Беру Милану за талию, подтягивая к себе вплотную. Вдыхаю, улыбаюсь, немного кривовато. Потому что меня забавляет эта игра. Давно я не уговаривал девочек. В моем мире все по-другому. Каждый знает, что хочет и что от него требуется.

Она пахнет букетом нежных цветов, бархатистыми магнолиями и лилиями.

– Почувствуй меня. Я живой. Меня следует уважать и слушаться, но не стоит бояться, если ты все делаешь правильно.

Девочка сглатывает. Кивает мне. И закрывает глаза, пытаясь спрятать от меня свои страх и смятение. Ах, как вкусно ты на меня реагируешь. Черт побери, верю! Ты не хищница. Ты милая маленькая мышка. Женюсь.

Отпускаю. И ухмыляюсь, когда девушка от меня отходит как можно дальше, глотая воздух, словно не дышала.

– Отдышись, успокойся. Иначе Платон там навыдумывает себе.

Открываю ящик, надеваю часы, беру портмоне, ключи от машины. Меня ждет Ника и, видимо, скандал по поводу моей женитьбы. Тоже занимательная штука. Люблю, когда она злая. Точнее, ставить ее на место, усмиряя претензии и запросы. Подогревает.

– У меня есть еще просьба, – произносит девушка.

– Слушаю.

– В воскресенья вы должны познакомиться с моей бабулей. И тоже сыграть моего жениха. Вы… Мы должны убедить ее, что брак настоящий и что это все любовь с первого взгляда.

– Нет. У меня нет на это времени. Уволь меня от ненужных знакомств.

– Тогда это мое обязательное условие! – вдруг твердо, даже в ультимативной форме заявляет Милана. Поднимаю глаза. Смелая, решительная. – Я не могу сказать ей всей правды, ее сердце этого не выдержит. Поэтому мы должны ее убедить.

– А что ты ей скажешь, когда мы разведемся?

– Пусть это вас не беспокоит! – выдает девочка и тут же тушуется под моим скептическим взглядом. Смотри-ка, не мышка. Характер есть. Но как у маленького котёнка. Боится своей же смелости.

– Хорошо, котенок. Убедила.

ГЛАВА 6

ГЛАВА 6

Милана

Бабуля подготовилась принимать моего «жениха», испекла пирог. Засервировала стол своим лучшим сервизом из китайского фарфора и надела строгое платье.

– Хватит болтать по телефону, тоже переоденься! – кричит она мне.

– Хорошо, я сейчас! – отзываюсь, прикрывая телефон рукой.

– Все, Платон, мне пора.

– Ты так и не объяснила, почему я не могу присутствовать.

Вдыхаю глубже. Все это так сложно.

– Я сказала бабуле, что мы расстались. А как еще я должна была объяснить свой скорый брак?

Он молчит, но звонок не сбрасывает. И я слышу его тяжелое дыхание.

– Платон, все будет хорошо. Мне важно убедить бабулю.

– Меня ты с ней не знакомила… – произносит он, будто обиженный ребенок, и я начинаю злиться.

– Так я и замуж за тебя не выходила! Ты вроде все понимал, а сейчас ведёшь себя как ребенок. И твоя ревность неуместна! – скидываю звонок, отключая звук. Раскрываю шкаф в поисках подходящего платья. Бабушка считает, что неприлично принимать гостей в джинсах.

Выбор невелик. Либо строгое чёрное, либо персиковое с широкой юбкой в пол. Надеваю последнее. Кручусь перед зеркалом. Мне нравится, как платье на мне сидит. И распущенные волосы тут неуместны. Собираю локоны вверх, закалывая заколкой. Крашу ресницы тушью, а губы бледно-розовой помадой. Вот и все. Я очень надеюсь, что господин Вертинский меня не подведёт.

Посматриваю на часы и волнуюсь. Если он не придет, неизбежен конфликт с бабулей. А мне не хочется портить отношения с единственным родным человеком в этой стране.

Ровно шесть вечера.

Вертинского нет.

Бабушка недовольно хмурится, посматривая на часы. Она терпеть не может непунктуальных людей, особенно если это мужчина. Ибо женщина в силу своей сущности может опоздать, а мужчине этого непозволительно.

Когда раздается звонок, я как ненормальная подрываюсь с места и лечу к двери. Открываю, не смотря в глазок. Одновременно выдыхаю и тут же напрягаюсь. Вертинский пришел. Собран, в идеальном тёмно-синем костюме, чёрной рубашке и идеально начищенных туфлях. От него пахнет чем-то восточным, горько-терпким, под стать Вертинскому. Позади стоит высокий худощавый мужчина в черных очках, с двумя букетами цветов.

Распахиваю двери шире, наблюдая, как Мирон забирает цветы и преступает через порог, а мужчина быстро ретируется.

– Как зовут бабушку? – тихо спрашивает он.

– Ульяна Леонидовна, – шепчу я, отступая к стене. В нашей маленькой прихожей катастрофически не хватает места. Этот мужчина занимает все пространство, давя своей темной энергетикой. – Хорошо, подыгрывай мне, – ухмыляется, словно нас ждет увлекательная игра, а не большая афера. Киваю. Мирон вручает мне букет из маленьких декоративных розовых роз. Красиво и пахнет настоящими цветами, сейчас это редкость для цветов из магазина. – Ну что застыла? Благодари за букет и иди ставить в вазу, – подсказывает он мне, когда мы слышим шаги бабули. Опять киваю как дура и натягиваю улыбку.

– Спасибо, – громко произношу я, стараясь изобразить восхищение, зарываюсь носом в цветы. – Очень красивые, – тут я искренняя.

– Ну раз красивые, тогда целуй, – вдруг произносит он, когда бабушка заглядывает в прихожую. Вот зачем он это делает? Достаточно было просто благодарности. Но… Подхожу к мужчине и быстро, почти не касаясь, чмокаю его в щеку. Вертинский неожиданно подхватывает меня за талию и показательно глубоко вдыхает мой запах у виска.

– Ты сегодня прекрасна, впрочем, как всегда, – произносит тихо, будто только для меня, но бабуля слышит, и я краснею.

– Спасибо, – не нахожу ничего лучшего, как сбежать на кухню в поисках вазы. Нужно было их познакомить самой. Что я делаю?!

Слышу, как они знакомятся, и бабушка приглашает Мирона в гостиную. Быстро ставлю цветы в вазу и возвращаюсь с ними в гостиную, ставя на комод.

– Ну что вы, не стоило, – произносит бабуля, принимая от Вертинского букет белых лилий.

– Согласен, эти цветы не стоят такой женщины. Вы достойны лучшего.

– Не нужно подкупать меня комплиментами, молодой человек, – строго произносит бабуля. – Я, знаете ли, давно не верю мужским словам. Только поступкам.

– И это верно, мужчину делают не слова, – уверенно произносит он.

– Мила, будь добра, поставь в воду и этот букет, – обращается ко мне бабуля, и я опять спешу на кухню. Почему-то дико волнуюсь. Сердце стучит как ненормальное, ладошки потеют, и немного потряхивает. Словно это все по-настоящему. Слышу глубокий четкий голос Вертинского, и внутри все сжимается. Ставлю чайник, чтобы заварить свежий чай. Медлю. Хочется закрыть глаза, а когда открою – все решено. Но так не бывает.

Дожидаюсь, когда закипит вода, завариваю чай в прессе и несу его в гостиную. Бабуля и Мирон сидят за столом, беседуют о погоде и о том, что прошлая весна была холоднее. Все кажется милым и спокойным. Но это обманчивое ощущение, бабуля будет нас допрашивать. Она вежлива, но смотрит на Вертинского строго.

– Милая, налей нам чай.

Беру чайник, сильно сжимаю, чтобы не было видно, как я волнуюсь. Разливаю. На чашке Вертинского моя рука соскальзывает, брызги попадают на скатерть и немного на его рубашку. Чай горячий. Кипяток.

– Ой, простите! – вырывается у меня. Ставлю чайник, хватаю салфетки. И до меня доходит, что я только что обратилась к своему жениху на «вы».

– Ничего, котенок, все хорошо, – спокойно произносит Мирон, забирает у меня салфетки и промокает чай. – Со мной все хорошо, а скатерть мы купим новую, – голос спокойный, бархатный, заботливый. Вот кто здесь хороший актёр. – Сядь, я сам налью себе чай, – берет меня за руку, сжимает ладонь, вынуждая сесть. Мужчина не выпускает моей руки, поглаживает, словно хочет успокоить. И за этим всем наблюдает бабуля, поджимая губы.

Сажусь рядом. Дышу, пытаясь успокоиться. Вертинский демонстративно опускает наши руки на стол и играет с моим пальцами, поглаживая. У него такие горячие ладони. Сильные, но могут нести нежность, если Мирон этого хочет.

– Расскажите мне, господин Вертинский, как так случилось, что вы хотите забрать мою внучку? – спрашивает бабуля, берет тарелки, раскладывая пирог.

– Можно просто Мирон, зачем нам это официоз.

– И все же?

– Немного неправильная формулировка, я не забираю у вас внучку. Я беру ее в жены, – слегка сжимает мою руку и переводит на меня взгляд, несколько секунд смотря в глаза.

– Вы взрослый состоявшийся мужчина, а Милана еще девочка. Зачем вам это нужно? Такая большая разница в возрасте, – спрашивает бабушка, а мужчина продолжает смотреть на меня. Глаза у него черные-черные, с блеском. Омут, а не глаза. Страшно в таких утонуть.

– Согласен с вами, – Мирон поворачивается к бабуле. – Милана, очень юна, и во мне живет много страхов, оттого что она оставит меня, когда поймет, что я слишком стар для нее. Но я буду рад прожить с ней отведенное нам время. Так случилось, сам не ожидал, что в свои годы смогу влюбиться в милую девочку, и она ответит мне взаимностью.

– Ох, сладко поете, господин Вертинский, – усмехается бабушка и подает Мирону тарелку с куском пирога. – Но только на романтика вы не похожи. Это вы Милане вливайте сироп в уши, а мне не нужно, я слишком много прожила. Может, все гораздо банальнее?

– И как же? – Вертинский выгибает брови и вновь сжимает мою руку, уже сильнее, словно ему надоели расспросы.

– Вам просто захотелось взять в жены молодую девушку и хвастаться ей в обществе. Сейчас это модно в кругу людей вроде вас. Ну и молодая жена в постели…

– Мне определенно льстит, что со мной рядом такая красивая молодая девушка. И да, горд, что она выбрала меня. Разве это плохо? Но дело не в моем статусе. Мне плевать на общественное мнение. Главное, что ваша внучка вручила мне самый ценный подарок в моей жизни, – твердо говорит он. Если бы я не знала, что это все циничная ложь, то сама бы ему поверила.

– И какой же?

– Себя, – звучит двусмысленно, и бабуля хмурится, переводя на меня строгий нарицательный взгляд. А я… А я просто киваю. Пусть уже думает, что хочет, только даст согласие на брак. – И я безмерно благодарен ей за этот подарок.

– Отчего такая скорая свадьба? Словно вы торопитесь… – задумчиво спрашивает бабуля.

– Я занятой человек, и у меня нет времени на долгие ухаживая. Но это не самое главное… – делает театральную паузу и вновь переводит на меня свой чёрный взгляд, словно заглядывает в душу и топит меня в черном омуте. Мурашки по коже. Этот мужчина может разговаривать взглядом. Стоит только узнать его, и можно все прочесть. – Главное, что я хочу как можно скорее сделать эту девочку своей по закону. Я жутко ревнив и, боюсь, такую красоту уведут. И потом, не нужно много времени для понимания того, что тебе нужен человек. Ты согласна со мной, котенок? – смотрит так, будто и правда что-то ко мне испытывает, и я сглатываю.

Боже, как же он красиво лжет. Зачем так?! Можно было отделаться простыми банальностями, а так нагло лгать, смотря пожилому человеку в глаза… «Ну, ты же сама этого хотела», – шепчет мне внутренней голос. Поэтому я засовываю свою совесть подальше и расплываюсь в улыбке, уверенно кивая.

– Не переживайте, я не обижу вашу внучку. Пока она со мной, Мила в надежных руках, – добавляет Вертинский. – А теперь извините, но я вынужден вас покинуть. Работа. Буду очень рад видеть вас на свадьбе. Спасибо за прием, – уже более официально и прохладно говорит он, поднимаясь с места. – Проводи меня, солнце, – так и не выпуская моей руки, тянет в сторону прихожей. Убеждается, что бабуля за нами не идет, и отпускает.

– Свадьба в субботу, переедешь к нам в четверг. Возьми только самое необходимое, все остальное тебе купят. И дай мне паспорт.

– Зачем?

– За тем, что у нас свадьба, и мне нужно оформить документы, – поясняет мне как маленькому ребенку. Он раздражен и даже зол. Тот, кто сидел за столом и лил сироп в уши моей бабушке, и тот, кто стоит сейчас со мной рядом, поправляя ворот рубашки, – совсем разные люди.

Просто киваю, вынимаю из сумочки паспорт и отдаю. Забирает, пряча его во внутренний карман пиджака. Вынимает телефон, набирает чей-то номер.