Справа, метрах в десяти от входа, на узком помосте было закреплено два черных цилиндрических пластиковых контейнера, каждый диаметром около метра. Катя подошла к первому, присела, коснулась какой-то выпуклости на левом торце – и контейнер раскололся на две части с легким щелчком. Потом послышался звук, с которым вытекает сжатый воздух из баллона. Однородная черная масса внутри контейнера вспучилась, и с легким плеском упала на воду. Несколько секунд – и рядом с нами, надёжно пришвартованная тонким черным концом к незаметной скобе у основания помоста, покачивалась на воде черная надувная лодка, по типу «Зодиака», только чуть меньше и тоньше.

– Неожиданно, – констатировал я, – мы что, грести будем теперь? Только вёсел что-то не видно…

Катя улыбнулась, и подошла к следующему цилиндру. Тот раскрылся таким же способом, как и первый, но внутри оказался небольшой лодочный электрический мотор, запас уже знакомых мне батарей, и четыре небольших походных рюкзака, плотно чем-то набитых.

– Помоги установить, – попросила Катя, – мотор довольно тяжелый, не хотелось бы его случайно утопить. Водолазного снаряжения тут нет, да и нырять в этих водах, прямо скажем, не рекомендуется.

Я молча взял мотор (не такой и тяжелый, кстати – килограммов десять максимум), и закрепил его в специальном пластиковом гнезде на корме лодки.

– Так понимаю, отсюда есть выход? – спросил я, пытаясь разглядеть противоположную стену резервуара.

– Есть, конечно, – кивнула Катя, – кстати. Пока не забыла, – она покопалась в кармане одного из рюкзаков, и достала еще одну полевую аптечку. – Держи, – сказала она, протягивая пластиковую коробочку.

Я принял подарок, и уже собирался было убрать его в карман, но Катя меня остановила.

– Подожди! – сказала она, и достала свою аптечку, – нужно сделать укол радиопротектора. Это ампула с оранжевой маркировкой, – она извлекла цилиндрик с тонкой полоской ржавого цвета, – вот такой.

Показав мне ампулу, она приложила ее к своему горлу.

– Это еще зачем? – спросил я, открыв аптечку, и с сомнением разглядывая содержимое.

– Будем добираться через коллектор, который соединяет Борисовские пруды с Москва-рекой в обход Городни, – пояснила Катя, – через Сабурово.

– А, завод полиметаллов, – понимающе кивнул я.

– Ага, – согласилась Катя, – самая знаменитая радиоактивная помойка Москвы.

Я выбрал цилиндрик с оранжевой полоской, снял колпачок и, по примеру Кати, приложил его к горлу. Послышалось легкое шипение. Сама инъекция была практически неощутимой.

– В аптеке инструкции нет, – заметил я, – как-то неправильно это.

– Ну а зачем облегчать задачу тем, кто может стать ее случайным обладателем? – Катя пожала плечами, – она все-таки рассчитана на боевую обстановку. Противнику ведь знать не обязательно, как себе жизнь облегчить, например, обыскав труп, правильно? – она грустно усмехнулась. – Поэтому содержимое аптечки учат перед специальным курсом выживания для оперативников. И поэтому я не буду тебе пока озвучивать ее полное содержание – еще не хватало, чтобы ты что-то перепутал в экстремальной ситуации.

– Ясно, – кивнул я, – в целом разумно, но я бы запомнил. Владею мнемотехникой – изучил для себя. Удобно, чтобы пароли и коды запоминать. Так когда мы выдвигаемся? – спросил я, примеряясь, чтобы забраться в лодку.

– После заката, – ответила Катя, – так что сейчас имеет смысл поспать. Дорога будет долгой, а в лодке, еще и на ходу, сам понимаешь – спать никак нельзя, – она вздохнула, и добавила: – кстати, в рюкзаках есть неплохие спальники. И вообще, там подбор снаряжения на все случаи жизни: термокостюмы, болотоходы, и прочее.

– Компактно, однако, – заметил я, распаковывая ближайший рюкзак.

– Высокие технологии в помощь, – улыбнулась Катя. – Спальник сверху, вот этот серебристый рулон, – указала она, посветив мне фонариком.

– Ага, спасибо.

Мы легли возле контейнеров, расстелив спальники прямо на ржавом железе. Катя выключила фонарик. Признаюсь, в темноте мне сразу стало очень не по себе. Казалось, будто стены резервуара начинают неслышно сжиматься, и нас вот-вот затопит поднимающаяся вода.

– Кать… – сказал я, чтобы как-то развеять этот морок, – расскажи о своей организации. Как она называется?

Вообще-то, я оставлял этот разговор для более спокойной обстановки. Чтобы спокойно получить нужную информацию, вдумчиво проанализировать, и потом уже решать, как быть дальше. Но пока события развивались слишком быстро; решения приходилось принимать на ходу, а мне это не очень нравилось.

– Гриш, может, мы… – начала Катя, но я ее перебил.

– Мне не нравится, что я не знаю, на чьей я стороне, – вздохнул я, – и дело даже не в том эпизоде с деньгами, нет. Я должен понимать, для чего вот прямо сейчас я пытаюсь выжить. Может, оно того и не стоит. Понимаешь?

– Не очень, – произнесла Катя с сомнением в голосе, – ты выживаешь, потому что хочешь жить. Это инстинкт. И это правильно.

Я глубоко вздохнул.

– Ты не понимаешь, – сказал я, – конечно, я хочу жить. Но ведь теперь такие дела творятся… самолет этот… а что, если я сам того не ведая буду способствовать какому-то злу? Понимаю, наивно звучит. Но для меня это важно.

– Я уважаю твою позицию, – сказала Катя, – не ожидала, если честно. Но тем лучше, наверное. То, что ты говоришь – оно очень правильно. Правда, понимают это не все. А те, кто понимают – не всегда вовремя.

Она сделала паузу, поерзала в своем мешке.

– Постараюсь рассказать тебе столько, сколько дозволено, – сказала она, – но давай сначала начну про себя. Хорошо?

– Наверно, так даже лучше, – ответил я, – понять, почему ты с ними.

– С нами, Гриша, – сказала она, – ты можешь размышлять, рефлексировать, принимать решения. Но пока мы вместе, привыкай мыслить, что ты – с нами.

Она снова вздохнула; я почувствовал, что она потянулась куда-то в сторону рюкзаков. Послышалась возня, потом звук открывающейся пластиковой крышки.

– Воду будешь? – спросила она.

– Конечно! – ответил я, и потянулся на звук рукой; в этот момент я заметил, что тьма вокруг вовсе не абсолютная. Мягкий, рассеянный зеленоватый свет исходил от воды.

Попив воды, я почувствовал, что голоден. Но спрашивать про еду, и тем более есть в этом месте мне совершенно не хотелось.

– Ты хотела про себя там что-то хотела, – сказал я, возвращая бутыль с водой.

– Про меня… – рассеяно произнесла Катя, – черт, как же соврать-то хочется! – Я не мог разглядеть, но почувствовал ее улыбку, – в контору пришла, если честно, за деньгами и возможностями. Я спортсменка. Биатлон. Даже медали на олимпиаде выигрывала. Потом эта допинговая война, скандалы, подставы, и все прочее… в общем, мир большого спорта для меня закрылся. Федерация, к счастью, в беде не бросила – пристроила тренером в крутую школу, готовить достойную смену. А готовить детей сейчас начинают с трех лет. Представляешь? С трех! – она вздохнула, – вот, пришлось нарабатывать навыки педагога… но я не об этом сейчас. Когда на меня вышли, и сделали предложение – единственное, о чем я думала, это деньги и приключения. Возможность путешествовать. Крутые вещи, крутые возможности, вот это вот все. Понимаешь?

– Понимаю, Кать, – ответил я, – еще как понимаю. Я вот тоже был не согласен, чтобы понизить уровень своих потребностей. С этой проклятой ковидлой я много потерял.

– Я много приобрела, когда пришла в контору, – сказала Катя, – позитивная мотивация. Тогда я не думала о том, чтобы компенсировать какие-то потери. Хотя поначалу, признаюсь, тяжко было. Я же на оперативника сразу шла. А это тебе… хотя о чем я? – она вздохнула, – сам итак все понимаешь. В общем, в учебке было сложно. Очень. И первые задания, когда пришлось убивать… нет, какой все-таки хитрый у нас язык! – я услышал, как Катя заворочалась, устраиваясь поудобнее, – я сказала «пришлось». Это вроде как значит, что обстоятельства так сложились, и мне «пришлось». Но на самом деле все не так. Это был мой сознательный выбор. Плата за уровень.

– То есть для себя ты определилась – я право имею, и все тут, – усмехнулся я.

– Вот только не надо мне достоевщины тут! – ответила она, – в жизни все совсем не так. Достоевский писал, чтобы пощекотать нервы представителям высшего сословия. И это у него хорошо получалось. В реальной жизни все не так. Ты думаешь, я переживала как-то особенно? Да, первый раз было сложно, психологический барьер, давление воспитания, и все такое. У меня еще и мама довольно религиозная была… в общем, всего одно занятие с грамотным психологом – и все. Ни кошмары не мучают, ни проблем с мотивацией нет.

Она замолчала. Должно быть, собиралась с духом – ведь я так и не получил ответ на свой вопрос об организации. А, может, она намеренно завела разговор в эту скользкую степь, чтобы не углубляться слишком в те вещи, которые действительно важны.

– Кать, – сказал я, собравшись с духом.

– Да? – ответила она.

– Мне не очень понравилось то, что ты мне рассказала. Я не уверен, что смогу, как ты. Да что там, я совсем не уверен, что хочу, как ты.

– Ох, Гриша, Гриша, – вздохнула Катя, – тебе ведь никто и не предлагает становиться оперативником.

– Ты же понимаешь, что я могу выйти из игры в любой момент? Если решу, что пора? – спросил я.

– Понимаю, – сказала она, – и сразу говорю – всеми силами попытаюсь тебя остановить.

Я напружинился, оценивая угрозу. Интересно, видит ли она меня сейчас? Вполне возможно – какие-нибудь хитрые линзы… я осторожно, стараясь не производить никакого шума, полез за пазуху, и достал тюрвинг. Прикрыл его курткой так, чтобы заряды не светились, и прицелился туда, откуда доносился Катин голос.

– Нет, Гриша, ты не сделаешь этого, – спокойно сказала Катя, – и да, ты прав, я вижу в темноте. Мог бы просто спросить.

– Я уже попросил тебя рассказать об организации, – сказал я, убирая тюрвинг обратно в кобуру, – а ты мне только зубы заговариваешь.

– Я специально начала рассказ с самой неприглядной нашей стороны, – сказала Катя, – мне очень важно было посмотреть, как ты отреагируешь.

– На будущее – я не люблю, когда со мной играют.

– Со всеми нами играют, – ответила Катя, – в этом суть жизни. И чем больше у тебя власти, тем отчетливее понимаешь это. И знаешь, что?

– Что? – автоматически сказал я.

– Возможно, это не так уж плохо, – я почувствовал, что Катя улыбается, – тот, первый, которого я убила, – продолжала она, – он пытался поставить на поток в даркнете стафф с детской порнографией. И не только порнографией, он планировал кое-что похуже. К счастью, я успела вовремя, и одним движением руки спасла больше двадцати детских жизней. Это не считая тех ребятишек, которые были в руках его последователей, информацию о которых мы передали через интерпол. Их спасли. Всех.

Странно – я понимал, что она играет со мной. Сначала показала одну сторону своей жизни, потом – дала цельную картину. Известный прием. Но облегчение было почти физическим. Она не была отмороженным убийцей.

– И это была одна из самых невинных моих целей, – продолжала Катя, – остальные были куда хуже.

– Ясно, – сказал я сухо.

– Понял, да, для чего я это все рассказала?

– От частного к общему, – ответил я.

– Верно. От частного к общему. Я тоже сначала сомневалась в тех целях, которые контора декларировала. Но потом, раз за разом, задание за заданием, я убеждалась – в их словах не было ни грамма фальши. И это лучшая гарантия моей лояльности. А в будущем – и твоей тоже.

– Посмотрим, – заметил я, – так что там насчет целей? Так понимаю, мы подошли к самому главному?

– Верно, Гриша, – я опять почувствовал ее улыбку, – ты не перестаешь меня радовать. Самая глобальная цель у нас одна: выжить.

Я ухмыльнулся, забыв на секунду о том, что Катя меня видит.