– Нет, – ответил я, – конечно, нет. То есть, я знал, что в наше время Фаэтона не существует, а Марс – необитаем. Насчёт Марса были некие сведения о возможной катастрофе в прошлом – но это теории, не имеющие безусловных доказательств. Да и разброс времени возможного катаклизма – сотни миллионов лет!

– Извини, если мы повторяемся, – мягко сказал Барс, – нам предстоит принять решение. Самое важное в жизни каждого из нас.

– Я понимаю, – кивнул я, – и говорю всё, что мне известно.

– Если ты – продукт цивилизации Создателей, есть ли шанс, что нам удастся с ними договориться? Хотя бы через тебя? – продолжал Барс.

– Во-первых – насчёт моей природы это пока только предположения, – ответил я, вздохнув, – строить стратегию на основе предположений – не лучшая идея. Согласитесь. Кроме того, даже если это и так. Помните, меня создадут через миллиарды лет. Это пропасть времени. Что из себя представляют теперешние Создатели – ни я, ни вы не знаем. Едва ли мои Создатели могли предвидеть то, что случилось со мной.

– О том, что Создатели считывают планеты, обращая их в пыль, ты узнал от компьютера иной цивилизации, – заметил Леопард, – ты уверен, что тебя не дезинформировали?

– Нет, – я покачал головой, – полной уверенности у меня нет. Хотя интуитивно чувствую – Алиса говорила правду.

– Хорошо. Как много времени у нас есть? До того, как явятся создатели? – спросил Леопард.

– И точно ли они явятся? – вмешалась Камелия. Конечно же, она тоже была на собрании.

– Я не знаю, когда, – я снова покачал головой, – но явятся. Солнечная система, которую я знаю – она стерильна. Понимаете? Словно бы её тщательно вычистили от любых артефактов. И спираль на обратной стороне Луны. Её могли оставить только они, – я сделал паузу, потёр лоб, сосредоточиваясь, – теперь насчёт сроков. Думаю, они явятся, скорее, рано, чем поздно. Это сложно объяснить… интеллект венерианского зонда, как бы это сказать… он не был настроен на долгое ожидание.

– Точнее ты сказать не можешь, – Барс посмотрел мне в глаза.

– Точнее – не могу, – ответил я.

– Пора ему рассказать… – Камелия произнесла это очень тихо, почти прошептала.

Члены совета переглянулись между собой.

– Пора, – согласился Леопард.

На большом экране сменилось изображение. Вместо документальной съемки там теперь было схематическое изображение эволюции осколочного облака – того, что раньше было планетой.

– Этот осколок, – на экране вспыхнул один из элементов схемы, – в основе – ядро планеты. Самая массивная часть, и самая горячая. Пересечёт орбиту Марса через четыре с половиной месяца. И так уж случилось, что именно в этой точке будет находиться наша планета…

Я снова закрыл глаза, стараясь усилием воли выключить эмоции.

– Что… что вы… что мы можем сделать? – спросил я, понимая, что не очень хочу слышать ответ.

– Есть небольшой шанс, – ответила Камелия, – что серия фокусированных термоядерных взрывов у поверхности объекта могут привести к достаточной корректировке орбиты.

– С вероятностью около пятнадцати процентов, – вмешался Леопард, по нашим данным, – и это в любом случае только даст отсрочку на полтора года. Осколок вернётся к Марсу.

– За это время мы сможем построить еще некоторое количество зарядов, – заметил один из членов совета; я не запомнил его имени.

– Если переживём первое сближение, – ответил Барс.

– И в любом случае это всё не будет иметь никакого смысла, – заключила Камелия, – если к тому времени явятся эти… считыватели…

– Самое главное, что все присутствующие понимают, – продолжал Леопард, – у нас ресурсы ограничены. Мы можем их потратить или на попытки сдвинуть бывшее ядро Фаэтона, или…

Присутствующие, в том числе и я, затаили дыхание.

– Или мы можем успеть построить первый в истории межзвездный корабль, – спокойно закончил председатель.

В помещении повисло напряженное молчание. Было очевидно, что новость о такой возможности была сюрпризом для большинства из присутствующих.

– Конечно, решения потребуются очень нестандартные, – продолжал председатель.

– Посмотрите на этот осколок, – вмешался Барс; один из осколков на схеме засветился синим, – это часть бывшего океана. Гравитация материи нейтронной звезды придала воде ускорение, отличное от более вязкой мантии. Сработала как сепаратор. Перед нами – несколько квадратных километров океанской воды. Почти неограниченные ресурсы по кислороду. Больше того – в толще льда остались значительные биоресурсы, которые можно использовать.

– Как вы собираетесь двигать эту махину? – оправившись от первого шока, спросил еще один из членов совета, Барсук, самый молодой из присутствующих.

– Гравитационный буксир, на нём – очень большие плазменные движки. Самые большие, которые мы успеем построить, – ответил Барс, – и, конечно же, генераторы поля стазиса, технологию которого мы получили благодаря Грише.

– Умно, – ответил Барсук, – получается, это даже не будет корабль поколений, как я подумал?

– Нет, – покачал головой Барс, – конечно, нет. Для пассажиров путешествие продлится всего несколько лет. И они будут надежно защищены.

– Подождите, – снова вмешался член совета, имени которого я не запомнил, – я тут прикинул… у нас не хватит ресурсов, чтобы перевезти два с половиной миллиарда. Просто не успеем построить столько средств вывода на орбиту… и объем корабля… даже если по кубометру на человека. Мы не укладываемся! Никак.

– Вы верно посчитали, – спокойно заметил Леопард, – мы не сможем спасти всех. Поэтому будем спасать только детей.

В помещении повисло тягостное молчание. Присутствующие переглядывались, но не решались нарушить тишину.

Член совета (надо будет всё-таки спросить его имя, хотя бы для истории) что-то считал на планшете.

– На Марсе около четырехсот миллионов детей… рождаемость падала последние двадцать лет…– бормотал он, – четыре тысячи стартов в день… потом увеличиваем до четырёхсот тысяч… создать орбитальные концентраторы, чтобы сократить время оборота – главное ведь вывести всех в космос… Да, мы успеваем! – сказал он громко, обращаясь ко всем, – если начать немедленно – мы успеем спасти всех детей!

– И наше культурное наследие. Наши ценности. Нашу систему воспитания, – добавил Леопард, – коллеги, этот план уже рассчитан. И полностью готов к исполнению.

– Останутся ли ресурсы, чтобы спасти выживших фаэтонцев? – спросила Камелия, – для этого не нужно много. Мы знаем, что на их дальних поселениях тоже есть дети. Мы можем хотя бы предложить…

– Мы никогда не были сторонниками геноцида, – ответил Леопард, – попробуем спасти тех, кого сможем.

Следующие несколько недель прошли как в тумане. Помогая марсианам, я в полной мере использовал свои возможности. Помогал обсчитывать ключевые моменты всей операции по спасению детей. Максимально экономил время и ресурсы.

Их общество оказалось удивительно сплоченным. Никто не секретил информацию о будущей катастрофе. Все понимали, что ждёт – и работали как проклятые, чтобы спасти детей.

Возможно ли было такое на Земле? Мне не хотелось об этом думать. Но почему-то я был уверен: нет, невозможно. Мы слишком разобщены, слишком эгоистичны. Конечно, кто-то бы спасся. Но точно не все дети планеты.

Я долго размышлял об этом. Пытался решить – означает ли это, что мы хуже? И понял, что на этот вопрос нет однозначного ответа. Мы всё-таки никогда не были настолько развиты. Нам никогда не угрожал мощный внешний враг…

Когда я ходил по улицам, то старался не поднимать взгляд. Потому что на каждом шагу были сцены, способные запасть в душу навечно, и рвать изнутри ещё долгие годы. Родители, едва сдерживающие слёзы. Катающие своих детей на каруселях, радостный смех – это чтобы они запомнили только самое лучше. Чтобы почувствовали напоследок, как сильно их любят…

Кай старался быть рядом, помогал мне. Первое время он часто пропадал в храме Ареса. А потом перестал туда ходить – уж не знаю, почему: то ли нашёл все ответы, то ли потерял веру. Зато он больше времени стал проводить со своей матерью, что не могло меня не радовать.

В тот момент, когда проектная модель будущего звездолёта была окончательно готова и проложен курс к звезде, у которой, по данным астрономов, был наибольший шанс обнаружить пригодную для жизни планету в поясе Златовласки, я, наконец, решил, что пора действовать.

Конечно же, к тому времени у меня созрел план.

Мне было очень жаль марсиан, и я выбивался из сил, чтобы помочь им – но всё-таки это была не моя трагедия. Мой мир остался там, в невообразимой дали будущего. Мои родители ждали меня. Я сходил с ума, когда представлял себе, как они встречают неведомую угрозу с неба – а меня нет рядом…

И Катя…

Да, конечно, она профессионал. Поэтому не спала со мной – из принципа. Но про себя я поклялся, что это изменится. Как только мы снова увидимся.

Шанс на встречу нам подарили фаэтонские технологии. Точнее, не совсем фаэтонские. Поле стазиса они получили, изучая свойства генератора пятимерных переходов.

Я долго колебался – имею ли я моральное право отвлекать драгоценные ресурсы умирающего мира на реализацию своего плана. Но в конце концов решил, что такое право у меня есть. Своей работой я сэкономил им гораздо больше, чем собирался забрать.

Решение, которое мне нужно, мог принять только председатель Совета.

Поэтому – когда решил, что пришло время – я попросил о встрече через Камелию. И пригласил на встречу Кая.

Встречу долго не могли согласовать и я прекрасно понимал почему. Однако, продолжал настаивать.

Наконец, как-то вечером Камелия позвонила, и сообщила, что встреча назначена через час, в одном из залов столичного космопорта.

Кая я позвал с собой. К счастью, он по военной привычке продолжал меня слушаться, и не задавал лишних вопросов.

Председатель сильно сдал за эту неделю: карие глаза ввалились, под ними – глубокие черные тени, зеленоватое от природы лицо посинело. Руки ощутимо подрагивали.

Мне даже стало немного совестно, но другого выхода просто не было. Я не мог потерять свой шанс вернуться домой.

– У нас минут десять, – начал он, – только из уважения к твоим реальным заслугам, пришелец из чужого будущего.

Раньше он никогда не называл меня так. Плохой знак. Но это не значит, что не надо пытаться.

Камелия и Кай озадаченно переглядывались, ожидая, когда я начну говорить.

– Спасибо, – сказал я, – вы знаете – я сделал всё, чтобы помочь вашему миру.

– Технически – ты включил штуку, которая его уничтожила, – ответил Леопард.

– Технически – я отвёл опасность от Марса, когда его попытались уничтожить ваши враги, – парировал я, – и, по моим расчетам, без моей помощи вы могли бы не успеть с кораблём.

Леопард посмотрел на меня тяжелым взглядом, потом вздохнул, и сказал:

– Ясно. Что ты хочешь?

– Челнок, способный сесть на Землю, – сказал я, – генератор поля стазиса. Припасы и вооружение для трех человек лет на пять.

Леопард задумался. Почесал виски.

– Ясно, – кивнул он, – хочешь вернуться домой. Обмануть считывателей.

– Да, – кивнул я.

– Это возможно, – кивнул Леопард, – но челнок дам только после того, как все дети будут на орбите. За неделю до столкновения.

– Пойдет, – кивнул я, – спасибо.

Председатель начал тяжело подниматься, явно считая, что разговор окончен.

– Это ещё не всё, – сказал я, – мне ведь надо не просто попасть в будущее. Мне надо свой мир спасти.

Леопард снова посмотрел на меня тяжелым взглядом. Потом грузно опустился обратно в кресло.

– Что ещё? – спросил он, – ты про людей? Кая можешь забирать. Камелию не отдам. Она останется с детьми. Она – одна из избранных воспитателей. Признанный моральный авторитет.

Камелия резко вскочила из-за стола, и прижала руки к груди. Однако ничего не сказала.

– Ясно, – кивнул я, – жаль. Но мне она будет нужна до нашего отлёта. За неделю до катастрофы мы доставим её на корабль.