Ведь в настройках могли сохраниться данные о дате и геолокации…

– По-моему, главное, что думаешь об этом ты, – ответила Аля, с нажимом выделив последнее слово.

– Мне… страшно, – прошептала я в ответ едва слышно.

Да, страх – это главное, что я сейчас испытывала. Мне было страшно… признать, что все может быть не так, как о том мне говорил Антон. Прожив с человеком столько лет верить ему кажется самым простым и безопасным вариантом. Потому что если даже допустить, что он лжет…

Я вздрогнула. Наверно, это было ужасное малодушие, но я так отчаянно цеплялась за то оправдание, которое предоставил муж – уверенно, безо всякого чувства вины – именно потому, что не знала, как жить дальше, если он мне солгал.

На доверии к нему строилась и стояла вся моя жизнь. Если оно рухнет – это положит конец всему.

И что нас тогда ждет? Развод, раздел имущества, объяснения с сыном и родителями… все это пугало настолько, что искушение оставить все, как есть, сейчас трусливо превалировало.

И тем не менее… сомнения уже были во мне посеяны. И я знала, что просто не смогу спокойно дальше жить. Не смогу забыть.

– Ты боишься, что все это окажется правдой, – произнесла подруга и я, вскинув глаза, поймала на себе ее пристальный взгляд.

Аля не стала кривляться в напрасно-сочувствующих гримасах. Заунывному бабскому вою она всегда предпочитала действие. Вот и сейчас я видела по ее лицу – она думает, как подтолкнуть меня в верном направлении.

– Да… – признала очевидное непослушным, едва различимым голосом.

– Давай думать логически, – продолжала Аля. – Если твой муженек ездил с дочерью начальника по Дубаям, у него должен быть заграничный паспорт. Ты его видела?

От этого простого и закономерного вопроса по спине пробежал холодок.

– Нет, я… и понятия не имела, что он у него есть… Уже давно просила его оформить, чтобы мы могли куда-нибудь съездить за границу, показать Вадику что-то новое… но Антон говорил, что ему сейчас некогда этим заниматься.

– Те фото, что я видела, сделаны явно не в Сочи, Мил… у него должен быть загран.

В желудке неприятно засосало. Аля была права. И от этого становилось еще страшнее.

– Искать его или нет – дело твое, – мягко добавила подруга. – Слушай, время позднее… я поеду? Или постелешь мне на моем любимом диване?

Я встала, слегка при этом покачнувшись. Обняла Альбину, молча благодаря за все, и сказала:

– Езжай. Ты и так достаточно со мной нянчилась.

– Ерунда. Будем считать, это репетиция на случай если я все же стану однажды мамой, – отшутилась та.

Когда Аля ушла, я снова села на то же место. Даже не подозревала до этого, какой оглушительной может быть тишина. И какими громкими – мысли в голове, липкие и навязчивые, от которых никак не получалось избавиться.

На миг накатила паника. Захотелось набрать номер подруги и попросить вернуться. Но этот приступ эгоизма мне удалось в себе заглушить.

Наконец в дверном замке повернулся ключ. Первый порыв – подскочить на ноги и выбежать навстречу мужу, я усилием воли подавила. Где бы там ни была правда во всей этой истории с Лемешевым, из режима собачки, приносящей тапки, пора было выходить.

– Мил, ну ты где там? – нетерпеливо окликнул меня Антон.

Я размеренно поднялась с места, сказав себе, что делаю это только ради того, чтобы шум не разбудил сына.

От зрелища, представшего моему взгляду, в глазах защипало. Антон стоял передо мной с огромной шляпной коробкой в руках, из которой выглядывали пышные бутоны пионов.

– Это тебе, – протянул мне муж букет. – Прости, что все так вышло. И извини, что исчез надолго, но в это время года трудно добыть пионы, потому что они сейчас не цветут… А я очень хотел сделать тебе сюрприз.

Он метнул в мою сторону одну из своих сокрушительных улыбок, но она разбилась о невидимый щит уже поселившейся внутри настороженности.

– Спасибо.

Цветы были прекрасны. Но от них пахло… чем-то неприятным. Гнилым. Хоть и не в буквальном смысле слова.

Я поставила коробку на тумбу и поняла, что не знаю, как вести себя дальше с собственным мужем. Он взял инициативу на себя:

– Может, посидим вместе? Как раньше, помнишь? Когда денег хватало только на недорогое шампанское, но оно казалось нам самым замечательным, потому что мы делили его на двоих…

Ком, застрявший в горле, нервно дернулся, окончательно перекрывая мне кислород. Мы делили вместе не только это чертово шампанское! Я делила с этим человеком все. И думала, что он поступает также.

– Мы уже с Алей посидели… Антош, ты прости, но я очень устала. Пойду спать. Если что, на кухне все есть. Ужин… а еще я заказала пиццу и суши…

Заставить себя подойти к мужу и поцеловать его мне так и не удалось. Поэтому я молча ретировалась, скрываясь в темноте нашей общей спальни.

Пока еще общей…

Слова, сказанные мне Алей, упорно не шли из головы. Я думала об этом перед сном, думала в промежутках между снами, с этих мыслей началось мое утро.

У Антона должен быть загранпаспорт. Но если я о нем не знала – значит, муж его от меня прятал. Почему? Потому что могли возникнуть неудобные для него вопросы?

Я никогда не лазила по карманам мужа, никогда не проверяла его телефон и переписки… Мое доверие к нему было абсолютным настолько, что заниматься чем-то подобным казалось неуважением по отношению не только к нему, но и к себе самой.

Но если Антон что-то скрывал от меня, разве я не имела права этого знать? Разве прятать голову в песок неведения – лучше, чем выяснить правду раз и навсегда?

Я стояла с чашкой утреннего кофе у окна, терзаемая угрызениями совести и нерешительностью. Я могу ничего не делать и попытаться жить, как раньше, но… как раньше уже не будет. Лемешев ясно дал понять, что не намерен останавливаться, а Антон – что не намерен увольняться. И во всей этой ситуации я чувствовала себя как ветхая лодчонка, которую треплют остервенелые волны, бросая из стороны в сторону.

Затем пришла еще одна, пугающая мысль – мне стоит подумать прежде всего о своем ребенке. Кто знает, до чего дойдет вся эта ситуация? И не теряю ли я время, стараясь убедить себя, что не должна сомневаться в том, с кем прожила столько лет?

Я никогда и подумать не могла, что однажды мы с Антоном можем дойти до развода. Но если это случится… нужно быть готовой ко всему. Если муж скрывал от меня зарубежную поездку, он может скрывать и что-то еще. Я вдруг поняла, что даже не знаю точно, какая у него зарплата… Имею представление – да, но не более того, потому что никогда не совала нос в его банковскую выписку. Если Антон так держится за эту работу, возможно, на его счете больше нулей, чем мне думалось?

Осознание этого наконец сподвигло меня отставить чашку и решительно направиться в спальню. Именно там стоял небольшой сейф, где хранились важные документы мужа и куда я, как он прекрасно знал, никогда не заглядывала. Но код, тем не менее, знала…

Дрожащими руками я набрала несколько цифр и, когда с тихим щелчком дверца отворилась, замерла, с ужасом глядя на бордовый прямоугольник с золотистым гербом. Паспорт.

Отступать было поздно. Как человек, понимающий, что спастись уже невозможно, потому что со всех сторон – беда, я решительно шагнула с обрыва, раскрыв паспорт.

От обилия печатей перед глазами все поплыло. Эмираты… Таиланд… Маврикий… Мальдивы… Доминикана… Фиджи…

Здесь была, должно быть, половина земного шара. Страны, о которых я и мечтать не смела.

Крепко сжав паспорт одеревеневшими пальцами, я опустилась на кровать и продолжила листать. Смотрела на все эти печати о въезде, словно со стороны, и мысленно отмечала, что даты совпадают со всеми командировками Антона. Командировками, которые он, по его словам, проводил в России. В ужасных условиях…

Я всхлипнула и нервно рассмеялась. Фиджи, подумать только! Как он, должно быть, там страдал, на этом райском острове!

Я не помнила, как положила паспорт обратно. Не помнила, как снова оказалась на кухне за привычным делом – готовкой. Постепенно в голове осталась лишь спасительная пустота.

– Я все разузнала. Распечатка сообщений – в конверте. Никто ее не читал, – объявила Альбина, когда мы с ней встретились через день.

Его я провела в беспрестанных мыслях, которые хаотично скакали с одной на другую. Но давали мне понимание – я не хочу жить и дальше с лапшой на ушах. Я просто обязана вызнать все о том, что скрывал от меня Антон.

Мое сердце ускорило свой бег, когда пальцы сомкнулись на шероховатой бумаге. Одна из клиенток Альбины некоторое время назад рассказала, что следит за своим мужем при помощи то ли хакера, то ли айтишника, который регулярно пересылает ей распечатки звонков и сообщений с его телефона. Разумеется, подруга тут же подумала, что мне это тоже может пригодиться. Знала бы она, как я отчаянно боялась прочесть свидетельство того, что Антон мне действительно изменил. И как молилась, чтобы в конверте не было ни намека на его двойную жизнь.

– Ну, открывай же! У меня руки трясутся.

Руки тряслись не только у Альбины. Не помог даже бокал красного сухого, выпитый перед этим.

– Мне страшно, – призналась подруге.

– Хочешь, я отойду? Ну, не буду присутствовать при вскрытии, так сказать.

Я нервно хихикнула.

– Нет… останься, пожалуйста, – попросила Алю.

Мы с ней вздохнули совершенно синхронно. Я решилась. Оторвала край конверта и вынула из него увесистую пачку бумаг. Наскоро пробежала глазами первый лист – вроде, ничего криминального. Просмотрела второй… Взгляд зацепился за слово «глупышка». Антон никогда так меня не называл… Черт бы все побрал, у него не было никого в знакомом мне окружении, кто мог бы носить это прозвище!

Кровь застучала в висках отчаянным пульсом, а в глазах потемнело. Я поняла, что не могу дышать, потому что уже прочла все сообщение, речь в котором шла в том числе и обо мне.

«Маленькая моя глупышка… Ты же знаешь, мы с ней даже не спим».

– Мил… Мила… Может, воды? А? Ты бледная, как смерть! – воскликнула Аля, вскакивая с места и нависая надо мной.