Слова Изабель эхом прозвучали в голове: «Ты безрассудная. Ты чересчур эмоциональная. Тобой легко манипулировать. С твоим послужным списком ты скорее начнешь войну, чем закончишь ее».

– Я совсем не дипломат, – пробормотала она.

– Чепуха! – Он подмигнул ей. – Думаю, вы идеальная кандидатура.

Столько всего могло пойти не так. Однако Изабель не сможет игнорировать ее, когда Рен доставит дипломатическое послание из Керноса. Как не сможет игнорировать и то, что Кернос связался с королевским бастардом из-за нее.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но какое же она получит удовольствие, когда собьет спесь с тети. Рен не смогла сдержать улыбку.

– Я согласна.

– Именно это я и хотел услышать. – Достав перо из чернильницы, Лоури расписался на листе пергамента и подвинул документ через стол к Рен. Она узнала изящный почерк из письма. – У меня есть хороший друг, герцог Мэттонви, он и его адвокат составили договор. Я подумал, что так, возможно, вы будете чувствовать себя более защищенной. Я понимаю, что ваше положение довольно шаткое.

Договор в самом деле развеял ее сомнения. Поскольку в последнее время мир, казалось, рушился у нее в руках, она ценила все прочное, за что можно было держаться. Она взяла у него ручку и начала читать. Преамбула была всего лишь стилизованным, чрезмерно раздутым канцеляризмом, но она концентрировалась на основах: обещания гарантировать пропитание и убежище. Но условия ее соглашения заставили задуматься. Они казались… ограничивающими.

Я, Рен Сазерленд, согласна со следующими условиями:

1. Я обязуюсь предоставлять подробную информацию о ходе лечения пациента каждую неделю на регулярной встрече, которая будет организована по взаимному согласию.

2. Я обязуюсь соблюдать комендантский час и удаляться в свою спальню с полуночи до шести утра.

3. Я не имею права входить в восточное крыло поместья.

4. Я не имею права покидать поместье ни при каких обстоятельствах без специального разрешения.

Если я не выполню одно из условий, я понимаю, что это соглашение немедленно будет расторгнуто, и принимаю все вытекающие из этого последствия.

Рен отчаянно надеялась, что недоумение и возмущение, которые заставили руку замереть, не отразились на лице. Комендантский час и запертые двери? Неужели и здесь с ней будут обращаться как с ребенком?

Она искоса взглянула на Лоури. Он откинулся на спинку стула и наблюдал за ней, высунув кончик языка.

– Что-то не так, мисс Сазерленд?

У нее вырвался тихий смешок.

– Прошу прощения, лорд Лоури, просто эти условия заставили меня почувствовать, словно вы мой опекун, а не работодатель.

Как и ожидалось, Лоури выглядел обиженным.

– Я понимаю ваше беспокойство. Юристы чрезвычайно, до безумия скрупулезны. Но, пожалуйста, пусть вас это не беспокоит. Если вы позволите объяснить несколько пунктов договора, я, возможно, развею ваши сомнения по поводу нашего соглашения.

Рен скрестила на груди руки.

– Хорошо.

– Я уверяю, что все это только ради вашей безопасности. Как я уже упоминал, этот дом древний. Из-за некоторых, скажем так… проблем со структурной целостностью я перекрыл доступ ко всему восточному крылу.

Она вспомнила, как было холодно на той стороне дома.

– Что там произошло?

– Несколько месяцев назад я попросил провести небольшой ремонт. Многие стены сделаны из цельного камня, что затрудняет установку электрических кабелей, и… – Он замолчал и махнул рукой. – Я уж не буду утомлять вас техническими подробностями. Пока инженеры работали, лестница рухнула и похоронила нескольких из них. Излишне говорить, что восточное крыло слишком опасно – и, кроме того, там слишком темно. После этого инцидента я приостановил ремонт, из-за чего в некоторых комнатах все еще газовые лампы. Боюсь, в том числе и в вашей. Я очень сожалею об этом.

– Ох, – тихо произнесла Рен.

– Что касается запрета на выход из поместья… Это отчасти из-за карантина, так как я бы не хотел, чтобы болезнь распространилась за пределы Колвик-Холла. Однако вы профессионал, и, если вам понадобится уйти, я с радостью дам свое разрешение. Я просто хочу знать, когда вас ждать дома, на случай если мне понадобится послать за вами. В это время года можно умереть не моргнув и глазом.

– Это часто случается?

– О да. Всего несколько лет назад у нас был несчастный случай на одной из моих вечеринок. Вышел в метель, без обуви или чего-то еще. Бедняга. Упокой, Богиня, его душу.

Лоури говорил обо всем этом так безразлично. Сколько трагедий здесь произошло? Хотя действительно имело смысл быть осторожной, учитывая все обстоятельства, Рен все еще не могла избавиться от чувства неловкости из-за всех этих правил.

– А комендантский час?

– Ах, это. – Лоури робко улыбнулся. – Боюсь, у этого пункта нет рационального объяснения. Я почти не сплю, с тех пор как здесь распространилась болезнь. Любой шум будит меня. Надеюсь, вы позволите мне эту вольность. Если вас это утешит, его соблюдают все, даже я.

– Конечно. – Рен тяжело сглотнула, ломая голову в поисках чего-нибудь еще, к чему можно было бы придраться. Однако она была гостьей в его доме, и Лоури оказал ей огромную услугу. Самое меньшее, что она могла сделать, – это проглотить гордость и придерживаться его нелепых правил во время своего пребывания в поместье.

– Пожалуйста, скажите, могу ли я сделать что-нибудь еще, чтобы успокоить вас? – От беспокойства между его бровями залегла складка. – Я понимаю, что здесь может быть холодно и мрачно. Я хочу, чтобы вы чувствовали себя как можно более желанной гостьей.

– Нет-нет. Вы ответили на все мои невысказанные вопросы. – Рен выдавила улыбку. – Что касается хода лечения, я дам свою первую оценку состояния пациента…

– Генри, – подсказал он.

– Точно. Я дам свою первую оценку состояния Генри завтра. Мы можем встретиться за чашкой чая?

– Это будет идеально. – Лоури еще сильнее откинулся на спинку стула, убирая со лба кудри. Вот так, даже в пафосном наряде и при всем лоске, Рен могла видеть трещины в его маске. Он выглядел совершенно измученным – и было что-то еще. Что-то твердое, решительное и непоколебимое. Почти неистовое. – Повторюсь, я очень рад видеть вас здесь. Не думаю, что смогу выдержать хоть еще одну смерть.

Рен до боли хорошо понимала это чувство.

– Я постараюсь сделать все, чтобы этого не произошло.

– Благодарю вас, – хрипло произнес Лоури. – От всего черного и съежившегося сердца. Спасибо.

– Не стоит. – Ее взгляд вновь упал на договор. Хотя внутренности протестующе скрутило, что еще она могла сделать? Она написала внизу свое имя. Чернила отсвечивали красным в свете лампы.

Когда она подняла глаза, ей показалось, что голова оленя без глаз позади Лоури смотрела на нее. Рен поежилась. Она не была суеверной, но видеть, как за ней наблюдает столько смертей…

Это не предвещало ничего хорошего для выздоровления ее пациента.

В холле за дверью комнаты Рен пахло болезнью: отварами трав и затхлым воздухом. Ее тело ныло, а отяжелевшие глаза молили о сне, но целительная магия тянула к пациенту. Болезнь окутала дом, как погребальный покров, втиснулась в каждую щель, напоминающую рану. Она была совершенно выбита из колеи, но, возможно, знакомые ритмы исцеления успокоят ее.

Она не могла избавиться от страха, который поселился под кожей, словно озноб, как только она отказалась от своей свободы по прихоти Алистера Лоури. Но это было совершенно необоснованное беспокойство. Лоури был эксцентричным, как и предупреждал Бэзил. Осторожен, как и любой другой, ставший свидетелем стольких смертей.

Не то чтобы ей нужно было куда-то идти, особенно в такую бурю. Теперь она действительно началась, завывая и сотрясая окна, как привидение. За окном холла вид был сплошным кружащимся белым пятном.

Рен перекинула медицинскую сумку через плечо и направилась в комнату больного. С каждым шагом звук затрудненного дыхания становился все громче. Ее магия снова вспыхнула внутри, покалывая и обжигая кончики пальцев. У нее никогда не получалось сопротивляться стремлению исцелить, но это был новый вид голода. Какая бы болезнь ни поразила этого человека, она бушевала слишком долго. Еще несколько дней без лечения, скорее всего, убьют его. Дверь скрипнула, когда она осторожно открыла ее.

– Здравствуйте? Генри? – позвала она, надеясь, что не напугала его. – Я целитель, меня позвал лорд Лоури.

Но ответом была лишь тишина.

Единственная свеча, расплавленная до состояния лужи, горела во мраке, но тени упрямо цеплялись за углы, как пятна дыма. Кровать занимала почти всю комнату, ее белый балдахин был закрыт. У Рен создалось впечатление давно заброшенной комнаты, вся мебель была под чехлами. Из-за балдахина донесся влажный, лающий кашель.

Рен села на стул рядом с кроватью больного и отдернула занавеску. Мужчина лежал, завернувшись в простыни и опираясь на подушки. Хотя усталость делала ее вялой, она собрала магию и положила ладонь ему на грудь, чтобы оценить повреждения организма. Что могло уничтожить слуг за несколько недель?

Ее глаза привыкли к темноте. Постепенно вырисовывалось лицо больного. Черные волосы и смуглый цвет кожи. Властные черты лица. Слегка пухлые губы. Это был не тот величественный дворецкий, которого она себе представляла. Он был просто угрюмым молодым человеком. Просто…

Рен подавила вздох и отдернула руку.

Это был не простой слуга.

На постели больного беспокойно спал Хэл Кавендиш.

9

Хотя с их последней встречи прошли годы, она не смогла бы его с кем-то спутать. Это был он. Это Хэл. Хэл, которого считали пропавшим.

Но вот он, в этом поместье, лежит на кровати с балдахином. Рен резко встала, и скрип стула разбудил его. Со стоном он открыл глаза. Разум Рен помутнел от ужаса, стал такого же черного цвета, как глаза Кавендиша. Она уставилась на его грудь, стараясь не смотреть в глаза. Даже одной секунды, одного взгляда будет достаточно, чтобы ее сердце остановилось.

Нет-нет-нет. Это невозможно. Почему здесь оказался именно он?

Он – Жнец Весрии. Он – чудовище, он выше таких смертных вещей, как болезнь. Но все же он томится здесь, как любое существо из плоти и крови, страдающее лихорадкой. Заметив, как он дрожит, ей стало почти жалко его.

Когда страх превратился в ярость, в голову Рен без спроса проскользнула мысль: «Убей его».

Чернила уже высохли на контракте, который требовал, чтобы она исцелила его, рискуя всем, что старалась сохранить. На руках этого человека было слишком много крови, ее уже невозможно смыть. Убить его было бы так просто, так правильно. Она могла бы прямо сейчас перерезать ему сонную артерию и не задумываться о пустяковых последствиях разрыва контракта.

Рен никогда раньше не убивала. Ее клятва целителя запрещала это. Но она наблюдала, как ее друзья делали это снова и снова с грацией и безжалостностью волка, сворачивающего шею кролику. Избавление от Кавендиша стало бы актом милосердия, было так же свято, как исцеление. Погибнуть от рук врага было более почетно, чем умереть от лихорадки, как дикая собака.

Серебряная магия осветила ее ладони. Каждый незаслуженный вздох Хэла был хриплым.

Раз Уна хотела, чтобы она была безжалостной, она оправдает ее ожидания.

На противоположной стене Рен заметила свое отражение в старом зеркале, покрытом темными пятнами, похожими на плесень. Со взъерошенными волосами и ввалившимися глазами она выглядела изможденной, отчаявшейся и испуганной. Она была совсем не похожа на саму себя.

Что она делала? Она была целителем, и кроме того…

Вернулось смутное воспоминание о встрече с Изабель. «Его жизнь принадлежит мне». Гнев Рен медленно остыл и уступил место осознанию. Она не могла убить Хэла, потому что королева хотела видеть его живым.