– Мы называем это печатью Создателей, – ответил Коммодор, – очень похожую мы нашли на дне Восточной впадины, самого глубокого места в нашем океане. Только та спираль была сильно деформирована. Почти разрушена. Точно такую же находили фаэтонцы на своем естественном спутнике. Они передали эти данные в рамках научного обмена, установленного в первые годы после контакта, еще до Большой войны. И наши, и их ученые сошлись во мнении в том, что эти сооружения – самые древние артефакты нашей системы. А, значит, с высокой степенью вероятности, именно они принадлежали Создателям.

Я затаил дыхание. Вот тебе и ответ на вопрос, почему местные цивилизации не нашли свои триггеры… выходит, их каким-то образом можно разрушить, не вызвав прилет самих Создателей!

– Все эти годы мы тщательно хранили эту информацию. И готовились – к экспедиции на Венеру. Очень сложно спрогнозировать, что именно способен дать этот артефакт, и способен ли вообще… но, сам понимаешь, с учетом нашей ситуации, быть первыми критически важно. Не исключено, что речь идет о самом выживании нашего мира.

– Для этого и создавали таких, как мы с Каем, да? – задал я риторический вопрос.

– Конечно, – подтвердил Волк, – для самой важной миссии в истории Корпуса специальных операций.

– Это объясняет специфику полигонов, – сказал я, невольно потрогав плечо; оно уже не болело, но неприятно чесалось.

– Верно, – снова подтвердил Коммодор, – думаю, ты уже догадался, почему мы так гоним с подготовкой? И почему задействовали тебя, несмотря на все вопросы, возникшие после уничтожения лаборатории?

Я сделал вид, что на секунду задумался. А потом ответил:

– Фаэтонцы что-то пронюхали?

Волк грустно улыбнулся.

– Не просто пронюхали, – ответил он, – мы подозреваем, что в наших рядах есть предатель. Крот.

– Кому может прийти в голову работать на Фаэтон? – я изобразил искреннее возмущение.

– Ну… в какой-то период после первого контакта имели место даже случаи совместных браков. Мы генетически совместимы. И сейчас остались некоторые… люди. Которые считают, что их модель общества имеет преимущества перед нашей.

Я покачал головой.

– Социологи говорят, это естественный процесс, – Волк снова грустно улыбнулся, – какая-то часть населения всегда будет недовольна. В обычных условиях это никак не может дестабилизировать общество, но при наличии внешнего врага… ущерб может быть очень значительным.

– Насколько все плохо? – спросил я.

– Их экспедиция стартовала неделю назад, – ответил Коммодор.

– Откуда у нас такая информация?

Волк загадочно улыбнулся и оставил вопрос без ответа.

– Мы еще можем успеть? – я задал более правильный вопрос.

– Да. У нас три дня в запасе. Но, боюсь, времени на подготовку не остается совсем. И корабль придется модифицировать, дать вам больше оружия. Боюсь, перелет не будет таким комфортным, как мы планировали вначале.

– Служу планете и Аресу! – сказал я.

– Гриша, – вздохнул Коммодор, – я специально вызвал на разговор тебя, как старшего. Сегодня ваш последний вечер на гражданке перед экспедицией. Прошу, сделай так, чтобы Кай запомнил его. Хорошо?

Я встал с кресла и ответил совершенно не по уставу:

– Принял, командир. Сделаем. И спасибо за разговор.

С этими словами я вышел, не прощаясь, и без формального разрешения.

6

По дороге обратно к жилому корпусу я всё думал о том, как бы посмотреть данные о земной Луне. Фотографии обратной стороны, и отчеты о сделанных находках. Коммодор сказал, что печать Создателей нашли только на Марсе и спутнике Фаэтона. Точнее, остатки печати – очевидно, что устройство вызова было кем-то когда-то разрушено. С учетом сказанного, скорее всего, на Луне ничего не было. И это делало всё происходящее довольно зловещим. В нашем времени Фаэтон разрушен. Марс мёртв. А от обилия артефактов в системе нет и следа. Это могло означать только одно: Создатели ещё побывают возле Солнца. Вопрос только в том – как скоро.

Кай, несмотря на мою просьбу, остался дожидаться меня. И, наверно, это к лучшему – с ним было легко отвлечься от дурных мыслей.

В нашем распоряжении был электромобиль. Дорогая модель приличной марки, с откидывающимся верхом. Несмотря на прохладный климат, даже тут, у Полигона, выпадали тёплые денёчки, когда можно было прокатиться, не отказывая себе в удовольствии дышать свежим воздухом.

Сегодня был как раз такой день. И вечер всё еще сохранял его тепло. Поэтому я опустил крышу и, не торопясь, тронулся в сторону серпантина, спускающегося вниз, в долину – туда, где километрах в двадцати от базы лежал небольшой городишко.

Когда-то в здешних горах, еще до создания Полигона (да что дам – ещё до космической эпохи!) добывали самоцветы, ценившееся во всём мире. Позднее, уже после промышленного взрыва, тут нашли залежи кристаллов лития, и продолжили разработки. В городке поколениями жили шахтёры, работающие на многочисленных ГОКах, густо рассыпанных по окрестностям. Позднее к ним добавился персонал флотской базы, расположенной на побережье, и самого полигона – как военный, так и гражданский.

Поэтому, несмотря на небольшие размеры, местечко было довольно богатое. Хватало тут и дорогих магазинов, и самых современных развлечений. В том числе – ночных клубов, в один из которых мы и направлялись.

Ещё в самый первый наш приход нас выходил приветствовать хозяин заведения – молодой парень с бархатистой зеленоватой кожей и белыми глазами. Выходец из Глубинных земель континента. Откуда именно, из какой страны сказать было сложнее: по акценту ни Кай, ни тем более я определить не смогли, а спросить прямо не было подходящей возможности. Тогда он подарил нам универсальный бессрочный пропуск в привилегированную ложу, который позволял пользоваться отдельным проходом, где не было фейс-контроля.

Это было очень удобно. Если совсем честно – мы ходили в клуб не столько для того, чтобы потанцевать или посмотреть перфомансы, сколько для знакомства с девушками. И цели у нас были вполне определённые. Впрочем, самих девушек это вполне устраивало. Они ходили в клуб за тем же. А на серьезные отношения с военными, тем более с модифицированными спецназовцами, разумеется никто не рассчитывал. Такое положение вещей более чем устраивало все заинтересованные стороны.

Я припарковал мобиль на стоянке, зарезервированной за клубом. Закрыл крышу, и мы направились к нашему входу в заведение.

Мы прошли уже половину расстояния, когда Кай вдруг остановился прямо посреди парковки, и замер, как будто к чему-то принюхиваясь.

– Эй! Ты чего? – спросил я, и толкнул напарника в плечо.

– Да ничего… – неуверенно ответил Кай, – ты не чуешь? Вроде как-то тихо что ли…

Я прислушался. С окрестных улиц доносился обычный гул. Из помещения клуба долетали звуки первого вечернего перфоманса. С парковки возле молла, расположенного в квартале отсюда, вещала назойливая реклама и предупреждения о необходимости соблюдать порядок въезда-выезда.

– Разве? – удивился я, – да вроде все как обычно.

– Да… – неожиданно согласился Кай, – и точно. Как обычно… Почему тогда кажется, что как-то тихо?

– У тебя что, отходняк после полигона? – озабоченно спросил я.

– Да иди ты… – вяло отмахнулся Кай, после чего огляделся, и осторожно направился в сторону клуба.

Двери открылись автоматически перед нашим приближением. Я, поглядев в камеру, кивнул охранникам, и мы пошли дальше по коридору.

К счастью, дверь за нами успела закрыться. А ещё в помещении совершенно не было окон. Только глухой бетон, приличной толщины, с прослойкой звукоизоляции. Это спасло наше зрение в первые секунды.

Помню, в тот момент, когда всё случилось, мне почудился запах озона. А потом вырубилось освещение, и заглохла музыка. Секунду было очень тихо. Я успел расслышать, как где-то снаружи нарастает глухой и мощный гул. После этого в темноте раздались крики людей: сначала возмущенные, потом – испуганные.

Мы остановились посреди коридора. Я почувствовал, что Кай взял меня за руку. Резкий свет ручного фонарика на секунду меня ослепил. Фонарик Кай держал в руке и водил лучом вдоль тёмного коридора. Изнутри клуба по-прежнему раздавались крики. Краска на металлической входной двери вздулась, и кое-где пошла пузырями. От ней несло перегретой химией.

– Ты что, всегда его с собой носишь? – я указал на фонарик, – и какого фига происходит? Где аварийное освещение?

Кай не успел ответить. Как раз в этот момент тот гул, который я услышал сразу после того, как вырубился свет, стал мощнее, и перекрыл голоса людей. Потом само здание завибрировало так, что у меня заныли корни зубов.

– Быстро! Тут дверь в подвал!!! – закричал Кай во всю мощь своих могучих лёгких, но я не столько расслышал, сколько угадал его слова.

Меня не пришлось долго уговаривать. Бежать далеко не пришлось – буквально пять метров, и слева по коридору была обычная дверь, с противопожарным запором. Она легко поддалась. Мы влетели на затхлую и пыльную лестницу. Откуда-то снизу несло канализацией.

Тем временем, гул продолжался. Здание ходило ходуном, из щелей между перекрытиями сыпалась штукатурка и бетонная крошка.

Мы рванули вниз по ступеням со всей возможной скоростью.

– Ты уверен, что мы правильно делаем!? – спросил я через несколько секунд, когда мы оказались внизу лестницы, на узкой и грязной площадке. Тут гул и вибрация ощущались не так сильно. Или же они начали стихать?

– Тут должен быть проход в старые штольни, – ответил Кай, – местные специально их делали, еще в период Первой войны с фаэтонцами. Боялись орбитальных бомбардировок.

– Что произошло? – спросил я, – марсотрясение? По-моему, как раз на улицу выбегать положено! Что, если здание на нас обрушится?

– Ты видел дверь? – спросил Кай.

– Входную? – уточнил я, – ну видел… там что, пожар?

Кай пристально на меня посмотрел.

– Точно. У тебя же подготовки не было, – сказал он, словно отвечая на какие-то свои мысли, – Гриша, ты только спокойно, хорошо? Происходящее здорово похоже на атомный взрыв.

Я едва удержался, чтобы не выругаться по-русски. Кай тем временем распахнул дверь на площадке, и скрылся в подвале.

– Гриш, скорее! – крикнул он, посветив фонариком в мою сторону.

Меня не пришлось долго уговаривать.

В подвале было сыро, пахло плесенью и канализацией. Кай вцепился руками в штурвал, установленный на массивном ржавом люке, вмонтированном в пол. Фонарик стоял рядом с ним; его луч упирался в низкий потолок. Мышцы на руках и плечах напарника бугрились, покрываясь упругими жилами.

– Помоги! – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Я присоединился к его усилиям. С жутким скрипом штурвал двинулся, проворачивая скрытую кремальеру. Через мгновение мы распахнули люк.

Снизу пахнуло… даже не знаю, с чем сравнить. Наверно, так пахнет в старых шахтах и заброшенных рудниках. Запах горной породы.

Вниз вели ржавые перекладины вертикальной лестницы. Стенок помещения внизу не было видно – луч фонарика терялся в темноте, не достигая их. Но, судя по эху, подземелье было огромным.

– Пошли, скорее! – сказал Кай, и, подавая пример, сам первым полез в люк.

– Подожди, – сказал я, – секунду. Если это путь к спасению – то там, наверху, люди!

– Охрана и персонал знают этот путь, и проследуют за нами, – ответил Кай, – мы можем только помешать эвакуации.

Он спустился на пару ступеней вниз.

– Слушай, ну всё равно! Это как-то не очень правильно! Куча гражданских наверху в опасности, а мы – военные, сваливаем первыми!

– Гриша, – Кай посветил наверх фонариком, – ты что, ещё не понял?

– Понял что?

– Мы были объектом атаки. С очень высокой степенью вероятности. Да пошли же! Внизу поговорим.