Мы оба тяжело дышим, словно пробежали не один километр. Оба со злостью смотрим друг на друга. Я никогда и ни на кого так не злилась! Меня пугают мои чувства. Меня пугает то, что он на самом деле может так думать обо мне. Он! Тот, что подговорил друзей подшучивать надо мной! Ужасно несправедливо!

– О, вы ещё тут? – переключает наше внимание на себя Виталий. – Всё в порядке, огонёк? – подмигивает он мне и, не дожидаясь ответа, уходит. А я пользуюсь тем, что Мирон отвлёкся и выскальзываю из его рук.

В груди всё кипит и бурлит. Я бы с удовольствием наговорила всяческих гадостей этому самоуверенному идиоту, если бы умела. Как же всё интересно выходит! Он ждёт от меня подвоха тогда, когда сам готов устроить его мне! Невыносимый, заносчивый и эгоистичный баран! Да! Вот он кто!

– Ты не вернёшься домой без меня! – вновь ловят моё запястье горячие пальцы Мирона. Вновь он меня дергает на себя. А мы, между прочим, находимся в самой гуще людей, на скользкой дорожке у бассейна. От резкого разворота меня немного заносит, и я буквально врезаюсь в его грудь, цепляюсь пальцами за футболку на его спине, но и сам он меня подхватывает за талию, обнимает, не позволяя упасть. Пугается не меньше моего и обескураженно выдыхает: – Чёрт, фенек, прости…

Я поднимаю лицо, тоже немного шокированная его извинениями и… нашими тесными объятиями. Что в груди, что в мыслях настоящий хаос. Я вновь зачем-то смотрю на его виновато поджатые губы, и сердце, словно в миг свихнулось, оглушительно барабанит в моих ушах.

– Ты… – шепчет он, касаясь ладонью моей щеки, отчего каждый мой нерв буквально начинает визжать. Но тут Мирон быстро одергивает руку и, прокашлявшись, грубовато спрашивает: – Не ушиблась?

– Нет, – бросаю я, делая шаг назад и, прежде чем развернуться, предупреждаю: – Не смей больше меня так хватать. Впрочем, как и вообще меня касаться.

С меня достаточно вежливости, особенно по отношению к нему!

Я делаю несколько сердитых шагов вдоль бассейна, но тут, уже третий раз за один вечер, в кого-то врезаюсь. Хотя нет, сейчас абсолютно точно врезались в меня! И на этот раз никто не спасает меня от неминуемого падения… в воду! Я не успею зажать нос, не успеваю даже вскрикнуть, как толща воды смыкается над моей головой. Хорошо, что я умею плавать. И вот интересно, тот, кто меня столкнул подумал об этом? Не взирая на в миг утяжелившуюся обувь и комбинезон, я выныриваю на поверхность и откашливаюсь. За то время, что я была под водой, у бортика собралась небольшая компания. Кто-то смеётся, кто-то интересуется в порядке ли я. И я в порядке! Немного испугалась, наглоталась воды и ужасно зла!

– Прости, Люба. Я тебя не заметила! – насмешливо произносит блондинка, что стояла тогда в компании Мирона. Сам он, кстати, присаживается у края и протягивает мне руку. И он совершенно точно злится. Но не сильнее меня!

Я не обращаю внимание на его желание мне помочь, и сама выбираюсь из бассейна. Распрямляюсь, чувствуя, как по телу стекает вода, дышу тяжело, но нахожу силы крикнуть в лицо Мирону:

– И кто теперь лживый?! Всё ещё я? Нет, Мирон. Лживые здесь – это ты и твои друзья! И никто больше!

Ребята вокруг, а особенно громко блондинка, что спихнула меня, начинают смеяться, но мне впервые плевать на то, кто и что думает. Столько унижений за один вечер, в который я наивно надеялась завести друзей, хотя бы одного друга – Мирона. И пусть я никогда бы не смогла стать душой компании, но простой человеческой вежливости заслуживаю! А он всё испортил!

Распихивая локтями смеющийся народ, я хочу уйти подальше от этого сборища жестоких идиотов. Пытаться нравится кому-то? Глупее занятия не сыскать на всём свете! Мама ошибается, настаивая на том, что девочкам обязательно нужно быть послушными и кроткими. Этого никто не ценит! Как ни ценила она этого во мне сама. Потому что ни моё послушание, ни моя готовность уступать ей во всем и вся, не помешали ей уехать к своему любовнику и оставить меня в доме, где мне никто не рад!

Остываю я лишь на выходе из ворот. Конечно, так думать неправильно. Папа и Никита мне рады. Нельзя обвинять их в том, что я не нравлюсь Галине и Мирону. Даже они сами в этом не виноваты – просто мы разные. И этого никак не исправить.

Я обхватываю плечи руками, вспоминая дорогу в особняк отца. Ветерок холодит мокрую одежду, вызывает зябкие мурашки на коже. Надеюсь, я не простужусь, пока доберусь до своей комнаты, где есть ванна и горячая вода. Как же нестерпимо хочется смыть с себя хлорку из бассейна и весь этот день.

Я узнаю машину Мирона и в груди вновь вспыхивает злость. Хочется пнуть по колесу, хоть как-то выплеснуть эту отравляющую сердце ярость. Но я не позволяю себе пасть ещё ниже. И тут габариты машины мигают, а следом я слышу голос её хозяина:

– Садись в машину, Люба.

Резко оборачиваюсь. Он, что, шёл за мной всё это время? А я была так увлечена своими мыслями, что не слышала его шаги? Впрочем, очень удачно, что он открыл машину – моя сумка с телефоном осталась как раз в ней.

– Я только заберу свои вещи, – тихо предупреждаю я, открывая дверь. Подхватываю сумку и уже хочу захлопнуть дверцу, но Мирон не позволяет, встав рядом со мной на её пути:

– Не дури, фенек. У тебя уже зубы стучат, а что будет, после получасовой прогулки в мокрой одежде на свежем, ночном воздухе?

– Если ты переживаешь о том, что я скажу папе, что в моей простуде виновен ты, то ошибаешься.

– И пусть я на самом деле буду виноват? Ты странная, фенек.

– Почему фенек? Тебе кажется, что у меня огромные уши? Почему ты вообще позволил себе дать мне прозвище?

– Что, огонёк звучит лучше? Называть тебя так? – сужает он глаза.

– У меня есть имя, – твёрдо говорю я.

– Любовь, – кивает он. – Садись в машину, Любовь, и мы поедем домой.

– Не обязательно бросать своих прелестных друзей из-за меня.

– А это решать уже мне. Садись. Пожалуйста.

– Ладно, – сдаюсь я под напором его невозможных глаз, которые горят… раскаянием, представьте себе. Может, мне показалось? Но и его "пожалуйста" прозвучало достаточно искренне.

Плюс, я замочу его кресло – тоже своего рода отмщение. Ох, мой сводный брат вынуждает меня быть злорадной!

Едем мы обратно в напряжённом молчании, я, словно чувствую кожей плотный туман нашего недоверия по отношению друг к другу, и потому, как только машина останавливается на парковке недалеко от фонтана, сразу же выскакиваю из салона и быстро иду в дом.

Мирон нагоняет меня у двери в мою комнату, в очередной раз, но очень аккуратно и нежно, обхватывая моё запястье:

– Люб, я хотел…

Не обращаю внимание на подскочившее к горлу сердце и выдёргиваю свою руку из его пальцев:

– Ещё как-нибудь меня унизить? Хватит, Мирон. Давай просто договоримся не трогать друг друга. Ты не касаешься меня, а я – тебя. И все будут довольны, верно?

Я не жду его ответа, открываю дверь и закрываю её перед его носом. На замок. Правда, хватит. Это всё слишком выматывает. Заставляет чувствовать меня то, что я не хотела бы чувствовать.

Я ещё долго и бездумно сижу на краешке кровати, а затем иду в душ. Он-то и приводит меня в себя окончательно. А укладываясь спать, я вижу, как индикатор на моём телефоне сигнализирует о входящем сообщении:

"Мирон придурок, огонёк".

Я сажусь в кровати, чувствуя, некоторое волнение:

"Кто это?"

"Думаю, ты уже догадалась (подмигивающий смайлик)".

Глава 9. Любовь

В тот вечер я ещё долго не могла уснуть. Сначала у меня не было особого желания общаться с Виталием, но, в конце концов, он меня разговорил. И… мне понравилось с ним общаться! Возможно, потому что он действительно хотел меня узнать, и как бы я не старалась, не переводил тему разговора на себя. Шутил, паясничал и всегда возвращался к моей жизни. Лично я считала её скучной, но его интерес, словно и для меня делал её занимательнее.

Что касается Мирона… Кажется, он прислушался к моим словам, и мы держали дистанцию друг от друга. Правда, это не помешало ему предложить заранее учить меня водить автомобиль, когда во вторник за ужином папа заговорил на тему моего будущего получения водительских прав. Я бы с удовольствием отказалась, но отец решил, что это отличная идея, а я…

Я вернулась к самой себе и ужасно стыдилась того, что произошло на той вечеринке. Стыдилась своей несдержанной ярости. И когда на утро Мирон явился, – чем немало удивил всех за столом, – на завтрак, когда Галина начала интересоваться, как мы развлеклись, я очень переживала, что он расскажет о том, что я сорвалась и накричала на него. Но Мирон молчал, словно давал мне шанс поделиться с родными своей версией событий. Или же хотел убедиться, что я не расскажу о том, что он настроил своих друзей против меня.

Кстати, ранее в тот же вторник, после урока английского языка, я осмелилась и позвонила Ксении с просьбой составить мне компанию в походе по магазинам. И теперь в шкафу в моей спальне висели новенькие, с дырками на коленях, джинсы, пара футболок на мой вкус, короткие джинсовые шорты, – которые уговорила меня купить моя новая подруга, – и белоснежное платье в пол из невозможно воздушной ткани на тонких бретельках. Мы ужасно здорово провели тот день вместе. Разговаривали, шутили. Даже делились переживаниями. Словно знали друг друга много лет. Наверное, так и бывает, когда встречаешь своего человека.

Я, кстати, очень переживала, что трачу деньги отца, но он в тот день не подал и виду, что я, возможно, зашла в тратах слишком далеко. Как вариант, он просто не следил за покупками, сделанными с карты. А если бы я случайно превысила лимит, то ему пришло бы оповещение об этом. Впрочем, доводить до этого я не планирую – вторничный шопинг в ближайшее время не повторится. Единственное, на что я ещё могу потратить его деньги – так это такси, и то, только при необходимости.

Сегодня у меня по плану занятие по фортепиано, которое проходит вечером, так как Школа Искусств, та самая, в которую поступила Ксения, проводит внеклассные уроки исключительно по вечерам. И я нечаянно думаю, что тоже могла бы туда поступить, если бы не необходимость бизнес-образования, которое поможет обеспечить мне безбедное существование. С удовольствием, стала бы эстрадной певицей, будь эта профессия надёжной, а я – посмелей и поуверенней в себе.

А днём запланирован урок по вождению с Мироном…

Я трусливо рассчитываю, что он его пропустит. Забудет. Передумает. Решит не тратить своё время.

Но он заходит в гостиную ровно в назначенное время. Мы не оставались с ним наедине с "моего позорного" воскресенья, и моё сердце начинает набирать обороты. Щёки и шея горят от его пристально-насмешливого взгляда. Ладони потеют. Интересно, он когда-нибудь перестанет так на меня действовать?

Сегодня на нём толстовка и черные джинсы, на голове, как всегда, беспорядок. Но что-то в нём, на мой взгляд, неуловимо изменилось. Насмешливость в его глазах, словно потеплела. Стала более дружелюбней, что ли… Очень странно.

– Тебе очень идёт синий цвет, фенек, – кивает он на мою новенькую, синюю футболку с принтом в виде ярко-оранжевого солнца. – Как, впрочем, весь этот бунтарский образ.

Да, на мне те самые джинсы, а волосы я собрала в небрежный, высокий пучок. Кажется, я вовсе не старалась специально впечатлить его своим новым внешним видом, но подсознательно, наверное, надеялась на это. И теперь не могу понять, говорит он искренне или в очередной раз издевается.

Ответить я не успеваю, потому что в гостиную в сопровождении горничной входит… та, кого я вообще не ожидаю сегодня увидеть.

О, ужас.

Я подскакиваю с дивана и выдыхаю:

– Бабушка?

Она молча осматривает меня с головы до ног цепким взглядом и слегка морщит нос: