Похоже, я еще огребу от такого напарника. Особенно, если игра так и не будет найдена. Я конечно, рассчитываю найти игру, продать, рассчитаться с Марком, заплатить его людям, чтобы наказали тех, кто втянул нас с Дэном в эту грязь, превратил наши жизни в кошмар. Но мало ли как разовьется ситуация.

– Пойми, – настаивает Андрэ, – ребенок должен быть похож на меня. Это обязательное условие.

Мои щеки вспыхивают ярким пламенем от слов мужа.

– Как он будет похож на тебя? Ты же не собираешься родить его от другой? – выпаливаю в гневе то, что давно вертелось на языке.

– Ревнуешь? Значит, любишь! – ухмыляется довольно.

Нет, милый, не люблю. Просто я собственница и ревнивица по жизни.

– Найди контейнер в России! – неожиданно предлагает мужчина.

– Что?.. – хлопаю на него глазами.

– Контейнер. Ну, это когда, одна женщина даст яйцеклетку, я – свой материал, а другая женщина – контейнер, выносит ребенка и отдаст его нам в следующий наш приезд.

Фу, как грубо!

– Такую женщину здесь называют суррогатной матерью! – грубо отвечаю мужу.

Воплощение в жизнь плана, который предлагает Гарсия, займет от года до двух. Меня не устраивает. У меня нет столько времени.

Мое время на исходе… если я не обрету малыша через пару-тройку месяцев, просто сойду с ума.

– Иди ко мне, – Гарсия ластится. Он привык решать все проблемы со мной через постель. – Ты моя славная, послушная девочка, и мне это нравится. Оставайся такой, – гладит меня по плечам. – Не доставляй проблем, не заставляй нервничать. Мне нужен покой, создай его мне. Я ведь так мало прошу у тебя?! – Заглядывает в глаза.

Сквозь злость улыбаюсь только уголками губ. А он продолжает давить, прессовать:

– Неизвестно какие гены у этих детей, и что из них вырастет!

– Ни что, а кто! – выплевываю гневно, думая о себе и Дэне.

Гарсия полоснул меня по губам темным взглядом, и я тут же осеклась.

Только сейчас, когда муж потерял на минуту контроль над собой, осознала, сегодня я слишком часто повышаю тон. А это может меня выдать с потрохами.

У меня нет права на ошибку.

– Прости, – втягиваю голову в плечи.

Рассматривает мое тело, но видно, что его мысли заняты другим. К сожалению, даже знаю, чем.

Эх, муженек, не знаешь ты главного, что ищешь именно меня…

Не люблю суровое лицо Андрэ, он сразу напоминает мне брата. Мой муж не такой, он добрый. По крайней мере, хочется в это верить. Потому что даже представить не могу его реакцию, когда он узнает, зачем я вышла за него замуж…

Его губы обнимают мои губы, глаза всматриваются в мои.

– Белла, когда сделаешь коррекцию зрения? Пожалей себя, все время носишь линзы. Это же страшно неудобно! Хоть бы на ночь снимала.

– Я хочу видеть тебя, а без линз я – слепошара. Скоро запишусь на лазерную коррекцию. Обещаю!

Вместо секса жутко захотелось заглянуть в бар.

Тайны, интриги, бесконечное враньё, в котором я погрязла по уши, – убивают меня день за днем, делают слабее.

Это неправильно, так долго не протянешь.

Но это единственный путь, чтобы выживать, существовать в настоящем моменте.

Спустя полтора часа муж куда-то собирается. Я тоже.

– Куда?

– Хотя бы куплю подарки, съезжу к детям, отвезу игрушки, гостинчики. Мне так будет легче. Не отговаривай.

– Не собирался. Любая блажь для любимой жены за мои деньги! – хохочет надменно Гарсия.

Глава 7

Виталина

Падаю в машину с водителем, которого мне нанял Андрэ. Едем в Красногорск.

Въезжаем на стоянку. Гляжу на наручные часы из белого золота. Я опоздала на пять часов. Уже вечер. Дети наверняка на ужине и меня к ним не пустят.

Это даже к лучшему, выгружу игрушки и уеду.

Муж хоть и жестокосерден, но прав, тратить впустую время, воспитывая чужого ребенка, точно не мое. Не для моих нервов, которые я потратила пачками

Не для моей изуродованной души. Таким малышам нужны нормальные приемные родители с огоньком внутри грудной клетки, а не с грудой пепла, как у меня.

Я сама поломанная, переломанная, ищу малыша, как лекарство в аптеке. Хочу не дать ему, а взять от него. Жажду излечения собственной израненной души.

Так неправильно! Так не должно быть!

Нужно оградить раненных жизнью детей от меня.

Я должна найти малышку до года, а лучше заказать «контейнер», как говорит Андрэ.

Пока раздумываю, глядя на небо, в мою руку вцепляются острыми когтями.

– Ой! – пялюсь на девчонку. Морщу носик, на лице расплывается гримаса отвращения. – Ты же грязная вся. Отпусти.

Малышка не реагирует, глядит на меня как Бемби невозможными огромными детскими наивными глазищами.

– Девочка, отпусти мою руку, умоляю, – пытаюсь забрать руку из лап милой бандитки, но ничего не выходит. – Помогите, – кричу так, чтобы меня услышали. Сама боюсь дернуть руку со всей силы, чтобы не причинить малышке вред.

Забияка глядит на меня волчонком.

– Возьми меня!

– Чего? – недоуменно хлопаю глазами. Зря я охранника с собой не взяла.

– Возьми меня! Я хорошая. Не пожалеешь!

Совсем не похожа она на такую.

Не хочу я ее брать!

– Как тебя зовут?

– Руся.

– Руслана что ли?

–Угу, – кивает головкой и трет грязными ручками пухлые щечки.

Руслана! Даже имя у нее как у мальчика.

Даже если бы мне разрешили взять взрослого ребенка, как эта, я бы не выбрала эту нахалку.

Глядя на эту малявку, мне хочется бежать прочь.

Приемную дочь я представляла себе по-другому!

Думала, будет милая сладкая Булочка, с косичками и розовыми бантиками.

А не демоненок в обличии нелепо разряженной девочки. Руся выглядит как цыганенок с вокзала – три странных хвоста на голове, десяток разноцветных больничных браслетов на тонких запястьях. Джинсовая курточка с ярлыком из магазина, желтая юбка с ценником, одетая поверх другой юбки.

Придумываю, как отвлечь малышку от себя. Ныряю в салон автомобиля, достаю из пакета большого белого пушистого зайчика, сую Руське в руки.

Малышка сжимает в пальчиках игрушку, воодушевленно радуется. Но обо мне не забывает. Разглядывает как куклу в витрине магазина.

– Красивая, – наконец выносит мне оценку.

– Спасибо, – в знак благодарности киваю как накормленный пони. – Давай бирку оторву, – хватаюсь за ценник на юбке, девчонка дергается резко, уходит вправо, и я выдираю бирку с ценником и кусок желтой ткани.

– Ах! – ахает малышка, в ужасе округляя глаза. – Это же подарок от красивой тети Полины.

– Твою мать! – испуганно гляжу в огромные карие глазищи.

Лицо девочки искажается.

– Только не плачь, я тебе сто юбок куплю, – умоляю малявку, и как набедокурившая маленькая детдомовская девчонка, сама оглядываюсь воровски по сторонам.

Ловлю себя на том, что снова ощущаю всю эту детдомовскую атмосферу каждой клеточкой кожи и души. Эта девочка сотворила со мной невиданное, помогла мне вспомнить себя, ощутить своего внутреннего обиженного ребенка.

Воспоминания помогли мне коснуться незаживающей раны и заштопать пару сантиметров невидимыми нитками.

Под ребрами глухо стучит сердце. Эмоции нарастают, грозятся перерасти в снежный ком.

Бросаю взгляд на девчонку и прихожу в полное изумление.

Она не плачет.

Видимо привыкла к боли, не пропускает ее в себя. Я знаю, некоторым удается выработать это крутое качество. С годами у них боль не притупляется, а перерабатывается в другие эмоции, действия.

Вот и эта оказалась из числа сильных, особенных, нарастивших в свои несущественные годы толстую шкуру.

Руся подходит ближе, сужает глаза, что-то там себе просчитывает в своем пытливом умишке, и выдает такое, от чего я прихожу в полнейший восторг.

– Сто юбок, по рукам? – протягивает мне маленькую лапку, перепачканную грязью и еще черти чем.

– Зачем тебе столько? – скрепляю сделку рукопожатием.

– Не твое дело! – фырчит маленьким рассерженным медвежонком, пытаясь закрыть дырку в юбке пальчиками.

– А всё-таки?

– Подружусь с девочками из группы, подарю всем, чтобы они меня любили.

– Разве любят за подарки?

– Ну, ты глупая! Конечно, да! – топает ножкой. Обнимает одной рукой зайца очень крепко, чтобы не потерять.

Сердце неприятно щемит. Неужели я в ее годы была такой же? Или я была слабой, только внешне царапалась, кусалась. А сильной я стала в десять лет, когда в наш детдом пришел Дэнчик.

Кусаю губы, пытаюсь скрыть слезы. Вроде выходит.

– Знаешь, Кнопка, я поеду. Курьер завтра привезет тебе юбки.

– Тебе можно верить? Может, залог оставишь? – тянет лапку к моим наручным часам.

– Ну, уж нет, дудки! Придется тебе поверить мне на слово.

– Ну как познакомились? Я смотрю у вас тут все тихо – мирно прошло, да? – к нам спешит воспитательница.

– Соня Мармеладова – воспитатель Алёшкиной Русланы.

– Изабелла Гарсия. Рада познакомиться. Я привезла игрушки, подарки. Вас предупреждали о моем визите.

Кивает. Глядит на меня напряженно.

– Вас не интересует усыновление или опекунство? – почти на ухо спрашивает меня девушка. Так заговорщицки, будто нелегальный живой товар предлагает.

Или она пытается сбагрить Руслану.

Ну, точно. Я это на себе проходила! Если ты идешь против правил, то от тебя пытаются избавиться. Или Сонечка – хороший человек и радеет за малышку.

Переглядываемся с Руськой и понимаем, что нам не по пути. Ни я, ни она не горим желанием жить вместе. Мы слишком одинаковые. По многим обстоятельствам нам с ней не быть вместе. Семья Гарсия против взрослого чужого ребенка, а у меня нервы ни к черту, не смогу я воспитать этого Ежика.

Соня заглядывает с надеждой мне в глаза:

– Белла, если вы не готовы к усыновлению, тогда можно попробовать оформить опеку. Вы насовсем переехали в Россию?

– Нет, мы здесь с мужем в командировке. Меня интересует усыновление. Я всё-таки склоняюсь к маленькому ребенку до годика.

– Жаль, – в глазах Сонечки появляется грустинка.

Охранник выгружает из багажника нашего внедорожника подарки.

Открываю пассажирскую дверцу автомобиля…

На прощание сжимаю ладонь девчонки в своей, ловлю ощущения.

Детская ладошка теплая, но я ничего не чувствую.

Я вся каменная зажатая.

Понимаю, чтобы растопить мое окаменелое сердце, нужен маленький ребенок. Мне надо держать его у груди, кормить, нянчить, вставать к нему по ночам.

А эта Пигалица сама кого хочешь отнянчит.

Нет, она мне не подходит! – убеждаю себя.

Девчонка со светлыми тонкими волосиками (один в один как у меня в детстве) вздыхает, ведет взглядом по моему умопомрачительному зеленому платью, неожиданно начинает реветь.

– Вашу Машу! Только что же все было нормально? Что стряслось? – нервно дергаю воспитательницу на себя, чтобы малышка не слышала.

– Русенька, у нее очень чувствительное сердечко и тонкая организация психики, и душа маленького растерянного человечка. Она только кажется взрослой и сильной, на самом деле очень переживает, когда очередная мамочка говорит ей «нет».

Блин! – уже жалею, что приехала сюда, надо было курьера отправить. Всё равно я не могу взять взрослого ребенка, Андрэ не позволит.

– Уезжайте, я ее успокою.

– Гудбай, Кареглазка, – машу Руське, показываю на ее порванную юбку с биркой. – Завтра жди, – разворачиваюсь, сажусь в машину.

Приезжаю в отель поздно вечером, Андрэ уже ждет в ресторане. Как зомби иду к нему, ем, слушаю его планы и веселые байки об «этих» русских. Улыбаюсь как робот.

Сама же знаю, что уже никогда не буду прежней.

Девочка с медовыми глазами попала в мое сердце и осталась там навсегда. В Руське я увидела себя маленькую.

На мне искушающее платье, поэтому Гарсия быстро заканчивает с ужином и ведет меня в номер, в постель.

Мурчу, как он любит.

Но сама ничего ощущаю. Ничего, что происходит здесь и сейчас.