Марта ушла, я, вдохновлённая её поддержкой и собственным решением, нарядилась в неудобную форму, заставляя себя привыкать и к ней, причесалась на манер местных воспитанниц и села штудировать найденные тетрадки, в которых самому чёрту ногу можно было сломать.

– Матушки мои, ну что за почерк! – психовала я, – Ну какой тут "doux"*?! Когда здесь по смыслу должна быть двойка. "Deux" – правила я путанные записи.

  К тому времени, когда в дортуар вернулись девушки, у меня уже макушка вспотела от напряжения, хотя прошло совсем немного времени.

– Саломея, – обратилась я к княжне, отрывая голову от этого "увлекательного" чтива, – я могу тебя кое о чём попросить?

– Слушаю тебя, Алиса. – с готовностью ответила она.

– Одолжи, пожалуйста, свои тетрадки. Я последнее время столько пропустила, что не знаю, с какого края заново за учёбу браться. – на ходу придумала достоверный предлог.

  Ну не говорить же, в самом деле, что я в "собственных" каракулях разобраться не могу. А что- то подсказывало, что в записях княжны должно быть куда больше порядка. Так, к моему облегчению, и оказалось. Более того, моя новая подруга села рядом за общий стол и взялась пояснять конспекты. Стало значительно легче.

  Через некоторое время к нам присоединилась Наталья Судакова (которая заучка). Девчонка хоть великими знаниями не блистала, но, как оказалось, была очень старательна. Вот у кого в тетрадях оказалась почти идеальная чистота. Сама многого не понимала, но строчила на занятиях – как заправский каллиграф.

  После ужина фройляйн Шулер подозвала меня и, под косые взгляды "светлой" части обитателей нашего дортуара, повела в свою… комнату.

  Я сама несколько насторожилась и шла за ней, сгорая от любопытства, не зная, чего ожидать, но объяснять что-либо публично Марта явно не собиралась. Пропустив меня вперёд, она притворила за нами дверь.

  Мы оказались внутри небольшой комнаты, обставленной приблизительно так же, как и все "домашние" помещения института. Всё тот же спартанский уют с минимальным набором полезных предметов. Никаких фотографий в рамочках (хотя, о чём это я, какие фотографии, они появятся немного позже), зато на рабочем столе аккуратной низкой стопочкой лежали… Учебники! В количестве двух штук.

– Мадемуасзель фон Вельф. – проникшись ответственностью момента, Марта перешла на официальный тон, – Мне уталось упетить госпошу инспектрису фойти ф фаше полошение и, учитыфая такой похфальный учепный энтусиасм, фам расрешено дополнительно заниматься с учепниками пот моим контролем, которые три раза ф нетелю я буту брать тля фас у препотафателей.

  Из глубины души поднималась горячая волна благодарности. Даже, кажется в голове немного зашумело. Я и предположить не могла, что она пойдёт на такое. Думала, может разрешат в классе поштудировать или там с собой дадут полистать. Надо ж было голову включить, да помышлить, что ни за что здесь драгоценные книги не дадут в руки воспитанницы, да ещё и без контроля.

– Вы в самом деле готовы тратить собственное личное время для того, чтобы я… подтянула учёбу? Но почему? – ошарашенно спросила я.

– Натеюсь, фы опрафтаете моё тоферие. – игнорируя мой вопрос, ещё сильнее выпрямляя и без того прямую спину, ответила она. – Та, не нушно растрашать отноклассниц и учителей потропностями фаших санятий. Натеюсь фы меня понимаете? – она внимательно, многозначительно посмотрела на меня своими красивыми, хоть и немного "птичьими" глазами.

  Я молча покивала, глядя на неё такими же круглыми очами, не зная, какие слова сейчас будут уместны. По всей видимости, "таможня" в лице маман "дала добро", но неофициально. И болтать об этом на каждом перекрёстке не стоит.

– Приступайте. – удовлетворённая моей реакцией, не смотря на её, прямо скажем, скудность, предложила она.

  Я села за стол. Сегодня это были учебники по французскому языку и литературе.

  Так началось покорение наук в институте благородных девиц.

  Естественно, моё регулярное отсутствие на несколько часов не осталось незамеченным в кругу одноклассниц. Поскольку я крепко держала слово и не рассказывала, какого свойства у меня случаются отлучки, а то, что в это время посещаю именно комнату классной дамы быстро разузнала наша "разведчица" Русакова – очень быстро вся эта ситуация вокруг меня обросла кучей домыслов и сплетен.

  Единственным человеком, кроме части педагогического состава, который знал истинное положение вещей – была княжна. Поскольку она продолжала активно помогать мне грызть пресловутый гранит учёности, к тому же вызывала доверие не только у меня, но и у фройляйн Марты, решено было посвятить её в этот секрет.

  За это время мы очень сдружились с умницей-Саломеей. На сей момент она была главной претенденткой будущего выпуска на первую премию. "Обойти" её в этом первенстве, если честно, я даже не мечтала.

  Она же очень спокойно относилась к соревновательному моменту, не нуждалась в деньгах и просто реально была толковой и начитанной. Ну, для своего возраста и в сравнении с остальными – просто очень.

  Остальная же часть компании свято уверовала, что я три раза в неделю наушничаю классной даме, являясь к ней с подробным докладом обо всём, что делается и говорится в дортуаре.

  Обстановка складывалась ужасная. Девочки поджимали губы в моём присутствии, прямолинейная Ангелина вообще волком смотрела в мою сторону. Однажды она и не выдержала:

– А ловко ты обделываешь свои делишки, любимица нашей железной фройляйн!

– Что ты имеешь ввиду? – отрываясь от тетрадки, рассеянно спросила я.

– Да то и имею, что все понимают. – размыто ответила та.

– Похоже, я одна не понимаю. Скажи уже прямо, что обвиняешь меня в том, что я доношу на вас классной даме. Так? – в лоб спросила я.

– Ну… да. – с вызовом в голосе заявила наша правдолюбка.

– А на каком, простите, основании вы все тут сделали такой вывод? – я обвела присутствующих спокойным взглядом, – Кому-то навредили мои посещения фройляйн Марты? Или я чего-то не знаю? Думаю, дамочки, вам просто очень хочется почесать языки. Ну так, что называется, бог в помощь. Не считаю это своей проблемой. Наслаждайтесь в своё удовольствие сиим унизительным базарным развлечением.

  И уткнулась обратно в тетрадь.

– Но как объяснить эти визиты? – покрасневшая от возмущения Русакова не могла оставить последнее слово за мной.

– А с чего ты взяла, что их для вас кому-то обязательно объяснять? – спросила я, прямо посмотрев ей в глаза и смутив окончательно, – К тому же, кто-кто, а ты уж при желании точно можешь докопаться до истины. Я тебе её не скажу, потому, что обещала.

  Всё время этой короткой перепалки княжна молча улыбалась, поглядывая в нашу сторону.

  Больше никто слова так и не промолвил.

*doux – сладкий (фр.)

15

  Как я уже говорила, главной претенденткой на первую премия попечительского совета была Саломея.

  Второе место, по мнению педагогического состава пока держала барышня из нашего же класса, проживающая в другом дортуаре, но активно дружившая со святой белокурой троицей. Богатая наследница родовитых родителей с неплохим, судя по результатам, интеллектом и дурным характером.(За какие грехи, интересно, этих курочек вполне благополучные семейства сослали в жёсткие условия института – непонятно. На перевоспитание что ли?)

  Третье – какая-то довольно тихая девчонка из того же дортуара.

  Мне, чтобы добраться до этих вершин, было ещё пахать и пахать. Что я и делала. По большому счёту, заниматься здесь больше даже при всём желании было особо нечем. Ну не чесать же языки с досужими старшеклассницами. Тем более, поговорить здесь на в самом деле интересные темы было вообще мало с кем возможно.

  В общем, по результатам небольших тестирований, регулярно проводимых мне Мартой, я упорно шла в гору. Как изначально ни пугал французский – с ним я разобралась на удивление быстро.

  Учебник по литературе был до невозможности куцый. Из произведений буквально вырезали куски текста, предоставляя институткам неполный, усечённый вариант. Уж я-то знаю. В своё время, под настойчивым и бдительным наблюдением отца перечитала многое из классики, обсуждая с ним особенности времён и языка. Так что тут мне в институте равных не было. Возможно, в этом вопросе я могла оказаться даже более подкованной, чем сам преподаватель. Главное наоборот, "не спалиться" на собственной начитанности.

  Преподавателем литературы оказался толстый безобразный дядька с жёлтым пятном над верхней губой, являвшимся следствием глубокого пристрастия к нюхательному табаку. Тем не менее, сей товарищ оказался предметом тайной и бурной страсти доброй половины ученического состава.

  Симпатичных мужиков сюда, кажется, просто не брали. Но самым ужасным в нём были – его стихи. Простите за прямоту, но это же в самом деле "кровь из ушей" – вытерпеть экзальтированные декламации его, с позволения сказать, напыщенных творений, наполненных "утончёнными" и "возвышенными" рифмами из разряда "кровь – морковь" и столь же глубокого содержания.

  Причём, демонстрация собственного творчества занимала его лично и время занятий соответственно гораздо больше, чем произведения, включённые в программу. Стишки переписывались в личные блокнотики институток, заучивались наизусть, а само поэтическое дарование подвергалось бесконечным проявлениям преданного обожания, как то: обливание шляпы духами, одаривание подарками и молитвами за благополучие кумира и небожителя.

  В итоге, конкретно по предмету, никто толком просветиться особого шанса не имел.

  И всё же, больше всего из учебной программы раздражали занятия по домоводству – вы же помните, какая я "великая почитательница" женских рукоделий. Но рассчитать бюджет и приготовить обед давно умею и без этих смешных уроков.

  А ещё, неожиданно непростым оказалось освоить уроки танцев. Вот уж где учительница впадала в отчаяние, наблюдая за моими неуклюжими попытками изобразить изящество. В этом вопросе опять пришлось обращаться к помощи княжны. После её спокойных показов основных элементов с небольшой их отработкой, в танцевальном классе почувствовала себя гораздо увереннее, не опасаясь отстать от всех или сбиться с ритма. К тому же, спортивные навыки всё-таки остались при мне и тоже сыграли на руку.

  К слову, уроки танцев оказались не так уж и бесполезны, подтянув осанку и улучшив походку. Я уже научилась не шкрябать по полу тяжёлыми подошвами казённых башмаков. Следила за речью и, если не стала эталоном манер, то прилично к нему приблизилась. Тем более, что об этом аспекте мне настойчиво не давала забыть фройляйн Марта, без конца поправляя и одёргивая, как самый дотошный отменный тренер. Впрочем, теперь, к её вящему удовольствию, это происходило всё реже.

– Помни, тефочка, баллы начисляютса не только са снания. Но и са нафыки и манеры!

  В общем, к новому году, образно выражаясь, вместо "чтоб мне сдохнуть" я уже научилась говорить "croyez mon expérience"*, сносно танцевать, так и не научилась петь (ну не дано, что поделать) и в целом довольно уверенно подошла к моменту промежуточного экзамена. В отличие от итогового, на котором могли присутствовать даже члены императорской семьи, он не был публичным.

  Накануне, плотно взявшая мои успехи под личный контроль классная дама, заставила меня битый час упражняться и демонстрировать, как я завтра выйду к членам комиссии, как повернусь, какой глубины будет мой книксен и с каких слов будут начинаться мои ответы на их вопросы.

  В итоге, все эти действия дошли до полного автоматизма, что позволило достойно пройти испытания и разделить второе место по баллам с врединой из соседнего дортуара.