Перерыв заканчивается, и зрители потихоньку возвращаются в зал. Честное слово, я чувствую себя так, словно нахожусь на сцене театра. Только вот быть актрисой мне совсем не нравится.

– К кому предложение? – переспрашиваю я, когда до меня доходит смысл слов моего адвоката. – К судье? Разве вы имеете право с ним разговаривать тет-а-тет?

Я боюсь, как бы он не вляпал меня еще в какую-нибудь историю – с него станется. Одно дело шантажировать свидетелей и совсем другое – судью.

Но месье Доризо беспечно машет рукой и удаляется.

Я сижу на скамье одна. Мне неуютно от десятков бросаемых на меня взглядом – осуждающих, презрительных, любопытных.

А я даже не знаю, как выгляжу в этом мире. Я смотрю на свои руки и понимаю, что это – руки графини де Ламарк. У меня самой никогда не было таких красивых ухоженных ногтей. И волосы – тоже ее. В реальности мои – совсем другого цвета.

Разумеется, в зале суда нет зеркал, и я жалею, что не попросила мэтра Доризо принести хотя бы маленькое зеркальце. То-то бы его удивила моя просьба. Хотя, возможно, и не удивила бы – наверняка, настоящая графиня – та еще модница и кокетка.

Адвокат возвращается, довольно мурлыча что-то себе под нос.

– Вам что, удалось поговорить с судьей? – изумляюсь я.

Он невозмутимо отвечает:

– Конечно! Думаю, скоро вы заметите в нём перемены.

И я в самом деле это замечаю. Когда судья снова устраивается на своем рабочем месте, я осознаю, что он смотрит на меня без прежней враждебности. Нет, он не посылает мне улыбки, но уже и не поджимает гневно губы, когда обращается в мою сторону.

– Ваша светлость, ваш муленир уже доставлен в зал суда? – довольно резко спрашивает он у герцога.

– Еще нет, ваша честь, – отвечает тот. – Но уверен, это случится уже в ближайшие несколько минут.

Судья качает головой, отчего кудряшки на его парике забавно колышутся.

– Мы не можем ждать слишком долго, ваша светлость! Если через четверть часа устройство не появится, я вынужден буду отказаться от данного опыта и объявить решение по этому делу, полагаясь исключительно на те доказательства, что уже были представлены суду.

И снова благожелательный взгляд в мою сторону. Мне это снится?

– Чем вы его запугали, месье? – шепчу я на ухо мэтру Доризо.

Он так же тихо отвечает:

– Как вы могли такое подумать, ваше сиятельство? Он – должностное лицо при исполнении! – и еще больше понижает голос. – Я его не запугал, а подкупил. Пообещал, что его дочь будет учиться в вашей школе бесплатно. А вы не представляете, как аттестат выпускницы магической школы увеличивает шансы девицы успешно выйти замуж или занять место при королевском дворе.

Судя по всему, это действительно так. Потому что судья смотрит на меня уже едва ли не с обожанием.

– А у его дочери есть магические способности? – интересуюсь я.

– Ни малейших! – хмыкает Доризо. – Но тем ценнее наше предложение. Ни в какую другую магическую школу ее бы просто не взяли.

Меня шокирует та легкость, с которой он готов нарушить закон. Но, что ни говори, сейчас это идет мне на пользу.

Идут последние минуты отведенной судьей четверти часа, и мы с адвокатом уже отсчитываем секунды.

Если судья решится признать меня невиновной и освободить прямо здесь, в зале суда, боюсь, герцог де Шарлен будет крайне недоволен.

– Судья никогда не решится на это, – предполагаю я.

Но Доризо уже обрел прежнюю уверенность.

– Решится, ваше сиятельство. Герцог почти всё время проводит в столице и здесь бывает крайне редко. А вот дочь у господина судьи – прямо под боком. И через пару лет она будет уже на выданье.

Нашей беседе мешает вошедший в зал мужчина. Он идет по проходу между креслами, и шпоры его мерно звякают. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – это тот самый посыльный с мулениром.

Так оно и оказывается.

Пока устройство водружают на массивном столе судьи, в зале стоит ужасающая тишина. Сам судья во время этих действий чувствует себя не слишком комфортно. Герцог не позволил ему принять то решение, которое отвечает его семейным интересам.

– Прошу вас, ваше сиятельство, – его светлость по-прежнему сидит в ложе, но ловко руководит оттуда этим экспериментом, – подойдите к столу.

Я испуганно смотрю на месье Доризо, но тот только молча кивает. Похоже, что отвертеться от этого эксперимента всё-таки не получится.

Зал окончательно замирает, когда я подхожу к столу. Всё, как и говорил мэтр – в шкатулке находится что-то вроде бархатной подушечки с пятью драгоценными камнями. Секретарь суда услужливо подсказывает мне, что я должна уколоть палец золотой пирамидкой.

Затравленно оглядываюсь. Герцог смотрит на меня с усмешкой. Доризо – с ободрением, а судья – виновато.

Касаюсь острой макушки пирамидки указательным пальцем и тут же вскрикиваю. На пальце появляется капелька крови.

И судья, и обвинитель, и адвокат подаются вперед. Проходит одна секунда, другая, третья.

И вдруг один из камешков на подушечке (очень похожий на наш янтарь!) вспыхивает.

– Наличие магии у подсудимой подтверждено! – вопит судья и с резким звуком опускает молоточек на стол.

Он как будто боится, что огонь в камне потухнет прежде, чем он успеет признать меня невиновной.

5. Эжени. Графиня де Ламарк

Когда начинает мерцать второй камень (судя по всему – бриллиант), мне кажется, что половину зала хватит удар. Месье Совиньон просто впадает в ступор. Он силится что-то сказать, но только открывает и закрывает рот – как попавшая на сушу рыба.

Думаю, что если бы вдруг засветились все пять камней, то герцогство лишилось бы и своего руководителя (или кто он у них тут?), потому что его светлость так сильно подается вперед, что едва не вываливается из ложи. Конечно, ему оттуда плохо видно! А он так боится, что мы обманем его, что решает проверить чистоту эксперимента лично.

Но третий камень не светится, да и второй мерцает не очень энергично. Но это и не требуется.

Я не могу удержаться, чтобы не одарить герцога самой широкой из своих улыбок. Да, ваша светлость – муленир-то ваш бракованный! Потому что на самом деле магии у меня нет! Но то, что сбой в работе прибора произошел так кстати, меня радует. Наличие магии судом подтверждено, а значит, я могу управлять магической школой и имею право на судебный иммунитет.

Вслух я ничего не говорю – напротив, стараюсь вести себя как законопослушная гражданка.

– Поздравляю, ваше сиятельство, – мэтр Доризо касается моей руки. – Признаюсь, не ожидал.

А кто ожидал? Уж точно не я.

– Протестую, ваша честь! – наконец, обретает дар речи месье Совиньон. – Устройство не исправно! Мы все прекрасно знаем, что у графини де Ламарк нет магии. Как не было ее и у ее матери.

– Протест отклонен! – рявкает судья. – Мы не настолько хорошо изучили магию, чтобы утверждать, что она не может проявиться в человеке в совершеннолетнем возрасте.

Похоже, этот фарс ему тоже порядком поднадоел. Ему хочется домой – к жене и детям. Тем более, что он может порадовать дочь известием об учебе в магической школе.

В школе, которой должна управлять я. Я, которая совершенно ничего о магии не знаю. Ну, ничего, разберемся! Я хорошо знаю, что такое обычная школа – это тоже, скажу я вам, не подарок. А тут у них наверняка бюрократии не меньше. Пока кучу бумажек на открытие учебного заведения получу, настоящая графиня вернется. Вот и пусть она со всем этим сама разбирается – и со школой, и со слугами, и с драконами.

Через полчаса судья оглашает приговор – в связи с тем, что у обвиняемой появились особые обязанности по управлению школой магии для девочек, что служит защите национальных интересов, вступает в силу пункт пятый статьи семьдесят восьмой об особой неприкосновенности. В связи с чем на графиню де Ламарк налагается условное наказание по всем пунктам обвинения, кроме последнего. По последнему – еще и штраф.

Честно говоря, текст приговора кажется мне китайской грамотой. И я не уверена, что всё поняла правильно. Но по самодовольной улыбке, что появляется на губах моего адвоката, я догадываюсь, что ночевать я сегодня буду не в тюрьме.

И когда судья завершает свою речь фразой «и освободить подсудимую в зале суда», я не удерживаюсь и хлопаю в ладоши.

Вот так вот – шах и мат.

К нам подходят десятки людей – с поздравлениями и выражением почтения. Большинство из них наверняка куда больше радовались бы обвинительному приговору. Но я, как и месье Доризо, улыбаюсь в ответ и благодарю за поддержку. С волками жить – по волчьи выть.

Когда зал почти пустеет, нас одаряет своим вниманием сам герцог де Ламарк.

– Рад, что вам удалось сохранить свободу, ваше сиятельство, – чувствуется. Что каждое слово дается ему с большим трудом. – И я надеюсь, что полученный урок побудит вас более внимательно и серьезно относиться к своим обязанностям. Задача каждого дворянина – заботиться о тех, кто от него зависит. И теперь, когда вам доверена высокая честь руководить магической школой, я хотел бы думать, что вы пересмотрите свое отношение к делу.

– Разумеется, – серьезно киваю я. – И начну я с пересмотра платы за обучение. Думаю, вы не станете спорить с тем, что она должна быть гораздо больше?

Я говорю это лишь для того, чтобы его позлить. И мой адвокат меня не одергивает. Напротив – поддерживает:

– Ваша светлость, рад был знакомству. Сегодня мы были с вами по разные стороны фронта, но однажды, быть может, вы сами воспользуетесь моими услугами.

Герцог холодно отвечает:

– Простите, сударь, но мы с вами отнюдь не воевали. Я присутствовал на суде исключительно как частное лицо и не склонялся ни к одной из сторон.

Ага, как же! И не стыдно ему врать? То-то же он не поленился предложить суду свой муленир – наверно, от большой любви ко мне.

Меня пронзает внезапная мысль. А что, если у графини и герцога… Нет, не может быть. Хотя кто знает?

Ох, как многое мне о ней не известно. И как выяснить ее привычки, симпатии и прочее, не прибегая к прямым расспросам?

Уже в холле, на выходе из зала суда я замечаю большое зеркало и устремляюсь к нему, довольно невежливо бросив месье Доризо на лестнице.

Со светлой гладкой поверхности смотрит на меня шатенка с зеленовато-серыми глазами, тонким носом, яркими (а ведь на них ни следа помады!) губами, изящными руками и точеной фигурой.

Ох, да я – красавица!

Ночь я провожу в гостинице (не знаю, как такие заведения называются здесь) – небольшой и очень шумной. На первом этаже до утра поют песни подвыпившие постояльцы, и хозяину даже в голову не приходит как-то их урезонить. Похоже, здесь это в порядке вещей. Так что засыпаю я только на рассвете, а выезжаю из города уже после полудня.

Всю дорогу до поместья де Ламарков я пребываю в задумчивости. Мэтр Доризо остался в городе, чтобы подписать какие-то документы, которые должен подготовить секретарь суда, и я еду в карете одна.

Мне нужно определиться, как вести себя в роли графини. Я не знаю о ней почти ничего. Не знаю ее привычек, ее манер. Не знаю, кого она любила, а кого – ненавидела.

А ведь сейчас, после выигранного дела, в поместье рекой потекут друзья и соседи – чтобы выразить почтение, восхищение и т.д. и т.п. И с ними нужно будет вести беседы, называя их по именам.

Допустим, с титулами я как-нибудь разберусь – зря, что ли, столько романов Дюма в детстве перечитала? Здесь, вроде, похожая система. К герцогу обращаются «его светлость», к графине – «ее сиятельство». Нужно еще выяснить, что там с баронами и маркизами. Но тут главное – слушать и запоминать.