Я смеюсь, потому что в его голосе и взгляде столько восторга, столько детской гордости, что мне не остаётся ничего другого, кроме как веселиться. У меня очень забавный младший братик!

Мы с Никитой играем в железную дорогу вплоть до самого ужина. Я даже не особо замечаю, как быстро пролетает время! Никита – потрясающий. Мне с ним ужасно легко и комфортно. Плюс, я замечаю в нём некоторые черты характера, которые есть у меня самой. И восхищаюсь теми, которые у меня отсутствуют.

Он робеет под пристальным вниманием и открывается до последней мысли, когда забывается. Громко хохочет, если его что-то веселит и сохраняет молчание, когда того требуют обстоятельства. Он не настаивает, чтобы игры были исключительно по его правилам, а наоборот, интересуется тем, как будет удобно его партеру, очень трогательно переживает о его комфорте.

Однажды, мимо комнаты проходит отец и на несколько минут замирает в проходе. Наблюдает за нами с теплотой в глазах и улыбкой на губах. Я ловлю его взгляд и тоже улыбаюсь. И остальное время переживаю, что вот так же может пройти Мирон… Как он воспримет наши игры? Что он вообще обо мне думает?

Впрочем, когда мы усаживается за стол на ужин, я понимаю, что его и правда не было дома весь день. Я чувствую лёгкость из-за его отсутствия, но также не могу не заметить некоторую досаду по этому же поводу. Странное сочетание чувств. Меня угнетают люди, которые морально сильнее меня, но конкретно Мирон… Безрассудно хочется его присутствия рядом, пусть оно и грозит мне душевными переживаниями.

Не знаю почему мне хочется ему понравится… Возможно, мне приятна мысль обрести такого друга? Поддержку кого-то знакомого на первое время учёбы? А может, и до её конца… Впрочем, мне не привыкать справляться самой. Тогда что это? Желание ощутить вкус свободной от забот жизни, пока есть время? Окунуться в общение со своими сверстниками? Найти друзей? Ведь то, что мама сейчас заграницей даёт мне некоторую свободу, верно?

После ужина отец предлагает нам с Никитой посмотреть какой-нибудь семейный фильм, и я с удовольствием соглашаюсь. Галина отказывается, сославшись на головную боль. Я себя мысленно ругаю, ведь не хорошо радоваться, когда человек страдает.

Мы смотрим не один фильм, а целых два. Никита, правда, не выдерживает до титров второго фильма и засыпает у папы на коленях. Я провожаю их до комнаты, наблюдаю, как отец заботливо накрывает Никиту одеялом и целует его в лоб перед уходом. Затем он идёт провожать меня и на пороге моей комнаты произносит:

– Постой, Люб. Вот, – протягивает он мне пластиковую карту с золотым сечением, – Всё забывал. Думаю, лимита на ней должно хватить для твоих нужд. Не стесняй себя, в любое время его можно увеличить. Пока у тебя нет прав на вождение автомобиля, можешь пользоваться услугами нашего штатного водителя. Какие у тебя планы на завтра?

– Эм… Днём мне нужно на урок балета. Других планов нет.

– Хорошо. Тогда развлекись после занятия, сходи с подругами на шопинг, например?

– Это совсем не обязательно, – смущаюсь я. То ли, потому что у меня нет подруг, с которыми можно походить по магазинам, то ли, потому что мне стыдно тратить на себя чужие деньги…

– Всё в порядке, – улыбается папа, ласково сжимая своими мои пальцы на карте. – У меня столько лет не было возможности тебя баловать, потому хочу наверстать упущенное, так сказать. – Он вновь улыбается и подмигивает мне напоследок: – Доброй ночи, Люба.

– Доброй, – откликаюсь я и закрываю за собой дверь.

Карта в руке начинает, словно жечь кожу, и я, быстро открыв ящик комода, укладываю её на его дно, под одежду для сна. Заодно беру розовый комплект пижамы и отправляюсь в душ. Весь мой гардероб состоит из вещей, которые приобретались исключительно под присмотром мамы. Я не люблю розовый цвет, впрочем, как и перечить родительнице. Но сейчас нечаянно думаю о возможности купить то из одежды, что мне будет действительно по душе. Сколько раз я засматривалась на ветрины со стильно-рваными джинсами? Да каждый раз. Но мама считала такую одежду вульгарной. Возможно теперь, я могу их себе купить? Или папа тоже консервативен в вопросах внешнего вида?

Душ я принимаю под подведение итогов сегодняшнего дня. Вроде бы мы с мамой ещё этим утром завтракали вместе, а по ощущением складывается впечатление, что после нашего расставания прошёл не один день. Мне неловко это признавать, но я, словно освободилась от клетки. Ощущение свободы ещё не ясное до конца. Оно робкое, как я сама при новых знакомствах. Ещё не осознанное полностью, но сидит где-то глубоко в душе, словно птенец, готовый вот-вот расправить крылья. И ожидание полёта точно так же страшит, но и вызывает приятный трепет от новых открытий.

Не ожидала, что окажется так легко и просто общаться с отцом, пусть я и не до конца избавилась от робости и смущения. А Никита – просто чудо!

Остаётся не ясно, как вести себя с Галиной и …её сыном. Они оба мне ещё не понятны. Оба заставляют волноваться и переживать о том, что они обо мне подумают. Правда, если в случае с Мироном я признаю, что мне хочется ему нравится, то в случае с Галиной – я бы предпочла, как можно реже с ней общаться. У меня прямо-таки мурашки бегут по коже от её холодно-высокомерного взгляда, несмотря на то что при этом она говорит тёплые слова.

Я, вдруг, ловлю себя на мысли, пока кутаюсь в пижаму, что мне интересно, где и как провёл свой день Мирон. Рассказал ли своим друзьям, что познакомился со сводной сестрой? Какую дал характеристику? А затем, я вспоминаю его безразличный взгляд и решаю, что ему точно было не до меня.

С этой твёрдой, но досадной мыслью я выхожу из ванной комнаты, да так и замираю от неожиданности, кажется, не красиво приоткрыв рот. Мирон сидит на моей кровати, – совершенно так же, как ранее его мама, с видом абсолютного "господства", – и оглядывает меня с ног до головы. Едва заметно морщится, прежде чем спросить:

– Значит, ты у нас скромница?

Вопрос ещё сильнее сбивает меня с толку, но я стараюсь собраться с мыслями.

– Что… Что ты делаешь в моей комнате? – лепечу я в итоге.

– В твоей? – надменно взлетают светлые брови, а сам парень поднимается с кровати и начинает надвигаться на меня. – Так быстро освоилась?

– Нет… То есть, мне здесь жить, и значит, комната моя.

– Хорошо, – хищно улыбается Мирон, останавливаясь в каких-то десяти сантиметрах от меня. Его сильная аура подавляет, заставляет чувствовать себя ничтожной букашкой. А невероятно красивые глаза пленят, рождают в душе пустые, лишённые надежд мечты… – Просто помни, что это ненадолго, лживая скромница.

Лживая?.. Что он имеет ввиду? И что значит, ненадолго? Он… Я ему не понравилась настолько, что он планирует выдворить меня из дома отца?

– Что я… – хочу я спросить о том, чем ему не угадила, но не нахожу смелости, только и шепчу глухо: – То есть?..

– То есть, я вижу тебя насквозь, – кивает он самому себе, впившись взглядом в мои глаза.

– Но…

Мирон, вдруг, усмехается, делает шаг от меня, чтобы развернуться к выходу и бросает за своё плечо:

– Не расслабляйся, фенек. Ещё пообщаемся.

Фенек… Что?..

Я, наверное, целую минуту так и остаюсь стоять на месте, после того как за ним тихо хлопает дверь. Интересно, она запирается? Я же имею права её запирать? Потому что мне… мне не нравится, что он вот так взял и вошёл. Сидел тут, пока я была в ванной! Это неправильно, верно?

И о какой дружбе может идти речь?

Он же меня ненавидит!

В глаза бросается беспорядок на кровати, и я пугаюсь по-настоящему. Подскакиваю к ней и понимаю: он видел! Видел мои стихи, возможно, успел прочесть! Бросаюсь к двери и со вздохом облегчения прокручиваю дверной замок.

Я никогда раньше не запирала дверь в свою комнату – мама говорила, что это бессмысленно, если мне нечего скрывать. Теперь же, мамы рядом нет. Зато есть нахальные парни, которые не уважают чужое личное пространство.

Глава 5. Любовь

– Ты так рано встаёшь, Любочка? – вместо приветствия удивляется Галина, когда я вхожу в столовую на завтрак. – Не предполагала. Думала, ты, как и Мирон, предпочитаешь спать до обеда.

Я внутренне вздрагиваю от звука его имени, но в тоже время чувствую, как меня буквально затапливает облегчение от информации, что его не будет. Я еле заставила себя покинуть безопасное пространство своей кровати, чтобы прийти сюда. Еле уснула вчера, после нашего странного разговора. То есть, после его непонятных обвинений и предостережений.

Так же я делаю пометку для себя о том, что строго посещать все приёмы пищи не обязательно. Как же все-таки иногда приятно отличается жизнь в этом доме от жизни в моём. Исключая некоторые моменты.

– Всем доброе утро, – тихо, но вежливо произношу я, занимая своё место. – Да, я привыкла просыпаться рано.

– И что же послужило причиной этой привычки? – без интереса спрашивает Галина.

– Мама настаивает на том, что завтрак самый главный приём пищи за весь день.

– И она права, – опережает фырканье Галины отец. – Во сколько у тебя начинается урок балета, Люба?

– В три часа дня.

– Пожалуй, я успею отвезти тебя сам, а забрать тебя может Игорь. Галь, у тебя ведь нет на него планов?

– Нет-нет, – мило улыбается она. – А во сколько ты заканчиваешь, Любочка? Может, ты планируешь после занятия остаться в городе?

– Не планирую. Урок заканчивается в четыре-тридцать.

– Телефон с собой? – спрашивает меня папа. – Запиши номер Игоря.

Обедать нам с ним приходится раньше, чтобы успеть в город к нужному времени, чему я в тайне радуюсь. Тут даже ругать себя не нужно – никто не болен.

Папа рассказывает мне, как познакомился со своим другом, с которым он и едет на встречу. В какую курьёзную ситуацию они тогда попали.

Я искренне смеюсь над тем, что папа по ошибке принял своего друга за преподавателя информатики, на пары которого не ходил полгода и в знак извинений, и конечно же, хорошей оценки, пытался всучить ему бутылку хорошего коньяка. Олег её забрал, пообещав отцу поставить "зачёт", а затем папу прогнал из аудитории настоящий преподаватель.

С тех пор они крепко дружат.

Я одно время считала, что у нас с Мартой тоже дружба на долгие годы, но случилось то, что случилось. И я, вдруг, чувствую сожаление от того, что теперь, когда мамы рядом нет, я бы могла возобновить наше общение, но моя подруга детства так же далеко, как та, что положила конец нашим дружеским отношениям.

Папа замечает мою нечаянную грусть и интересуется:

– Всё в порядке?

Я беру себя в руке и улыбаюсь:

– Да. Кстати, не обязательно довозить меня до парковки, я могу выйти у дороги.

– Мне не сложно, Люба.

Мы прощаемся с отцом, он желает мне лёгкого урока, и я иду в зал.

Всё проходит как обычно. Преподаватель, строгий, статный, пожилой мужчина, когда-то работавший в популярной в прошлом трупе, как всегда, в не самом хорошем расположении духа. Меня он откровенно терпит, других иногда подбадривает или ругает, самым старательным достаются сухие комплементы. Меня бы он тоже ругал, но однажды понял, что это бессмысленно. Я не люблю балет. Считаю, Руслан Борисович бы с удовольствием уже давно указал мне на выход, но с ним поговорила моя мама. Да и те деньги, что он берёт за уроки, играют свою роль и лишними никогда не бывают.

Сегодня его любимицей неожиданно становится относительно новенькая девушка в нашей группе.

Вот в ком заметен огонь. Любовь к танцу. Любому, даже к балету.

Я с первого урока обратила на неё внимание. Она ничем не выделялась поначалу. Была робкой и скромной не меньше меня, но, когда зазвучала музыка… Я, словно увидела перед собой другого человека. Наверное, так и происходит, когда любишь что-то всем сердцем – ты раскрывается, как бутон розы в саду по утру. У неё плохо поставлена стопа, руки не всегда держат необходимое напряжение, ей нужно учится, даже больше, чем мне, но страсть к танцу затмевает все её технические погрешности.