Уже через полгода пребывания Дроздова в роли заместителя начальника управления «С» почти все агенты-нелегалы мечтали о том, чтобы хоть раз принять участие в выполнении операции, разработанной «самим Дроздовым». Неудивительно, что слова подполковника Богданова о высокой оценке Дроздовым агента Смита бойцы группы «Дон» восприняли положительно, и больше кандидатура агента ни у кого сомнений не вызывала.

– Он будет встречать нас в Вашингтоне? – задал новый вопрос Дорохин.

– Пока неизвестно, каким образом будет установлена связь со Смитом. Для нас разрабатывают легенды, которые подошли бы для каждого этапа задания, включая переброску. Из Москвы мы летим в Германию, из Германии во Францию, а потом в США.

– Почему мы не можем лететь напрямую в США? Насколько я знаю, с этого года «Аэрофлот» открыл новые маршруты полетов. Москва – Аместердам – Нью-Йорк, например. Я в газете «Известия» читал, – объявил Казанец.

– Потому что мы не на экскурсию в Америку собираемся, Юра. В управлении настаивают на совершенной секретности. Они опасаются, что перебежчик Хустов мог установить связь не только с агентом АНБ, но и с ЦРУ и ФБР. Если опасения небеспочвенны, все рейсы из Советского Союза в Америку уже отслеживаются всеми возможными организациями, отвечающими за безопасность США. Американцы ни за что не упустят такой шикарной возможности – заполучить информацию особой секретности, касающуюся оборонки. Для нас это означает, что, как только Хустов попадет в руки американских спецслужб, они его уже не выпустят.

– Значит, в Германию мы попадаем советскими гражданами, там становимся кем-то иным и во Францию прибываем по легендам, никакого отношения к СССР не имеющим? – уточнил Дубко.

– Думаю, да. Из Германии уже полетим по легендам.

– В каком смысле «думаю»? Ты не знаешь, что это за легенды, Слава?

– Они еще не готовы. Говорю же, все случилось очень быстро, в верхах успели только обсудить возможные варианты развития событий и принять решение послать нашу группу для получения более точной информации.

– Но почему АНБ? – вопрос, который беспокоил всех бойцов, задал Коля Дорохин. – Почему он обратился в АНБ, да еще к сотруднику какого-то там исследовательского отдела?

– Этого никто не знает. Агент Смит ведет наблюдение за сотрудниками управления научных исследований и техники в структуре АНБ, такова его задача на данный момент. Хустова он увидел случайно, в процессе слежки за управлением. Он узнал Хустова по ориентировке, которую в прошлом году получили все агенты-нелегалы, работающие как за рубежом, так и в СССР…

– Точно, командир, – перебил Казанец подполковника. – Нам тоже пересылали эту ориентировку, и я хорошо ее помню. Русский мужчина, возраст пятьдесят три, на вид около пятидесяти – пятидесяти пяти, светлые волосы, крючковатый нос, на лбу залысины, но стрижку носит удлиненную, рост сто семьдесят пять, вес около восьмидесяти килограммов, небольшой перебор с едой, поэтому обозначился животик. Иногда, когда устанет, прихрамывает на левую ногу, следствие детской травмы. Кажется, упал с велосипеда. Во время учебы в институте работал с профессором Чуйковым, шесть лет из десяти учебы занимался исследовательской деятельностью, благодаря чему и попал в проект по разработке системы ПРО. Чуйков выдернул его из Челябинского исследовательского института, куда Хустов уехал после окончания обучения в Москве.

– Мы все это знаем, Юра, – напомнил Дубко. – Незачем повторяться.

– А я думаю, что стоило бы подумать над тем, что подвигло Хустова на такой нелепый шаг, – возразил Казанец. – Он ведь не уголовник какой-то, не нездоровый элемент с сомнительным прошлым. Он ученый, пусть не с мировым именем, но занимающийся важным делом.

– Возможно, то, чем он занимался в Казахстане, не удовлетворяло его амбиций, – пожал плечами Дубко.

– Да, но почему? В Челябинске он имел хорошую зарплату, ведомственную квартиру и даже невесту, но, не задумываясь, все это бросил и отправился в Казахстан. Значит, он не лишен амбиций, так? Значит, ждал от работы на полигоне чего-то большего, чем то, чего мог достичь в Челябинске.

– Думаю, ты прав. Перспективы на полигоне действительно намного выше, – согласился Дубко.

– Тогда почему после четырнадцати лет кропотливого труда он все бросил и слинял? И именно в тот момент, когда до получения окончательного результата работы полигона, до истинного триумфа оставалось не больше года, он вдруг выкинул такой финт. Почему?

– К чему гадать, Юра? Он это сделал, и точка. Наша задача не душу его лечить, а предотвратить утечку информации, – вступил в разговор Дорохин.

– Нет, Коля, ты не прав, – на этот раз возразил подполковник Богданов. – Мотивы Хустова очень важны. Год назад побег Хустова являлся всего лишь предположением. Сотрудники КГБ предполагали, что Хустов украл материалы разработок системы ПРО и сбежал. Но существовала вероятность, что он все же утонул на рыбалке, а тело просто не нашли. Теперь, после того, как агент Смит засек его в Вашингтоне, да еще в компании сотрудника национальной безопасности Америки, сомнений в том, что он сбежал, нет. В том, что он прихватил что-то ценное, что-то, что сможет предложить американцам в обмен на политическое убежище и материальную поддержку, тоже сомнений нет. С этим все согласны?

Дубко, Дорохин и Казанец с командиром согласились. Богданов удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Думаю, было бы неплохо понять, почему он так поступил, почему сбежал. В этом вопросе важен вот какой аспект: планировал ли Хустов побег или сбежал спонтанно?

– С чего ты взял, что он сбежал спонтанно? – Старший лейтенант Дорохин с недоумением смотрел на Богданова. – Как вообще можно не планируя сбежать из страны?

– И все же я думаю, что Хустов побег не планировал, ему просто повезло. – Богданов задумчиво смотрел перед собой и говорил, будто размышлял вслух. – Да, предположение звучит абсурдно, но в жизни и не такое случается.

– Согласен, в жизни всякое случается, но почему ты думаешь, что с Хустовым произошел именно такой случай? – настаивал на ответе Дорохин.

– Исходя из материалов дела, – просто ответил Богданов. – Штатные сотрудники внутренней безопасности КГБ, которые вели расследование после исчезновения Хустова, дали весьма подробный отчет о том, что они видели, что слышали, а главное, почему предположили, что он действовал спонтанно. Так вот, из материалов двух увесистых папок я сделал вывод, что побег Хустова запланирован не был.

– Хотелось бы узнать, что именно ты вычитал в материалах дела, что пришел к таким выводам, – заявил Дубко. – Объясни, Слава.

– Знаете, он ведь не был под колпаком у КГБ, никогда ни в чем предосудительном замечен не был. Простой трудяга, каких миллионы. В записях сказано, что изначально Хустов ехал на полигон в качестве младшего научного сотрудника, но в итоге ему пришлось переквалифицироваться в технического сотрудника, так как техников не хватало, а у Хустова к этому делу оказались способности. Смею предположить, что у технического персонала не только зарплаты ниже, чем у действующих научных сотрудников, но и перспектив практически никаких. А ведь мы знаем, что Хустов оставил в Челябинске, – Богданов сделал ударение на слово «что», – и что получил взамен. За четырнадцать лет работы на полигоне он восемнадцать раз подавал прошение о переводе из технического отдела. Последние четыре года он писал заявление по два раза за год. В прошлом году ему наконец одобрили перевод, но обстоятельства сложились не лучшим образом, кто-то из сотрудников, которые должны были заменить Хустова, уволился, кто-то заболел, и в итоге Хустову снова пришлось остаться на прежнем месте. А потом он исчез.

– Это ничего не доказывает, – пожал плечами Дубко. – Всего лишь предположение.

– Согласен, Саша, пока в этом деле все на уровне предположений. Взять, к примеру, его неожиданное решение поехать на рыбалку, – продолжил Богданов. – За четырнадцать лет Хустов ни разу ни с кем не обсуждал свою любовь к рыбалке. Не ходил удить рыбу ни один, ни с товарищами. А тут решился, кашу для прикорма сварил, и это после тяжелого рабочего дня, когда ему пришлось проработать ночь сверхурочно, да еще и на день задержаться, так как именно в этот день он должен был подготовить итоговые материалы для выступления профессора Кисунько перед министром обороны СССР. С чего вдруг?

– Достало все, захотел отдохнуть, – произнес Дорохин.

– Возможно, но тот факт, что он объявился в Вашингтоне, подсказывает нам, что рыбалка – только прикрытие. Но! Если бы Хустов планировал побег хотя бы несколько месяцев, о рыбалке он заговорил бы раньше. И с коллегами, и с продавщицей в магазине. Перед исчезновением он должен был не раз реально сходить на рыбалку, и лучше всего хотя бы раз со свидетелем. Да еще и неуклюжим тюфяком себя перед свидетелем выставить тоже было бы не лишним. Сделал ли он хоть что-то подобное?

– Судя по твоим словам, нет, – подал реплику майор Дубко.

– Верно, он ни разу не ходил на рыбалку, хотя удочки имел. За версию со спонтанно принятым решением сбежать за границу говорит и то, что с продавщицей в магазине своими планами он все же поделился. Зачем? Исчезни он просто так, его бы сразу объявили в федеральный розыск хотя бы за одно то, что он работал на режимном объекте. А тут бросил продавщице два слова, прихватил бутылку водки, и можно считать, что алиби себе состряпал.

– Допустим, о побеге он задумался непосредственно в день побега, но что его на это подвигло? Думаешь, ему удалось сделать копию материалов, которые он отдал Кисунько? – высказал предположение Дорохин.

– Именно так думают наши начальники, и я склонен с ними согласиться, – ответил Богданов.

– А мне не верится, что Хустову удалось без подготовки, без поддержки со стороны провернуть такое дело. Украсть микропленки с записями и чертежами системы противоракетной обороны Москвы, вынести пленку из лаборатории, а потом с территории полигона, сбежать, инсценировав собственную смерть, уехать из страны, добраться до Вашингтона, да еще выйти на связь с сотрудником агентства национальной безопасности. Как такое возможно? Он что, в рубашке родился?

– Вот это мы и должны выяснить, – ответил Богданов. – И лично мне такая версия больше по душе, чем та, в которой оказывается, что за спиной Хустова стоит серьезная организация, которая провернула все это его руками. Не хочу узнать, что он всего лишь заложник, которого не уничтожать как врага народа нужно, а спасать из лап международных преступников.

Ответить Богданову никто не успел. В дверь постучали, вошел посыльный и внес на мельхиоровом подносе увесистый пакет. Богданов поблагодарил посыльного, закрыл за ним дверь и только после этого распечатал конверт.

– А вот и наши легенды, – сообщил он. – Давайте, парни, разбирайте материалы, за час нам нужно уложиться.

Все разошлись по разным углам и уткнулись в листы, набранные убористым машинописным текстом. Помимо легенд каждому достался новый заграничный паспорт и рекомендации штатного языковеда относительно экспресс-тренировки для улучшения качества речи на иностранном языке. Подполковнику Богданову досталась роль трудолюбивого германца, неженатого, бездетного, помешанного на своем маленьком магазинчике строительных товаров, который приносил невысокий доход, но позволял держаться на плаву.

Генрих Шульц, на это имя Богданову следовало отзываться, как только он переступит порог гостиничного номера. Фотография в паспорте выглядела натурально, на ней Богданов смотрелся моложе и как-то веселее. Он помнил этот снимок: его сделал фотограф из управления лет пять назад, после очередного задания, когда вся группа была приглашена на грандиозный банкет по случаю юбилея госбезопасности или чего-то в этом роде. Хороший снимок, Богданову он всегда нравился, да и имя Генрих не вызывало напряжения. За час Богданов успел перечитать текст трижды и выучить его наизусть. Удовлетворенный результатом проделанной работы, Богданов, привлекая внимание остальных, хлопнул в ладоши и громко произнес: