Мироздание вполне могло простить мне десять рублей золотом, а вот за несколько тысяч наверняка спросит так, что небо покажется с овчинку.

Но и расплата за империал пришла – хоть и не сразу. Всю дорогу до Чернышева переулка по пути попадались весьма прозрачные намеки на обогащение, полезное знакомство или амурный интерес, но стоило мне свернуть к гимназии, как все это закончилось. Красотки остались за спиной, на Садовой, – а под ведущей на площадь аркой со львом меня ждала уже не самая приятная встреча. Похоже, как раз одна из тех, от которых никак не получится отказаться.

Даже если очень захочется.

– Эй, студиозус! – От стены отделилась мрачная фигура. – Закурить не найдется?

– Увы, любезный. – Я пожал плечами. – Не курю.

Всего я насчитал четверых парней – невысоких, но плечистых, явно на пару-тройку лет старше даже выпускников гимназии. Да и одеты они были так, что перепутать их с однокашниками мог бы разве что слепой: в лихо заломленные на затылок картузы, непонятного цвета брюки и короткие куртки явно рабочего происхождения. Достаточно свободные, чтобы махать кулаками – а то и спрятать под ними короткую дубинку или что-то посерьезнее.

Помнится, таких парней в моем мире тогда называли хулиганами или, на французский манер, апашами – слово «гопники» появилось позже, уже при Союзе.

Наверняка они остановились здесь не просто так, а поджидали опоздавших в классы, чтобы разжиться папиросами или парой монет. Улов вряд ли оказывался особенно богатым – зато и добычей одинокие гимназисты были легче некуда.

Ну… обычные гимназисты.

– А денежкой не выручишь? Надо бы сударей уважить.

Самый рослый – явно главарь – сплюнул на асфальт и двинулся ко мне. Вразвалочку, неторопливо – видимо, чтобы дать жертве вдоволь напитаться страхом. Но я не стал дожидаться, пока его свора выстроится вокруг – как это обычно и бывает в таких случаях.

Как известно, если драки не избежать – определенно есть смысл ударить первым.

Крутанувшись на месте, я швырнул главарю в лицо портфель. Достаточно увесистый, чтобы удар оказался весьма ощутимым. И результат превзошел самые смелые ожидания: похоже, судьба еще не исчерпала свою милость и я угодил жестким кожаным ребром прямо в хрящ. Раздался влажный хруст, главарь выругался и, схватившись за разбитый нос, согнулся пополам.

Но остальным это даже не убавило прыти: трое хулиганов выскочили из-под арки и устремились ко мне, сжимая кулаки. Впрочем, добрались до цели не все: тот, что бежал первым, наступил на собственный распустившийся шнурок и грохнулся на асфальт. Второго я без особых изысков швырнул через бедро, а третьего встретил апперкотом. Тот наверняка умел неплохо драться, но в шаге от меня запнулся и сам буквально влетел подбородком в заботливо подставленный кулак.

Чистый нокаут. Мне снова повезло, да и прихваченные из старого мира силы работали как положено, наполняя тело легкостью, а разум – ощущением собственной запредельной крутизны. Которому я, впрочем, не доверял даже на мгновение. Своенравное колдовство, помноженное на мощь местной магической энергии, могло предать в любой момент. К тому же у меня было никакого желания дожидаться, пока кто-нибудь из любителей наживы полезет за ножом.

Поэтому драку следовало заканчивать. Быстро, жестко и максимально эффективно.

Одному из уцелевших я не дал даже подняться – врезал каблуком ботинка четко между шеей и плечом, снова отправляя на асфальт. Второй уже успел вскочить и замахнуться – его я ломал уже наверняка: нырнул под удар, ушел в сторону, перехватил руку за запястье и выворачивал, пока сустав с хрустом не выскочил из плеча. Парень с воплем упал на колено, а потом и вовсе завалился на бок и захныкал.

– Студиозус, блин… – Главарь явно сообразил, что в одиночку ему уже точно ничего не светит. – Как ты?..

– Делаю зарядку по утрам, – отозвался я, подбирая с асфальта портфель. – И вам рекомендую, любезные. Гимнастика порой творит чудеса.

А порой чудеса творятся и без нее: везение явно помогло мне и в драке… Хоть уже и не так навязчиво и мощно, как раньше. Видимо, вложенная мною в руну сила понемногу таяла, откатывая мой коэффициент везения обратно к средним или даже чуть ниже значениям.

И с этими самыми значениями мне предстояло прожить весь оставшийся день. А для начала повстречаться с Иваном Павловичем. Его благородие инспектор поджидал меня у дверей гимназии – и вид при этом имел весьма и весьма плотоядный.

– Ну что, Волков, опаздываем? – Иван Павлович загородил мне дорогу. – Неужто остаться после классов захотел? Или тебя сразу в карцер?

– А может… – Я нашарил в кармане счастливый билет из трамвая. – А может, не надо меня в карцер, ваше благородие? Больше не повторится!

Пальцы едва ощутимо кольнуло – и сердитое лицо инспектора вдруг расплылось в добродушной улыбке.

– Ладно, Волков – прощу на этот раз. – Иван Павлович отступил в сторону и даже раскрыл передо мной дверь. – Давай, бегом на второй этаж – там уж началось.

Глава 8

В класс меня пустили без особых заморочек. Учитель – немолодой мужчина в штатском – только неодобрительно посмотрел, буркнул что-то из-под седых усов и загнал меня на самую последнюю парту. Но на этом силы руны иссякли окончательно. Я почти физически почувствовал, как ее магия отдала последние крохи – и стулья разве что не прыгнули в проход, грозясь зацепить ногу. Тесноватый правый ботинок тут же впился в пятку жестким краем, и даже настроение изрядно подсело. Разложив учебники, я достал билет – и ничуть не удивился его виду.

Бумажка выглядела так, будто лежала у меня в кармане полгода, а не каких-то полчаса с небольшим. Истрепалась, лишилась всех уголков и в некоторых местах протерлась чуть ли не насквозь. Даже цифры – шесть счастливых семерок – выцвели, и теперь я едва мог их разглядеть. Оттиск руны еще кое-как проглядывал, но теперь древний символ превратился в три криво нарисованные палочки и не излучал ни капли силы.

Счастливый билет отработал свое.

– Волков!

Сердитый голос вырвал меня из раздумий, и через мгновение над партой склонился косматый силуэт. Учитель истории чем-то напоминал стареющего льва – то ли седой непослушной гривой, то ли суровым взглядом, не сулившим мне ничего хорошего.

– Вижу, вам уже все прекрасно известно. В таком случае – не будете ли любезны рассказать остальным о переломном моменте в ходе войны тысяча девятьсот четвертого года?

– Эм-м-м… Порт-Артур? – наугад бросил я. – Продолжительная оборона…

– Можно сказать и так.

По вполне понятным причинам мой ответ не тянул даже на «удовлетворительно», и все же учитель почему-то остался доволен.

– Конечно, не стоит недооценивать успехи Уральского гвардейского корпуса в Маньчжурии, – уточнил он. – Многие до сих пор фактически приписывают победу в войне исключительно спешной переброске сил на Дальний Восток и решениям Генерального штаба.

Значит, все-таки победа. Чутье меня не подвело, и император Александр действительно справился с японской угрозой. Неизвестно, какой ценой – но справился. На мгновение я почувствовал… нет, не то чтобы радость, скорее что-то похожее на мстительное удовольствие – крепко меня зацепил в свое время Портсмутский мир.

Слишком крепко.

– Русские войска действительно не дали японцам развить успех в Маньчжурии, – продолжил учитель. – Но переломной точкой в войне следует считать именно прорыв блокады Порт-Артура двадцать первого октября одна тысяча девятьсот четвертого года. И последующее полное освобождение крепости в течение примерно двух недель, за которые третья японская армия генерала Ноги была фактически полностью уничтожена Уральским корпусом и гарнизоном под командованием Романа Исидоровича Кондратенко. Эти и дальнейшие события определили…

Учитель говорил негромко и монотонно – будто читал лекцию по бумажке. И большинство моих однокашников изрядно клевали носом. Зато я слушал внимательно, разве что не затаив дыхание. Историю – ту, которую не просто знал, но и когда-то видел собственными глазами. И даже принимал участие.

Впрочем, здесь все мои воспоминания вековой давности стоили не так уж много. Я то и дело выцеплял из убаюкивающей речи учителя знакомые имена, фамилии, чины и географические названия – но чуть ли не большую часть слышал впервые.

После победы при Порт-Артуре японцы растеряли остатки инициативы – и их в конечном итоге вышвырнули с Квантунского полуострова в Корею, уже оттуда гнали до самого побережья, а весной девятьсот пятого окончательно опрокинули в море.

Впрочем, немалой ценой: потери даже среди высшего офицерского состава были огромными. Наделенные Талантом аристократы, конечно же, не шли в первых рядах, но все же нередко использовали способности, чтобы переломить ход боя – порой ценой жизни. Даже сам император Александр лишился на фронте двух наследников: Михаила, который командовал гвардейским полком.

И старшего, Николая, которому в этом мире так и не суждено было занять престол.

Если память мне не изменяла, остальные сыновья государя к нынешнему году тоже уже скончались – во всяком случае в моем мире. Но задуматься о делах престолонаследия я не успел: учитель уже перешел к морским сражениям девятьсот пятого года.

Из известных мне осталась только Цусима, которая случилась в апреле – примерно на месяц раньше положенного. Эскадра под командованием уцелевшего в Порт-Артуре адмирала Макарова значительно уступала японцам в скорости – зато количеством превосходила чуть ли не вдвое. По словам учителя, именно это и предрешило ход морского сражения. Русские моряки победили, захватив чуть ли не полтора десятка судов, включая броненосцы первого класса.

После такого удара Япония уже не оправилась.

– Но до окончательного поражения врага тогда еще осталось почти полгода. – Учитель развернулся на каблуках, заложил руки за спину и неторопливо зашагал обратно к доске. – Сражения на территории Японии продолжались до начала ноября девятьсот пятого года, и на стороне российской армии выступили самураи под предводительством Харусады из рода Токугава. Который и заключил с императором Александром тайный союз.

Ничего даже близко похожего я уже, конечно, не помнил – в моем мире все сложилось иначе. И если у России и были союзники по ту сторону Японского моря, они так и не смогли повлиять ни на ход войны, ни уж тем более на ее итог.

– По условиям договора государь в обмен на поддержку и военную помощь союзных княжеских родов должен был способствовать восстановления власти сёгуна, которую род Токугава утратил еще в середине девятнадцатого века.

Это я помнил. Гражданская война в Японии продолжалась полтора года – и последний в истории сёгун ее проиграл. Вероятно, и здесь случилось примерно то же самое. С той только разницей, что местные самураи помнили старые обиды куда дольше – и даже пошли против собственной страны, чтобы вернуть власть.

– Так и случилось, – продолжил учитель. – Японский император Мэйдзи подписал капитуляцию в Киото восемнадцатого октября одна тысяча девятьсот пятого – этот день и принято считать завершением войны. Хотя боевые столкновения и продолжались до самого начала следующего года, они уже не носили систематический характер, и участие в них принимали по большей части не солдаты российской армии, а местные силы под командованием сёгуна.

– Иван Павлович! А что случилось с японским императором? Самураи его убили?

Рослый и плечистый парень с коротко стриженным затылком, сидевший через одну парту впереди меня, вытянул руку. И даже чуть приподнялся со стула – видимо, так сильно интересовала его судьба побежденного монарха.