Розочка пожала плечами. Взяла. Она никогда-то не отказывалась от подобных предложений, при том не чувствуя ни смущения, ни стыда, будто так оно и должно.

– Но в садик ходить надо, – сказала она, спрятав ноги под стул, правда, ненадолго. – Все равно последний год. А потом в школу.

И в школе легче не станет.

…мама учила Астру сама. И была терпелива, спокойна, а вот у Астры нет ни того, ни другого. И она совершенно не понимает, чему именно надо учить. Да и когда ей? Дежурства ведь.

– Машка без меня не сможет, – Розочка отрывала от булки маленькие кусочки. – А Ярик опять драться начнет. Он со всеми дрался и всех обижал.

– И тебя?

– Пробовал. Я сдачи дала.

– Когда? – со вздохом спросила Астра.

– Давно. Тебя уже по этому вопросу вызывали, – кусочки Розочка засовывала в рот и проглатывала, не жуя. – А у Машки почесуха. Так нянечка сказала. Только она дура и ничего не понимает.

– Машка?

– Нянечка. Это не почесуха. Просто Машка боится.

– Кого?

– Ее. И всех вообще. От страха и скребется. Нет у нее никакой почесухи. И вшей нет. Нервы одни…

И мнение свое, надо полагать, Розочка в себе не удержала. Потому волосы и остригли, прикрывшись обычною своею отговоркой. И, наверное, на Астру бы подействовало. Астра бы после первого же раза поняла, что надо молчать.

Прятаться.

И стараться быть как можно более незаметной.

Но Розочка другая. Совершенно. Это хорошо или все-таки не очень?

– Я Машку за руку держу, тогда ей не страшно. А если я не приду, что тогда?

– Действительно, – Астра глотнула сладкого чая. – В магазин пойдем? За ботинками?

Розочка перестала болтать ногами, но слизнула крошку с пальца. Поглядела с недоверием:

– Пойдем, – сказала она осторожно. – Но если не хочешь, то ты тете Лере денег дай, и она сходит. И вообще ты денег дай, она будет покупать продукты. Тогда тебе не нужно будет…

Наверное, так и следовало поступить.

Калерия Ивановна давно ведь предлагала. У нее ведь муж и талоны на спецпаек, и взять она может не только на себя. И… и в этом нет ничего стыдного.

Наверное.

Астра покачала головой и со вздохом сказала:

– Нет.

Сделать так означало признать и собственную трусость, и неспособность жить, как другие, и… и, в конце концов, она не настолько беспомощна, чтобы позволить кому-то решать даже не проблемы, отнюдь, обыкновенные… неудобства.

– Доброго дня, – раздалось за спиной.

И Астра замерла.

Она ненавидела себя и за этот совершенно бессмысленный страх. И за неспособность справиться с ним. За сердце, которое вдруг застучало быстро-быстро. За пересохший рот и острое желание сбежать. Куда? Не важно, главное, подальше.

– Это моя мама, – сказала Розочка. – А это Святослав. Он тут жить будет.

И голос дочери вернул саму способность дышать.

– Добрый день, – Астра заставила себя разомкнуть склеившиеся вдруг губы и повернуться, и улыбнуться, как должно. Мама бы сказала, что важны не обстоятельства, но то, как ты ведешь себя в оных обстоятельствах. И поведение Астры ее бы не порадовало.

Совершенно.

А человек оказался… обыкновенным. Не совсем человеком, судя по тому, сколь плотное облако силы его окружало. Золотые нити уходили в тело, и кому-то иному зрелище показалось бы жутким, но Астра оценила и красоту узора, и многие оттенки его.

Золото темное.

И светлое, почти белое. С густой тяжелой краснотой, которая говорит о том, что маг может быть смертельно опасен, и с легкою прозеленью. И оттенков столько, что собрать их все не получается. Да и не нужно. В конце концов, это просто неприлично, так чужую силу разглядывать.

– Рад познакомиться, – маг улыбался.

Хотя… да, Астра давно научилась разбираться в человеческих улыбках. Эта вот была вымученной, самую малость виноватой.

Почему?

Астра нахмурилась.

– И я рада. Несказанно, – мама учила ее быть вежливой, и умение это частенько выручало. И сейчас вот помогло. – Надеюсь, мы будем… хорошими соседями.

– Будем. Конечно, – заверила Розочка.

Только прозвучало это на редкость двусмысленно.

Глава 7

В жизни своей Святу случалось встречать дивов.

Узколицые.

Высокие.

Тонкие до того, что, казалось, их пальцами переломить можно. Но впечатление обманчиво. С дивом и матерый двуипостасный связываться не рискнет. Сами же они, глядя на мир и тех, кто в нем обретается, свысока, не боялись никого и ничего.

Даже там…

…вспомнился вдруг Север. Стылый воздух. Сырость. Дым, разъедающий глаза. Стук топоров и скрежет деревьев. Крики. Лай.

И топор в обманчиво тонкой руке, поскольку даже целителю положено норму исполнять. Взгляд свысока. Грязная рваная одежда, которую див носил так, будто бы на плечах его по меньшей мере соболя возлежали, а не сгнившая телогрейка.

Насмешка в зеленых глазах.

И ощущение собственной, Свята, беспомощности. Острое желание немедля согнуть спину, поклониться, извиниться за то, что он, бестолковый, оторвал дива от действительно важного занятия. И тут же – злость.

Нет, на него не воздействовали.

Могли бы, – Свят чуял, что даже блокирующие узоры не лишили дива сил, – но не воздействовали. Сочли слишком ничтожным. И это вот ощущение, собственной ничтожности, никчемности, сопровождало его на протяжении всей той встречи.

И разговора, от которого осталось острое чувство вины. Какой? Свят не знал. И не умея еще с этим чувством сладить – молод был и неопытен – спешно затолкал его в глубины разума. А теперь оно взяло и всплыло. И…

…эта дива была другой.

Совершенно.

И на диву-то она походило лишь ростом, чересчур уж высоким, пожалуй, вровень с Ингваром-то будет, да этою неестественною льдистой хрупкостью. Но и только.

Дивы не сутулятся, не выгибают спину горбом, стараясь казаться меньше. Дивы не растопыривают локти, не глядят исподлобья и уж точно во взгляде их не бывает страха. Дивы не рядятся в такие вот, клетчато-нелепые одежды, если у них есть хоть какой-то выбор.

В общем, дива была.

И дива была до крайности неправильной, что, несомненно, роднило ее с дочерью, которая вот не испытывала ни страха, ни сомнения, но одно лишь детское всеобъемлющее любопытство. Его она и не скрывала.

А так… та же тощая длинная шея.

Худые руки с обветренной сухою кожей, что тоже само по себе невероятно.

Светлые брови, что терялись на светлой коже. Полупрозрачные глаза с прозеленью. И волосы тоже с прозеленью, но неявной, этаким налетом на благородной платине.

– Извините, – дива опустила взгляд и съежилась еще больше, отчего у Свята появилось стойкое желание с кухни убраться, но он его переборол.

О диве известно было до крайности мало.

Откуда она здесь появилась? И как жила?

И, главное, не с нею ли, такой вот обманчиво-беззащитной с виду, связался объект?

– Это вы меня извините, – Свят улыбнулся еще шире, надеясь, что улыбка его выглядит в достаточной мере беззаботною. – Я подумал, что раз все ушли, то можно и чаю попить. Если вы не возражаете.

– Не возражает, – ответила Розочка. – А чайник горячий, кипел недавно. А что у тебя к чаю есть?

– Вас, – поправила ее Астра.

– Вас, – поправилась Розочка, но скорее, чтобы матушку не расстраивать, нежели и вправду из желания проявить вежливость.

– Сушки. Пряники, правда, наверное, немного черствые уже.

– Тогда их нужно съесть.

– Роза!

– Что? Испортятся же. Ты сама говорила, что нельзя допустить, чтобы продукт испортился. А у нас варенье имеется…

– Откуда? – как-то обреченно поинтересовалась Астра, размешивая в кружке давно растворившийся сахар.

– Так вчера еще тетя Аня дала, сказала тебя накормить, как проснешься.

– Действительно, с пряниками надо что-то делать, – разговор явно не ладился, несмотря на все желание Свята вызвать симпатию. То ли не действовали его способности на диву, то ли именно эта дива слишком уж недоверчиво относилась к посторонним, чтобы допустить и тень симпатии, но вот не ладился и все тут.

И чувствовалось, что, дай ей волю, она тотчас спрячется в раковине собственной комнаты и носу оттуда не высунет, пока Свят куда-нибудь да не уберется. А допустить этого было нельзя.

Пакет искомых пряников, которые, если и зачерствели, то лишь сверху, сохранивши мягкое, пахнущее специями нутро, занял место на столе. А пока Свят отсутствовал, на этом же столе появилась солдатская кружка, в которую и заварки насыпали, и кипятку налили.

– Простите, я не уверена, что правильно, – дива убрала прозрачные руки свои под стол. На Свята она все еще старалась не смотреть. – Возможно, вы любите более крепкий или слабый.

– Отлично получилось, – поспешил успокоить Свят.

И пряники выложил.

И сушки он тоже захватил, на всякий случай. А еще жменю ирисок.

– В госпитале подсунули, – ириски были слегка мятыми и покрытыми крошкой, что хлебною, что табачною, но Розочку это нисколько не смутила. Протянув руку, она подвинула себе всю горсточку. Потом, верно, спохватилось, что так будет не вежливо, и одну вернула Святу.

Еще подумала и вторую подсунула матушке.

А та покачала головой.

– Ранены были? – взгляд дивы потеплел, и появилось в нем любопытство.

– Был. Не сказать, чтоб критично… – Свят потер шею. – Под огненный шквал угодил. Конечно, прилечь успел, защита сработала, но краем все-таки задело.

– Повезло, что краем, – любопытство погасло.

И глаза сделались… нет, не холодными, скорее уж неживыми.

– Повезло, – согласился Свят.

И вправду повезло, а вот Лешке, тому не совсем. И не то, чтобы сильно приятельствовали, но смерть эта, такая по сути нелепая, неудачная, задевала.

– Напарник мой погиб, – он мысленно извинился перед Лешкой, который себя напарником не считал, да и вовсе в тот день должен был один работать. И Святу не обрадовался, решил, будто в нем, в Лешке, сомневаться стали.

И теперь гадай, как бы оно сложилось.

Глядишь, не будь Свята, который отвлекал, будил нехорошие мысли, Лешка и не проворонил бы ту мину. Или наоборот, проворонил бы, оставил, и наткнулись на нее бы тогда не военные маги, а честные колхозники, которые поле и расчищали.

– Мне жаль, – сухо равнодушно произнесла Астра.

– Эхо войны, – он пожал плечами и пряники подвинул. – Ешьте, а то… не знаю, пряники почему-то не люблю.

– Зря, – кажется, Розочка собиралась сказать что-то другое, но вовремя спохватилась. Вот она пряники точно любила. – Война давно была…

– Не так давно. Двенадцать лет всего. Это…

– Немного, – помогла дива. – Мина?

– Она самая.

– Скрытая?

– Не знаю. Наверное. Я в минах не больно разбираюсь. Меня послали иное искать.

– Что? – Розочка сунула палец в рот, пытаясь отлепить ириску от зубов.

– Жвальников. Раньше еще костяные черви встречались частенько. Или вот бессмертники, правда, они как раз смертны и силу теряют быстро. За пару лет по окончании войны сами рассыпались. Костяные протянули лет пять-шесть, а вот жвальники, как оказалось, сумели приспособиться.

– Жвальники – это кто?

– Это псевдоживые существа, – Астра взяла-таки пряник, очень осторожно, медленно, не сводя со Свята внимательного взгляда. И он поспешил посмотреть в сторону, на приоткрытое окно, за которым дрожал, но не падал золотой лист. Осень, чтоб его. А ведь, кажется, только—только лето началось. Началось и закончилось. – Были выведены когда-то для военных целей. Интересны тем, что обладают коллективным разумом. Отдельно взятая особь неразумна.

– Она небольшая… погоди, – Свят вышел.

И вернулся с коробком, в котором хранил трофей. Не из желания похвастать, да и вовсе не сказать, чтобы трофей. Просто жук.

Даже не жук – панцирь.