Наконец старуха шумно выдохнула и перевела взгляд с Алиного лица на левую руку. А Цэцэг незаметно толкнула ее в бок, мол, покажи. Ну… Показала. Бабка уставилась на ее тату, смотрела пристально, потом что-то бросила Цэцэг, и та мгновенно умчалась. Аля невольно проводила ее взглядом, и вдруг замерла.

Старуха смотрела прямо ей в глаза.

Стало не по себе. Але было неуютно под ее взглядом, старуха как будто смотрела ей в душу. Неизвестно, сколько времени прошло, казалось что очень долго, на самом деле, наверное, не больше нескольких минут. Но вот в шатер вернулась Цэцэг. В руках у девушки была какая-то погнутая металлическая миска, а в миске что-то завернутое в тряпицу. Все это выглядело ужасно средневеково и отдавало шаманством.

Аля удивленно уставилась на эти вещи, и тут до нее дошло, что старуха, видимо, и есть местная шаманка. Или ведьма? Но зачем все это? Она не могла понять. а Цэцэг с серьезным лицом села рядом. Мол, молчи и жди. Ладно, подумала Аля, все равно, хуже, чем с татуировкой все равно не будет.

А бабка развернула тряпицу, в ней оказалась маленькая горелка, плошка и кусок темного воска. Кусок какого-то жира быстро загорелся, плошку старуха поставила на огонь и стала топить в ней воск, а в миску налила воду. Аля уже догадалась, что это будет.

Гадание на воске.

Ей приходилось о таком слышать когда-то в прошлой жизни. Вроде ерунда и шарлатанство, но было жутковато! Вокруг словно заклубилось сверхъестественное. Она невольно вздрогнула, а старуха вскинула на нее взгляд, и Аля вдруг услышала в своей голове скрипучий голос:

«Охин-луу* (девушка-дракон), смотри».

Мороз по коже! Аля шелохнуться не могла, у нее все мелкие волоски на теле встали дыбом. А та начала, глядя ей в глаза, стала выливать в воду растопленный воск. Выливала трижды. И каждый раз доставала это из воды заскорузлыми пальцами. Три слепка вышло. Один был похож на длинную извивающуюся змею, другой на странную высокую шапку, а третий – такой непонятный значок раздвоенный.

Потом миску убрали и горелку тоже. Теперь на столе остались только вытащенные из воды кусочки воска. Старуха смотрела ей прямо в глаза. Рот ее был закрыт и губы не шевелились, но Але казалось, что она слышит, как надтреснутый голос произносит слова:

«Смотри, охин-луу».

Коснулась восковой змеи.

«Извилистой будет твоя судьба».

Потом дотронулась до слепка, похожего на странную высокую шапку.

«Быть тебе женой хана».

И третьего коснулась.

«Два раза замуж…»

Она не успела.

Полог шатра резко отдернулся.

Примечание:

* – тумен (тьма) – наиболее крупная войсковая единица, численность которой могла составляла обычно десять тысяч всадников.

глава 10

Его с утра разбудили парни. Есу орал:

– Вставай! Тебя уже чуть свет искал ханский нукер.

– Если так пойдет, скоро без тебя ни один совет не будет собираться! – поддакнул ему Гырдо.

Тэмир знал, что должен, но не хотел вставать. Они впервые проснулись вместе, Алия смотрела на него. В глазах отголоски огня вчерашней ночи. Дуртай сайхан.

– Эй! Если не хочешь, чтобы ханский нукер начал ломиться к тебе, вставай.

Есу. Он дежурил вторую часть ночи. Парни здорово прикрыли его. Никто не заикнулся, что он уже несколько дней не выходит дежурить по ночам.

– Сейчас! – крикнул Тэмир и наконец встал.

Быстро собрался и вышел.

Вышел, а снаружи уже все четверо. Уставились на него, улыбки до ушей. Не хватало еще, чтобы стали спрашивать: «Ну как?». Видимо, по лицу его поняли, что он не расположен рассказывать. Почесали затылки, разошлись. Дава на дежурство встал, а Гырдо сказал:

– Я пришлю сестру.

– Спасибо, – кивнул Тэмир.

И сразу направился в ставку. Мало ли зачем его могли искать.

Несмотря на раннее утро и то, что до него в очереди было всего двое, опять пришлось выстаивать снаружи. Пока ждал, видел Дер-Чи, тот проходил мимо, взглянул на него лютым волком и двинулся дальше в шатер к хану. Тэмир подавил неприятное чувство, но с этого момента ему было неспокойно. Все думал об Алие, как она там.

Наконец подошла его очередь. Мелкий чиновник окинул его презрительным взглядом и начал:

– Почему не носишь подарок хана?

Да, Тэмир по привычке облачился в свой доспех, так он себя лучше чувствовал. А ханский халат как будто давил на плечи. Но говорить надо было осторожно.

– Подарок хана слишком ценен. Берегу, чтобы не износился.

Тот прошипел себе под нос:

– Голодранец.

И потом еще долго и нудно распространялся о милостях хана. В конце концов сказал, чтобы он явился сегодня на совет. Тэмиру это надоело, он и так торопился вернуться, потому что подспудно ощущал усиливавшееся беспокойство за девушку. Смерил чиновника тяжелым взглядом, тот заткнулся и молча выписал ему пропуск.

Обратно шел быстро, вроде нет причины, а у него сердце было неспокойно.

Что могло случиться?!

Вошел в шатер – там Цэцэг и бабка Давы, старая знахарка, которую они меж собой называли ведьмой. Сидят с Алией, а у той глаза испуганные, огромные. Бледная! И какие-то фигурки восковые на столе. Он сразу все понял! Гадали.

Кто просил? Зачем?! Однако это была бабка Давы, пожилая женщина, не раз помогала всем. Тэмир поздоровался и спросил уважительно:

– Что ты сказала ей, Шертэ?

А старуха удивленно заморгала и проговорила:

– Ничего не успела сказать, веришь? Только хотела начать, ты пришел.

– А почему на ней лица нет?

– Я не знаю, – старая женщина развела руками. – Может, она сама видит что-то? Твоя девушка – тусгай* (особенная), не такая как все. – Смяла в руке восковые слепки и поднялась с места: – Бок-то твой прошел? Больше не болит?

Тэмир опомнился.

– Не болит. Спасибо тебе, Шертэ-ханым* (госпожа).

– Э-э! Я не ханым, мальчик мой, – засмеялась бабка Давы.

– Значит, будешь ею.

– Ох-хо! Это что же мне теперь, на старости лет за господина замуж выйти? – развеселилась бабка, толкнула в бок Цэцэг, и они обе вышли.

А Тэмир, едва за ними опустился полог, сразу же подошел к Алие.

Он же видел, что девушка напугана. Что-то такое сказала ей старая Шертэ. Но что? Бабка Давы не захотела ему говорить. Тэмир смотрел на девушку и пытался понять, что могло так напугать ее. Пунцовые губы дрожат, руки холодные, он взял ее руки в свои и стал греть.

Хотелось сказать:

«Девочка моя, я не дам никому причинить тебе вред. Скажи мне, что испугало тебя. Я смогу защитить».

Но она только мелко дрожала и нервно сглатывала.

Ее надо было отвлечь.

***

Алю колотила нервная дрожь. Умом она понимала, что Тэмир смотрит ей в глаза и тревожится. А она говорить не могла, пошевелиться. То, что показала ей старуха шаманка, – это как по голове обухом! Она теперь была сама не своя, сознание плыло куда-то.

«Быть тебе женой хана».

Да никогда! Хотелось кричать: «Забери меня отсюда, давай убежим! Куда-нибудь! Неважно куда, к чертовой матери!» Но она же понимала, что они не смогут уйти, им не дадут. А чтобы Тэмира убили из-за нее – никогда. Хватит, видела уже однажды. Нет, твердила она про себя, сжимая кулаки. А в глубине душа все еще трепыхалось и накатывалось:

«Извилистой будет твоя судьба».

«Два раза замуж…»

Он шумно выдохнул, проговорил что-что сквозь зубы, а потом притянул ее к себе и стал целовать. И наваждение пропало само собой. Как будто он переключил в ней что-то, замкнул на себя.

И это было правильно.

Ее еще немного потряхивало, но то были просто остаточные отголоски. Даже стало немного стыдно, что его напугала. В конце концов, чего это она? Глупость какая. Ну, пришла какая-то бабка, ну, воск лила. И что с того?

***

Тэмир видел, что девушка успокоилась. А он сам успокоиться не мог. Так и сяк прикидывал, что могло произойти, что взволновало ее так сильно. После такого он просто не знал, как оставить ее одну в шатре.

Но не брать же ее с собой на совет?

Немыслимо.

У него снова мелькнуло тягучее желание уйти с ней в степь. Затеряться. Но после того как Дер-Чи повадился «проверять посты», там тоже было небезопасно.

Алия уже щебетала и показывала ему, как она поменяла все у него в шатре. Ему нравилось. Безумно. Сразу пришли мысли о ночи и о том, что они снова будут спать вместе.

Снаружи раздались голоса, его окликнули парни.

Пора было идти на совет.

Ему уже надоело это.

Хан хочет видеть своего «умного десятника»? Дразнить Дер-Чи, а его выставлять на посмешище? Но ради Алии, ради того, чтобы иметь возможность защитить ее, он должен был терпеть. Терпеть и подниматься, пока не  станет реальной силой. И тогда посмотрим, что сможет против него старый шакал Угэ.

Но сейчас действительно надо было уходить.

– Коркма, – сказал он, обнимая девушку.

Вытащил нож из голенища и отдал ей. А после быстро натянул на себя ханский халат, малахай и бляху десятника и вышел из шатра.

***

Старый Угэ был доволен.

Его старший сын забыл свою вечную песню о том, что ему нужен ярлык на самостоятельное княжение, и плотно занялся войском. Сам следил, как проходит подготовка и тренировался вместе с воинами. Это было хорошо, похвально. Войско как зверь, видит, что хозяин рядом и привыкает к руке хозяина. Но!

Хотелось сказать:

«Не так быстро, сынок».

Хозяином войска пока что является он. Великий Угэ-хан. А хан позиций своих отдавать не собирался. Поэтому ему нужно было и подгонять горячего Дер-Чи, и сдерживать, чтобы слишком не разгонялся. Немного пригнуть его крепкую шею, напомнить, кто здесь главный.

Для этого старому хану нужен был тот мальчишка, сумевший из-под носа у Дер-Чи взять трофей. Змееныш, которого он хотел уничтожить руками Дер-Чи. И был хороший повод – девушка. Хан сразу понял, что она ценный товар, но только теперь оценил по достоинству.

Девушка – тот кусок мяса, которым он мог сколько угодно дразнить сына. Потому что Угэ был стар и для него уже многое утратило вкус. Женская прелесть больше не будоражила кровь, хан мог приказать кому угодно, только не своему телу. А Дер-Чи – молодой, горячий, красивый, его наложницы стонут под ним каждую ночь. Это раздражало, вызывало досаду.

К тому же у хана были и другие сыновья. О них следовало помнить тоже. Одаривая своим вниманием то одного, то другого, Угэ бдительно следил, чтобы они за его спиной не сговаривались. Угэ хотел спокойную старость.

***

Увидев нагайку на пологе шатра, Дер-Чи едва сдержался, чтобы не ворваться и не перерезать шакалу горло прямо на девке. Залить его кровью все, потроха разметать собакам, а девку схватить за светлые волосы и проволочь через все становище в свой шатер. И драть ее там без перерыва.

Остановило только одно.

Тэмир мог ее уже обрюхатить. Ханский сын скрипел зубами от досады, думая об этом. Сейчас, если он посеет в ней свое семя и оно приживется, он никогда не сможет быть уверен, что это его сын, а не того змееныша. Надо было выждать месяц, посмотреть, придут ли женские крови. Убедиться, что она не носит в себе проклятое семя. Потому что если носит, девку надо вычистить.

И только потом Дер-Чи мог коснуться ее. Но чем недоступнее становилась добыча, тем сильнее был мужской голод. Он имел по нескольку наложниц каждую ночь, но они не насыщали его зверя, а только раздражали еще больше.

Сейчас, на совете, он снова вынужден был терпеть присутствие «умного десятника». Хану доставляло удовольствие ковыряться в ране его гордости? Ничего, Дер-Чи знал, что недолго Угэ осталось над ним измываться. Что же до рабыни со светлыми волосами, то он думал о ней неотступно. И сопоставлял.

Редкая рабыня, дорогая! Светлые волосы, как золотой ковыль, белая кожа, губы красные, словно она смазала их кровью ягненка. Была ли она девственницей? Нет, вряд ли. Будь она девственницей, хан бы не выставил ее на кон.