– Прикинь, Кэсси. Геракл спёр у него собаку, Орфей запудрил ему мозг своими песнями, а Сизиф просто отпросился на минуточку якобы на разборки с женой. И чего мне бояться такого придуря?

Я согласно кивала и верила, что Аид нас не возьмет. Я тогда была еще школьницей, увлекалась ботаникой, готовилась идти на биологический. Приносила ему в больницу цветы и листья, которым потом предстояло попасть в мой гербарий. Он загадывал, что принести в следующий раз. Для меня это была занимательная игра.

На третьем году его болезни, когда мне пришло время поступать, я решила пойти в Кибернетический. Арчи уже не был таким веселым. Я смотрела, как иссохшими пальцами он перелистывает страницы моего гербария, и оставшиеся десять процентов казались мне чертовски крупной цифрой. Нужно было застраховать от нее свою семью. В Кибернетическом институте базировался проект по цифровому бессмертию, и я решила во что бы то ни стало попасть в него. Я окончила институт экстерном, меня взяли в проект, и я добилась, чтобы Арчи вошел в экспериментальную группу пациентов.

– Кэсси, – Арчи взял себя в руки, виновато наморщил лоб, – пойми, мне хочется курить настоящие сигареты, чувствовать настоящий ветер на настоящей коже… А искусственное – я не хочу. Не жизнь это. – Он уронил голову на грудь и замолчал.

Весной N-го года, когда он проходил в больнице очередной сеанс химии, я привозила ему с дачи цветущие ветки сирени. Мама говорила, если ломать ветки, она пышнее цвести будет. Вот какая у сирени воля к жизни.

Ее сладкий аромат навевал мечты, заставлял нас строить планы на будущее. Арчи хотелось научиться нырять с аквалангом и попасть в Древнюю Грецию. Я мечтала отправиться в звездную систему Арчибальд, чтобы изучать ее флору. На Древнюю Грецию я тоже была согласна. И мы радовались, находя в соцветиях сирени пятилистники, – ведь это к счастью. К тому, что мечты сбываются…

Теперь сирень не такая, как раньше. Сердцевидные листья идеальной формы без единой червоточинки, соцветия чисто лиловые, строго конусообразной формы. Постарались селекционеры и для аллергиков – теперь сирень не пахнет. И ни одного пятилистника не найдешь.

– Дурак ты! – разозлилась я. – Ты осознаёшь себя, значит, ты есть! И тебе не нужно заботиться о еде или крове! Ты не заболеешь! Ты не должен вставать в семь утра и, с трудом продирая глаза, идти на работу. Помнишь, как тебя бесила такая перспектива? Ты – чистая мысль! Летаешь, где хочешь! Разве это не прекрасно? Я создам тебе любой виртуальный мир – катайся на машинах, путешествуй, узнавай новое! Декарт бы тебе позавидовал.

– Хех, ничего действительно нового я узнать не могу. Ведь я могу попасть лишь в ту виртуальную копию реальности, которая уже известна человеку, настоящему человеку. И, кстати, о Декарте… – Арчи снова усмехнулся и напустил на себя глубокомысленный вид.

– Разовью его мысль. Я мыслю, значит, я существую. Но существую не значит живу. Вывод: иди в жопу, Декарт!

Мне больно это слышать, Арчи. Говорят, я неплохой ученый, у меня много научных статей, на моем счету многие открытия в области цифрового бессмертия.

На собственные деньги я нанимала программистов, и мы работали по ночам, чтобы мои идеи претворялись в жизнь быстрее. Знаешь, мне бы хотелось вывести сорт сирени, где все цветки были бы пятилистниками. Но пришлось стать программистом. Всё ради тебя! А ты не оценил, что я для тебя сделала.

– Ты просишь подумать о себе, а о нас ты подумал? Захочет ли мама жить без тебя? Смогу ли я жить без тебя?

У меня в запасе много аргументов, я каждый день прокручиваю их в голове.

– Вы же хоронили мое тело. Так что самое худшее для вас позади. А вообще… – Он ласково улыбнулся и провел рукой по экрану, словно коснулся моего лица. – …ты такая эгоистка…

В палате Арчи надолго поселилась хитрая аппаратура, он часами лежал, опутанный проводами и электродами. Я говорила ему, что мы тестируем новую технологию лечения. Если бы он узнал тогда, что происходит на самом деле, он бы убил меня. Так и слышу, как он говорит: спасибо, сестренка, что заранее меня похоронила. Но я никогда не хоронила его. Просто однажды я представила, что он умер, и чуть не умерла сама. Падая в обморок, головой зацепила хрустальную вазу и угол стола. Голову зашили, а страх потерять его остался.

И вообще, я не врала ему. Оцифровка личности – действительно лекарство от всех болезней. Той весной мы успели описать характер Арчи, модель поведенческих реакций, снять копию с его памяти, сделать детальный визуальный образ. Я верила, что смогу создать для него вторую жизнь, хотя и без тела. Со временем мы разработали для цифровых бессмертных – этернитов – тактильные ощущения, виртуальные города, в которых они могли жить. С помощью специальных виртуализационных капсул обычные люди могли оказываться в искусственном пространстве и общаться с этернитами.

Наш проект взорвал мир. Газеты восторженно трубили о победе над смертью, люди стояли в очереди за инфоснимками, капсулы были нарасхват. Правда, пока это могли себе позволить только богачи и малая доля онкобольных, поступающих к нам по государственной программе.

Я тоже поначалу увлеклась капсулами, зачастила в гости к брату, а потом перестала: мне было там немного не по себе. Я боялась, что однажды перепутаю виртуальный мир с реальным. Нет, конечно, Арчи был прав, ощущения в виртуальном мире менее яркие, чем в жизни. Но и в жизни иногда, как посмотришь вокруг, – блёклое всё, безжизненное. Люди в немаркой одежде, вжав головы в плечи, спешат на работу, проводят там в механических действиях целый день, вечером торопливо поглощают безвкусные полуфабрикаты, потом пару часов бессмысленных телепередач, не оставляющих ни малейшего следа в памяти, – и спать до нового бесцветного трудового дня. А виртуальный мир можно раскрасить по своему вкусу и заниматься там, чем хочется. Так что неизвестно еще, где лучше.

Другие этерниты никогда не жаловались на недостаток ощущений. Человеку, которому подарена вторая жизнь, не свойственно капризничать. Но Арчи не был обычным человеком. Он слишком хорошо помнил себя живого.

На моем столе в цветочном горшке рдели алые орхидеи – редкий вид. Интересно, растут они на Арчибальде? Лучше бы это была сирень, но для нее не сезон. Я устала с ним спорить. Сняла очки, протерла идеально чистые стекла:

– Ты не ценишь то, что у тебя есть. Просто подумай об альтернативе…

Он отозвался голосом еще более усталым, чем у меня:

– Я думаю о ней каждый день.

4

Я помню тот день, когда тело Арчи умерло, и я впервые вступила в контакт с его инфоснимком. Мама стояла позади меня и плакала, а я объясняла Арчи, что теперь он цифровой бессмертный, и рисовала его дальнейшие перспективы. Мои щеки горели от волнения, руки дрожали. Он, бледный как полотно, недоверчиво смотрел на нас с экрана коммуникатора и слушал. Когда я закончила, он лишь улыбнулся уголком рта и сказал:

– Прикольно!

Поначалу Арчибальду нравилась его новая сущность. У него захватило дух от открывшихся перед ним возможностей. Человек, которому не нужно ни есть, ни спать, который не стареет! Каких интеллектуальных высот он мог достичь! Он мог заниматься творчеством, наукой, бизнесом, и все это без ограничений по времени. Он был на вершине пирамиды Маслоу. А то, чего он не мог, казалось просто физиологическими потребностями. Рудиментом, от которого организму, перешедшему на следующую ступень, давно следовало избавиться.

Наш проект получил безоговорочную поддержку правительства. Все необходимые законы для уравнивания прав этернитов с обычными людьми были приняты без проволочек. У Арчи был паспорт, карта социального страхования и вполне реальный банковский счет, на который работодатель мог перечислять зарплату.

Арчи быстро освоился со своим новым статусом. Через программы-адаптеры он мог подключаться к электронным библиотекам, общаться с людьми, писать курсовые работы, сдавать экзамены, управлять своими деньгами в банке – в общем, вести вполне полноценную социальную жизнь.

Я была в эйфории от того, что у меня всё получилось. Целыми днями мы с Арчи ныряли в виртуальные морские глубины и путешествовали по Древней Греции, над которой я кропотливо работала во время его болезни. Мне казалось, что и Арчи счастлив. Он улыбался и хохотал, как прежде. Он бился на мечах с самим Гектором и воочию видел Трою.

Мама долго не могла привыкнуть. Ей всё казалось, что вместо сына ей подсовывают суррогат. И когда она в виртуальной комнате обнимала Арчи, гладила его по щеке, ее не покидало ощущение какого-то дурного сна, полусумасшествия. Она все мучила его расспросами о нашем прошлом:

– Ты помнишь, что ты сказал после первого дня школы мне на ушко?

– Ты помнишь, какой велосипед мы тебе на семь лет подарили?

Это превратилось в какую-то непрекращающуюся болезненную викторину, в которую включилась и я. «Ты помнишь?..» – спрашивали мы то и дело, словно проверяли друг друга на настоящесть.

За полгода Арчи проглотил программу трехлетней аспирантуры и начал преподавать древнегреческую литературу. Он появлялся перед студентами на большом мониторе с поворотным механизмом, которым сам управлял. Студентам это было не в новинку – телемосты и видеоконференции существовали еще в двадцатом веке. Многие даже не знали, что Арчи – этернит. Деньги он тратил на нас с мамой или вкладывал в мои изыскания. Вслед за мной увлекся кибернетикой, потом принялся за философию, потом бог знает за что еще…

Однажды мы с Арчи прогуливались по нашему дачному поселку, точнее, его виртуальной копии. Все было как в жизни: белый гравий мягко хрустел под ногами, с обочины тянул к дорожке настырные лапки клевер, ветер доносил едва заметный аромат цветущей сирени. Только георгины на клумбах цвели чересчур пышно. Арчи в тот день больше молчал. Небритый, в потертом твидовом пиджаке, на голове дурацкая вязаная шапочка – прямо сумасшедший ученый на пороге открытия. При каждом шаге Арчи зарывался носком кеда в гравий и выбрасывал вперед маленький залп камешков.

– Ну хватит! – прикрикнула я, раздраженная шаркающим звуком.

Арчи снял с ноги кед и внимательно осмотрел его.

– Хех, царапины от гравия – почти как настоящие, – ухмыльнулся он. – И как это вам удается всё так детально проработать? Боги вы, что ли…

В последней фразе звучала издевка. Он потряс кедом над моей головой и добавил:

– Представь на минуточку, что какую-то частичку меня вы все-таки упустили… И моя, скажем, «душа» сейчас уже бродит по царству Аида, а я и не знаю…

Ты понимаешь, какого удовольствия ты меня лишила? – Он состроил огорченную гримасу и зашвырнул кед далеко в кусты.

С этого момента Арчи словно подменили. Внезапно ему захотелось власти, и за пару лет он вытеснил из кресла старого ректора. Потом занялся политикой и даже начал предвыборную кампанию в одном округе, но ему это быстро наскучило. Он подсел на компьютерные игры, стал спускать деньги на казино и виртуальные наркотики, которые подпольно разработали какие-то негодяи.

В университете свои часы по Древней Греции он сбагрил другому преподавателю, а сам начал читать собственный курс лекций «Философия смерти». Я была на одной из них. С бледным лицом и бегающими глазами Арчи скороговоркой произносил отрывистые фразы, потом надолго замолкал и взрывался речью снова. Руки его то энергично взвивались в воздух, то повисали плетьми. В конце, с трудом выговаривая слова, он простонал:

– Всё! Я больше не могу. Я сдаюсь. – И упал лицом вниз на свой виртуальный лекторский стол.

…Экран коммуникатора все еще горел передо мной. Арчи не отключился. Кит за его спиной тихо вздыхал, плеск и мерцание воды убаюкивали.

– Ты помнишь Терцию? – спросил он.