С другой стороны, что я теряю? И так ведь собиралась увольняться, в худшем случае лишь продлю эту журнальную агонию! Впрочем… А почему я обязательно должна проиграть? В душе вдруг шевельнулся основательно подзабытый азарт. Мне выпал невероятный шанс проявить способности, поставить на место обидчиков и, главное, возглавить издание с мировым именем! В ушах сладостно зазвучали литавры грядущей победы, и я, толком ничего не осмыслив, по привычке рубанула с плеча:

– Я в деле. О каком именно материале идет речь?

Шеф одобрительно кивнул, похоже, уже предвкушая яростное сражение «акул пера».

– Мне нужно, чтобы вы взяли интервью, – веско, чеканя каждое слово, изрек он и, выдержав интригующую паузу, уточнил: – Интервью у покойника.

Глава 1

– Что еще за любитель спецэффектов? Видимо, он из скандальных писак, способных под заголовком «Сексуально озабоченный оборотень-людоед ступил на тропу геронтофилии» продать невинную сказку о Красной Шапочке. Сколько раз я на такое покупалась: на обложке – громкая сенсация, а внутри такая скука, что мухи дохнут! Или… – Зеленоватые глаза Аньки осветились надеждой. – Слушай, Ритуля, может, у него острая фаза шизофрении, с галлюцинациями, вот покойники и мерещатся? Не замечала за ним резкой смены настроения, агрессии, мании преследования, нервных срывов, иллюзий, бредовых идей? Хотя вряд ли, конечно. На такую удачу рассчитывать не приходится…

Я иронично хмыкнула. Редкая удача, ничего не скажешь. Лучшая подруга, решив сказать свое слово в науке, усиленно готовилась к поступлению в аспирантуру – и в каждом встречном видела живое пособие из учебника по клинической психологии. Все-таки на удивление неутомимая натура эта Анька, словно ей и без того не хватает забот на рабочем месте, в центре помощи зависимым!

– Нервный срыв, похоже, скоро будет, ведь его бизнес висит на волоске. Бредовые идеи? А как же, вагон и маленькая тележка. Прежде всего отыскать человека, который умер лет этак тридцать назад, и… взять у него интервью! Причем в обстановке строжайшей секретности, чтобы конкуренты, оборони Создатель, не пронюхали. А вдобавок сделать это лучше и быстрее второго претендента на лакомую должность… угадай кого? – Глаза Аньки с изумлением, догадливо распахнулись, и я кивнула. – Ага, моего главного «друга» в редакции, Живчика.

Подруга поперхнулась коктейлем, подняв в бокале громкое неделикатное бульканье и обратив на себя внимание людей с соседних столиков нашей любимой кафешки.

– Того придурка, который предлагал сочинять скандальные истории, привлекая к этому «сбитых летчиков» из второсортного актерского эшелона? – хохотнула она, и я снова кивнула. – Того самого, для которого ты придумала сто с лишним способов убийства?

– Вообще-то сто сорок два, – с достоинством ответствовала я, вспомнив, как однажды угробила на это целый рабочий день. А что еще было делать, если меня по его милости в очередной раз «забыли» позвать на редколлегию, а потом битый час распекали за равнодушие и лень? – Но потом остановилась на одном: снять с ноги туфлю и со смаком пришибить в лепешку, оставив лишь мокрое место. Это же надо так меня довести!

– Кстати, а с чего началась ваша вражда? – Анька с любопытством подалась вперед. – Знаю, что он регулярно тебя подставляет, но неужели просто так, с бухты-барахты, проникся ненавистью? Наверняка была какая-то причина.

– Была, и не одна. Я не рассказывала тебе, не хотелось копаться в этой гадости, но… ладно. – Я махнула рукой, сдаваясь. В конце концов, за последнее время, после череды выпавших на нашу с Анькой долю переживаний, подруга значительно прибавила в профессиональном плане. Она успешно помогала попавшим в беду людям – и даже избавила одного парня от серьезной игровой зависимости. Вдруг и мне подскажет что-нибудь дельное…

* * *

Итак, началось это в апреле. Нет, если быть совсем точной, в начале марта, ведь именно тогда появились первые намеки на нашу с коллегой неприязнь. Я только-только присоединилась к редакции, ухватившись за удачно подвернувшееся предложение и решив внять совету Аньки все-таки выйти из зоны комфорта. Что означало перестать наконец сидеть в четырех стенах, бередить толком не затянувшиеся душевные раны и к тому моменту вот уже полгода оплакивать свое горе.

Он бесцеремонно влетел в комнату, не дав толком освоиться на новом месте, и легко вспорхнул прямо на мой стол, чуть не свалив монитор. Потом бегло представился и затараторил, как из пулемета: работает в издательском доме давно, сейчас волей шефа все его творческие силы брошены на новый журнал, будем трудиться вместе и, как он надеется, подружимся. Последнее словно вылетело из его уст многозначительно, сопровождаясь тяжелым похотливым взглядом, которому, видимо, полагалось быть обольстительным.

Я отмахнулась от первого нелестного впечатления, но после нескольких дней подобного «общения» не знала, куда деться от назойливого коллеги, которому вздумалось меня опекать. Его было слишком много: он носился по этажам, отвлекая сотрудников издательского дома шумными байками, поучал каждого встречного, как раскручивать наше издание, и, главное, фонтанировал идеями межгалактического масштаба, одна возмутительнее другой. То предлагал разбить семью известного актера, примерного семьянина, «подсунув» ему какую-то невиданной красы модель, то обещал организовать сенсационное – и липовое – разоблачение вполне себе благонравной и уже немолодой певицы, присочинив ей пару якобы брошенных в свое время детишек…

– А не проще ли отнестись к людям – и к героям, и к читателям – с уважением? – не выдержала один раз я. – У нас достойное издание, и надо позиционировать себя именно так. Хайп, скандалы, смазанные фото от папарацци – кого сейчас этим удивишь? Люди давно перестали верить подобной чепухе! Лучше попробовать «разговорить» знаменитость, сделать красивую фотосессию, раскопать что-то по-настоящему увлекательное, но правдивое. Уверена, нам пойдут навстречу, ведь популярность нужна всем. Постепенно звезды и продюсеры начнут доверять, станут подкидывать самый эксклюзив. А будем выдумывать, да еще так, без зазрения совести, потом от судов не отобьемся!

– Ну и плевать, пусть судятся, – беспечно брякнул бойкий коллега, но, заметив красноречивый взгляд издателя, внимательно следившего за нашими дебатами, тут же осекся и стал выкручиваться. – Это я, конечно, хватил, лишних проблем нам не нужно. Просто увлекся и неверно донес мысль. Давайте выдумывать – но так, чтобы было не подкопаться. В конце концов, в этом и заключается мастерство журналиста. И я владею им блестяще, столько лет опыта!

Нисколько не сомневаюсь. Ничего себе, «журналист»! Потеряв от возмущения дар речи, я утомленно взирала на неугомонного, нагловатого, беспринципного, никак не желавшего затыкаться… – как бы его обозвать? – Флюгера, Шута горохового, Фигляра, Кривляки? Нет, прозвище «Живчик» подходило ему лучше всего, ведь он метался по редакции с такой энергией, что меня укачивало от его прыжков…

С тех пор мы регулярно спорили о путях развития журнала, но это вполне могло сойти за рабочие моменты. Следующий «звоночек» раздался во время празднования в редакции Женского дня, когда Живчик, пробравшись ко мне с двумя бокалами в руке, пытался уговорить меня потанцевать. Я вежливо отказывалась – настроения развлекаться не было, да и на этот междусобойчик я согласилась скрепя сердце, только чтобы коллеги не сочли меня замкнутой высокомерной грымзой.

– Да ладно тебе, расслабься, – не отставал «обольститель», сверкая сальными глазками. – Выпей хорошенько, все свои, кого стесняться? Потанцуем, пообщаемся, познакомимся поближе. Помнишь, мы ведь хотели подружиться? Ну же, брось ломаться, Ритка!

От ярости у меня потемнело в глазах. Он мог сколько угодно ставить под сомнение мою профессиональную компетентность, с оскорбительной снисходительностью напоминая о своем опыте. Мог врываться ко мне без стука и битый час восседать на столе, загораживая монитор и мешая работать. Мог «ездить по ушам» весь день с бахвальством и напором, от которых у меня разыгрывалась мигрень. Мог просто быть самим собой: ушлым недалеким хамом, которого так и тянуло придушить голыми руками, – мог делать что угодно, но сломалась я на этом фамильярном небрежном «Ритка».

Так меня иногда называли лишь двое. Два по-настоящему близких мне человека, одного из которых уже не было на этом свете. Из уст Ани «Ритка» звучало по-свойски тепло, лишний раз напоминая о долгих годах самой искренней и верной дружбы, начавшейся еще в школе. А мой прекрасный во всех смыслах слова любимый произносил это с особенной нежностью, крепко сжимая меня в кольце сильных надежных рук. Теперь же Живчик бросил мое имя пренебрежительно, надменно, с явственно уловимым оттенком похоти.

Злость уже клокотала внутри, грозя вот-вот вылиться в порцию крепких, вполне достойных его гнусного «журналистского мастерства» словечек, но я колоссальным усилием воли остановила этот порыв. Не стоило в самом начале работы портить отношения с коллегой. Который с первого дня отнесся ко мне вполне дружелюбно и к тому же был не в курсе моих сокрушительных жизненных трагедий.

– Прости, но… нет. Никаких танцев и прочего, – покачала головой я. Мне не хотелось ни излишне откровенничать, ни обижать его, поэтому «золотая середина» показалась уместной. – Между нами, я переживаю тяжелый момент, никак не оправлюсь от потери близкого человека. В такой ситуации не до развлечений.

По наивности я надеялась на понимание, но Живчик, будто не слыша отказа, продолжал виться рядом. Я вытерпела еще несколько минут его присутствия – как говорится, ради приличия, – а когда стало совсем невмоготу, выждала удобный момент и по-английски слиняла домой. Оставалось только надеяться, что после этого он отстанет. Да еще и разболтает о моем печальном настроении остальным, надолго отбив у них охоту лезть с ненужным общением.

Живчик действительно снизил активность. Теперь он появлялся в моей комнате гораздо реже, а на редколлегиях спорил яростнее. Сослуживцы и правда стали меня сторониться – не знаю, что он им наплел, только меня это искренне встревожило. Одно дело – ждать от других деликатности, так необходимой в моем удрученном состоянии, и совсем другое – постепенно становиться изгоем. Тем не менее в редакции еще соблюдалось подобие приличий, и паниковать по поводу откровенной травли было преждевременно.

Гром грянул через месяц, когда глава издательского дома собрал всех сотрудников в ресторане по случаю годовщины основания компании. Очень кстати вышел первый номер журнала, так что шеф решил «обмыть» сразу два события, сплотив собравшуюся под его руководством команду. Ближе к концу торжества, когда гости, основательно загрузившись блюдами и напитками, пустились в пляс, Живчик снова причалил к моей скромной персоне. Поспешив отказаться от очередных танцев, я скрылась от него в дамской уборной, разрабатывая план бегства.

Через несколько минут, предусмотрительно высунув голову из двери, я убедилась, что путь свободен. Требовалось быстро проскользнуть в зал, попрощаться с остальными и, стараясь не привлекать внимание горе-кавалера, нестись в гардероб. Довольно резво одолев половину пути, я притормозила, услышав неподалеку громкие мужские голоса. Спрятавшись за угол, я заметила, как Живчик выбрался в коридор в компании своего приятеля по редакции, чуть менее развязного, но столь же никчемного.

– Да погоди ты, сейчас выйдет. – Основательно набравшийся коллега дернул моего «ухажера» за рукав и мерзко захихикал. – Может быть, она как раз для тебя прихорашивается!

– Ага, от нее дождешься! Плела мне в прошлый раз какую-то чушь, чуть ли не в трауре она. Ты в это веришь? – развел руками Живчик. – Хотя всегда в темном, факт. По-моему, просто выслуживается перед шефом, вот, мол, какая я вся из себя деловая, даже дресс-код соблюдаю! Фу, подлиза!

Так-так, интересненько… Стараясь не дышать, я вся обратилась в слух. Не каждый день узнаешь, что думают о тебе окружающие!

– Корчит из себя монашку! – поддакнул первый и снова гаденько засмеялся. – С такими-то сиськами!

– Мне больше задница нравится, – авторитетно изрек Живчик, – так и тянет по ней шлепнуть. Особенно когда начинает со мной препираться. Фигура-то ничего, но характер… Надменная стерва, еще морали читает! Да мне одного взгляда на нее хватило, чтобы все понять.