Еще одной способностью домовых, помимо хождения сквозь стены, была способность проносить с собой спиртное. Чаще всего в неограниченных количествах.

– Как тебя зовут, чудо? – с брезгливой жалостью спросил Сашка.

– Василий я, – домовой часто заморгал. – По батюшке Христофорович, Христофоровы мы.

– С ботинком мне все ясно, – сказала Балл. – Ботинки я выкинула перед самым стартом. Видимо, коллеги Василия, решили подшутить над ним, напоили и уложили в ботинок. А он очнулся здесь только после старта.

– Ни черта себе! – в голове Василия вдруг словно прояснилось, он перестал паясничать. – Они что, меня, выходит, в капитанском ботинке пронесли?!

– Это точно мой ботинок, – сказала Балл с непроницаемым лицом. – А я здесь капитан. Методом простой дедукции получаем, что капитанский ботинок.

– Так я теперь тут повязан! – Василий схватился за голову. – У меня же место на «Кассиопее»!

– Всем нам приходится чем-то жертвовать, – пожала плечами Балл. – Ладно. Ввиду этого обстоятельства, а также того, что лишаться катера я не хочу, я официально признаю вас домовым «Блика». Штурман, попросите Людмилу Иосифовну, когда она проснется, внести Христофорова в судовую роль как условного пассажира^[15]. С гильдией домовых потом разберемся.

Глава 4, об особенностях музыкальных инструментов

– Временным штурманом я и останусь до конца полета, – меланхолично подвел итог Сашка, дергая струну. – А потом меня спишут на берег, и я буду искать себе какое-нибудь дырявое корыто на маршруте Земля – Проксима.

– Да с чего ты взял? Еще только третий день полета.

– Санька, она ко мне придирается, – они и так разговаривали очень тихо, вдобавок настраивая инструменты, но тут Сашка и вовсе понизил голос до шепота, чтобы даже малейшего отзвука не просочилось сквозь переборки. – Я с Княгиней не уживусь. Она еще после домового на меня косо смотрит. Во время огневой тренировки, опять же…

– Да ладно, во время огневой тренировки все плохо себя показали, – пожала плечами Сандра. – По две пушки на человека – это много. Если бы хотя бы Людоедка могла ворочать орудием, еще туда-сюда, а так… Ну, и мне ничего: пали и пали. А на тебе и маневры, и огонь…

– Да ладно, мелкими маневрами пилот ведает, поэтому ей Княгиня и отдала только одну пушку из семи, – махнул рукой Сашка. – Все дело в том, что я слишком мало знаю боевых заклинаний. Ну, сама понимаешь: на военных кораблях если ты штурман – то ты штурман, и к орудию по тревоге не становишься.

Сашка говорил фигурально: управление семью орудиями «Блика» (нос, два кормовых и четыре бортовых) выводилось на мостик, в каюту казначея и в двигательный отсек, на пост кормчего. Еще дополнительные терминалы можно было настроить в кают-компании, возьми Балл на борт дополнительных спецов. «Стоять» у них никому не приходилось: наоборот, обстрел заклинаниями требовал столько сил, что нужно было только сидеть или даже лежать.

– Все фигня, кроме пчел, – пробормотала Сандра, проводя смычком по струнам, – и пчелы тоже фигня… Все образуется. Разучишь ты заклинания, нам еще только до Аль-Карима две недели – как пять зачетов сдать. Я тебе книжку одолжу. Helvete^[16], и где она умудрилась так расстроиться?

– Ты очень неосторожно обращаешься с инструментами, – сказал Сашка, с нежностью глядя на нее. Его собственный альт не слишком пострадал от переноски; впрочем, Сашка никогда не считал себя великим музыкантом и сам настраивал всегда только гитару: на альт слуха не хватало. Гитару он сломал о голову того самого капитана, которому заехал в челюсть, так что теперь любимого инструмента у него с собой не было.

– Зато инструменты ко мне привыкают, – со всей убежденностью произнесла Сандра. – И отражают мою индивидуальность.

Тут Сашка не мог не согласиться. Насколько он помнил, ее скрипки (а скрипки менялись каждые несколько лет, вырастая вместе с Сандрой, пока ей наконец-то не приобрели взрослую) всегда были украшены какими-то привесками, фенечками-мулечками, расписаны рунами и иероглифами (якобы ради улучшения акустических данных), щеголяли дополнительными отверстиями в корпусе или еще чем-нибудь этаким.

Вот эта, нынешняя, скрипка пестрела ультрамариновыми и ярко-оранжевыми полосами, что вполне сочеталось с какими-то плетеными цветными шнурками в Сандриных коротких (едва закрывают уши) черных волосах, с ее сережками (в правом ухе четыре, в левом три), кольцами, браслетами и прочими украшениями, которые делали кормчего похожей на бродячую лавку амулетов.

Зато из прочей одежды Сандра изо дня в день носила один и тот же серый комбинезон на голое тело и высокие ботинки. Выглядело это впечатляюще, поскольку младшая из трех дочерей Свендаттир вымахала ростом с Сашку, и все остальные ее достоинства удались пропорционально. Сашка, пожалуй, реагировал бы на это впечатляющее декольте с большим ажиотажем, если бы между ним и Санькой не произошло уже столько всего, что он мог воспринимать ее сиськи исключительно в виде приятного фона.

Он также знал, что для мага-корабельщика Сандра отличалась прямо-таки редкостной умеренностью во всех своих проявлениях.

– М-м-м… – согласился Сашка. – Что сыграем?

– Веселую пиратскую? – предложила Санька, беря пару лихих плясовых аккордов.

Сашка хмыкнул и попробовал поддержать, но почти сразу выбился из темпа и взмолился:

– Давай что-нибудь полегче, братец!

– Грустную пиратскую?

– Избави боже! Я отстану на втором такте… ну ладно, на третьем. Нельзя ли что-нибудь человеческое?

– Что? «В лесу родилась елочка»?..

– Отчего нет? Для разогрева хотя бы…

– Златовласка моя, ты невероятно обленился и деградировал. Давай хотя бы… – она начала было «Турецкий марш», но тут дверь приоткрылась, и в кают-компанию скользнула Бэла Димина, закутанная в кусачую даже на вид серую шаль.

– Вы не на вахте? – спросила Бэла.

– Сейчас капитанская вахта, – ответила Санька за Сашку. – А у меня плановая проверка… – она бросила взгляд на часы, – через восемьдесят две минуты. Так что мы решили освежить наши школьные опыты… Мы тебе спать мешаем?

– Нет, – Бэла тоже посмотрела на ходики. – Я мало сплю. Я хотела спросить… к вам можно присоединиться?

– О, ты тоже играешь? – Сандра выглядела удивленной. – На чем же, если не секрет?

– Я ударник, – тихо пояснила Бэла. – У нас в училище была группа… Установку на корабль с собой не возьмешь, да у меня и нет своей. Но пару тамбуринов я прихватила.

– Ха, дело поправимое, – воскликнула Сандра. – Вот ка-ак доставим особо важный груз, ка-ак разбогатеем, ты сразу же купишь установку и попросишь Сашку ее сюда доставить.

– Не дотащу, – с достоинством возразил Сашка. – Она громоздкая.

– Не прибедняйся! – Сандра изо всех сил ударила его по плечу. – Для среднего вампира – так себе задачка.

– Вампира? – Бэла переводила взгляд с одного из них на другого.

Сашка понял его изумление: блондинистых вампиров не бывает. Хрен их знает, почему. Хотя на юге России и в Израиле живут несколько рыжеволосых кланов, которые очень пекутся о чистоте крови.

– Я наполовину, – пояснил Сашка. – Так-то менш, но у меня много типично вампирских фокусов получается. У меня мама из вампиров.

– А они разве… не инициируют? – Бэла как будто удивилась.

– Ты больше желтых газет читай, – хихикнула Сандра. – До двадцати процентов населения – неинициированные полукровки. А у всех остальных в каком-то поколении да затесались вампирские гены. Сколько у нас уже за межрасовые браки не преследуют, лет триста?

– Точно, обращать совсем не обязательно, – кивнул Сашка. – Это решают родители, когда разбираются, с какой родней ребенку будет удобнее расти: знаешь же, что вампир и человек долго жить вместе не могут… Когда вампир – мать, ребенка чаще всего инициируют. Просто в моем случае мама захотела уйти в монастырь почти сразу после моего рождения, так что решено было, что я останусь с папой. Но папу потом послали на каторгу, и я лет до десяти жил все-таки с материнской родней.

– А почему они тогда не?..

– Потому что только до года можно. Ну, и дальше, когда отец вышел и женился во второй раз, я своих вампирских родичей частенько навещал… – Сашка подкрутил колок, задумчиво провел смычком, прислушался и удовлетворенно кивнул. – Они меня научили всяким штукам. И с Сандрой мы там подружились.

– Ага, – кивнула Сандра, извлекая из скрипки длинный, ноющий звук. – Он был жутко несчастным ребенком! Ты же видела эти вампирятни: понятия о комфорте никакого… сквозняки, освещения ноль, чем они питаются – тоже знаешь… фу-у-у! – она сморщилась. – А мои родители тогда рядом жили с их замком, в деревне… ну, летом дачу снимали.

– Она меня подкармливала, – усмехнулся Сашка. – Отдавала мне свои конфеты, – ему удалось сыграть целую фразу, и он остался очень доволен собой.

– Половину, – хмыкнула Сандра. – Стала бы я отдавать все!

– Да и вообще, ты не ради любви к ближнему своему старалась: ты вербовала меня в сообщники, чтобы я помог тебе забраться в сокровищницу моей родни.

– Фу, как нехорошо с твоей стороны об этом вспоминать! – Сандра сморщила нос. – Как низко!

– Ты подорвала мою веру в человечество, и теперь вообще мне кругом должна, – парировал Сашка. – Ну что, «в лесу родилась елочка»?..

– Погодите, – сказала Бэла. – Я сейчас схожу в нашу каюту за тамбуринами. И еще у меня есть ноты пьесы Млацкого для скрипки и барабана, я думаю, ее можно на три партии разложить без особого труда…

Белка осторожно внесла в кают-компанию свои маленькие тамбурины. Пилот выглядела довольно потерянно, словно сомневалась, правильно ли поступила, заикнувшись о совместной музыке.

– Ставь сюда, – щедро предложила Санька, отодвигая в сторону стол и скидывая на пол подушку с дивана.

Белка с сомнением посмотрела на подушку, потом на диван, потом на Сандру, лицо которой прямо-таки светилось искренним предвкушением. Наконец, она, несколько нервничая, уселась на подушку, скрестив ноги, поставила перед собой тамбурины, вытащила откуда-то из-под шали палочки.

«Она будет играть на тамбуринах палочками!» – удивился Сашка.

Однако недоумение прояснилось: Бэла достала оттуда же, из складок шали, небольшую складную рамку и тарелочку. Подвешенная на рамке, тарелочка издавала тихое дребезжание.

– А саму рамку можно использовать, как треугольник, – сообразила Сандра. – Умно!

– Есть и портативные ударные установки, – сказала Белка отстраненным тоном; стеснения в нем, однако, уже не чувствовалось – точнее, чувствовалось, но не так сильно. Не стеснение, а некая сухость. – Но у меня такой нет. Млацкого, к сожалению, тоже. Забыла, наверное.

– Ничего, – сказала Сандра. – В этой книжице был Мартон, как раз очень хорошо подходит. Еще можно взять тот квартет, который я помню наизусть. Вам только надо будет подхватить.

– О нет, избавь меня бог от того, что ты помнишь наизусть! – Сашка поднял руки в защитном жесте. – Наверняка опять какая-нибудь жуткая головоломка. Да и Мартон, если подумать…

– Ну, хватит! – прикрикнула Сандра. – Этак мы и в самом деле договоримся до «В лесу родилась елочка».

– Давай «Турецкий марш»? – взмолился Сашка. – Ты же его начала.

– Это слишком легко, – непреклонно отозвалась Санька. – И не вздумай лениться!

С этими словами она протянула Бэле одну копию нот, с другой подсела ближе к Сашке. Они пристроили листки на стол между ними и почти одинаковыми движениями подняли инструменты к подбородкам.

Бэла посмотрела на них с некоторым сомнением, но ничего не сказала.

Это и впрямь был Мартон, Bittersweet symphony^[17]. Сашка только не помнил: там должны были быть скрипка и альт, скрипка и виолончель или вовсе две скрипки? Ну ладно, в любом случае, решил Белобрысов, он более или менее справится, а если и возьмет пару-тройку фальшивых нот, так ничего страшного, все свои.