Только одно место в доме оставалось для девочки загадкой – бабушкина комната. Дверь туда всегда была плотно закрыта. Баб Дуся несколько раз в день уединялась там и молилась в одиночестве. Гуля из любопытства прижимала ухо к двери и слушала монотонный бабушкин голос, но слов разобрать не могла. Когда бабушка молилась, ее нельзя было тревожить, она заранее предупредила об этом Гулю.

Несколько раз девочка принималась плакать по маме, уткнувшись лицом в подушку, чтобы баб Дуся не слышала. Она по-прежнему сильно тосковала. Чтобы отвлечь себя, Гуля начала читать книгу, которую бабушка достала для нее из своего сундука. Книга была старая, с выцветшей обложкой, и представляла собой сборник рассказов о природе. Баб Дуся, смахнув пыль с обложки, сунула ее Гуле в руки и сказала: «Читай, Гуленька, ты сейчас деревенская, тебе полезно больше о природе знать!» Гулю подобные книги совсем не привлекали, поэтому чтение долгое время не продвигалось дальше первой страницы.

Как-то после обеда Гуля вышла во двор. Бабушка как раз кормила там овец. Гуля поиграла со Снежком, а потом облокотилась на забор, восторженно любуясь озером. Воды его синели, отражая, словно зеркало, насыщенный цвет неба, блестели и переливались на солнце. Захотелось искупаться, но купальника не было, Гуля взяла с собой в деревню только самое необходимое из вещей.

– Озеро наше зовется Черным, – тихо сказала баб Дуся, подходя сзади к Гуле, – К нему лучше не ходи. Нехорошее оно, злое. Много людей погубило, на дно утянуло.

– Да? А кажется очень красивым, – проговорила Гуля.

– В том-то и дело, что в жизни нам много чего кажется, – баб Дуся строго взглянула на Гулю, – кажется-то одно, а на самом деле выходит совсем другое.

– Почему ваша деревня называется Заозерье? Что там, на другом берегу, за лесом? – спросила девочка.

Бабушка пожала плечами, небрежно махнула рукой, указывая куда-то вдаль.

– Тоже разные села и деревеньки, ничего интересного.

Гуля смотрела на озеро, у нее вдруг снова стало тяжело на душе. Баб Дуся, заметив, что девочка снова загрустила, торопливо заговорила:

– Пойду Вишенку проверю да к соседке Томе загляну, проведаю ее. Пойдем-ка со мной? – баб Дуся погладила Гулю по голове.

– Нет, бабушка, я тут побуду, со Снежком поиграю. Не хочется мне сегодня никуда идти, – ответила Гуля, смахнув рукой слезинки, выступившие на глаза.

Баб Дуся внимательно посмотрела на внучку, потрепала ее по плечу и сказала тихо:

– Погрусти, голубушка, потоскуй, милая. Грусть-то и тоску нужно обязательно выплакать, чтоб камня на душе не было. Так легче будет. А если что вдруг тебе понадобится, я вон там, в доме на пригорке буду, там Тома живет.

Гуля кивнула и села на нижнюю ступеньку крыльца, наблюдая, как бабушка быстро идет по тропинке к старому дому на пригорке. Когда ее серый платок, накинутый на плечи, скрылся в густой зелени кустов и деревьев, Гуля встала и принялась бродить по двору. Возле бабушкиного дома располагался небольшой огородик – ровные грядки были тщательно прополоты и политы. Видно, баб Дуся, и вправду, с утра успела переделать кучу дел. Гуле вдруг стало стыдно, что она не помогла ей. Завтра она обязательно встанет пораньше и поможет.

Обойдя огород, Гуля заглянула в приоткрытую дверь маленького покосившегося сарайчика. Внутри было темно, душно, на стенах висели старые, заржавевшие лопаты, грабли и тяпки, на полу лежало терпко пахнущее сено. Сквозь щели в тонких деревянных стенах внутрь сарайчика сочилось солнце, и в его лучах кружились многочисленные пылинки. Гуля вошла внутрь и стала ловить пылинки руками, она так делала, когда была малышкой, а еще специально прыгала на кровати, чтобы пылинки взмывали в воздух. Это было похоже на настоящее волшебство!

Воспоминания снова нахлынули на нее, но она сжала кулаки и проглотила очередные подступающие к глазам слезы. Взгляд ее внезапно упал на сложенную в углу стопку картин в деревянных рамах. Она подошла ближе, взяла в руки одну из них, стряхнула с полотна толстый слой пыли и с удивлением обнаружила, что это икона. Несколько старинных икон лежали в сарае, словно ненужный хлам. Краска на рамах облупилась, и сами иконы были в плачевном состоянии. Гуля удивилась, ведь бабушка сказала ей, что молится в своей комнате. Почему же она сложила здесь все эти иконы? Разве они не нужны ей?

У крыльца громко залаял Снежок, и Гуля вздрогнула от неожиданности, уронила икону на пол. Быстро подобрав и положив ее на место, она выбежала из сарая. У калитки стояла старушка в цветастом платье, и ее пронырливый взгляд сновал туда и сюда по двору. Снежок напрыгивал передними лапами на калитку и заливался лаем.

– Здравствуйте, – нерешительно произнесла Гуля.

– Ты, что ли, Дусина внучка? – прокричала старушка на всю улицу.

– Я, – ответила Гуля, пытаясь угомонить Снежка.

Старушка несколько раз обсмотрела девочку с ног до головы, разве что в рот к ней не заглянула. Глазки у нее были маленькие и премерзкие.

– Позови-ка мне Дусю, пусть мне соли отсыпет, сколь не жалко! – снова закричала женщина.

Сощурившись, она вновь и вновь пристально рассматривала Гулю с ног до головы.

– Бабушка Дуся ушла к соседке Томе. Но соли я вам сейчас сама отсыпаю, думаю, она не будет против, – сказала Гуля.

– Не будет, не будет. На прошлой неделе у меня стакан муки занимала, до сих пор не вернула! – ворчливым голосом произнесла старушка.

Она вынула из седой шевелюры полукруглый гребень и зачесала им свои редкие волосы назад. Гуля взяла Снежка на руки и пошла с ним в дом за солью.

– Руки-то после собаки хоть вымой прежде чем мне соль сыпать! – прокричала ей вслед старушка.

Когда Гуля, спустя пару минут, вынесла из дома кулек соли, старуха взяла его, недовольно поджала губы и, еще раз недружелюбно зыркнув на Гулю, ушла восвояси. А Гуля вернулась домой, села на кровать и взяла в руки книгу. От волнения она никак не могла уловить суть прочитанного и перечитывала одну и ту же строчку не один десяток раз. Спустя час домой вернулась баб Дуся. Она сунула Гуле под нос ароматный пучок.

– Мяту нарвала у Томы. У моего-то дома никак мята не растет. А у Томки, как сорняк – все кругом в мяте.

– Мне мама говорила, что мята все плохое и нечистое отгоняет, – сказала Гуля.

Баб Дуся улыбнулась. Улыбка у нее была добрая, в глазах играли маленькие искорки.

– Да так можно про каждую траву сказать, Гуленька. Все травушки что-то да отгоняют. Насчет нечисти мамка твоя, скорее всего, выдумала, а вот то, что мятушка душевную хворь прогоняет из человека, если ее пить по стакану в день, вот это я точно знаю, поэтому и нарвала для тебя целую охапку.

Баб Дуся поставила на стол маленький заварочный чайник, весь в темных разводах, со сколом на узком горлышке.

– Вот сейчас кипяточком залью, настоится и будем с тобой пить чай.

Гуля кивнула, а потом, вспомнив о сегодняшней гостье, сказала:

– К тебе бабка какая-то приходила. Злая и ворчливая. Я ей соли отсыпала, она попросила.

Баб Дуся причмокнула губами и недовольно нахмурилась.

– Анастасийка, наверное, с соседней улицы. Про муку-то свою, небось, опять спрашивала? – в голосе ее прозвучала насмешка.

– Угу, – промычала Гуля и улыбнулась.

– Надо было ей в рожу солью кинуть, чтоб она сюда больше не таскалась! – с хитрой улыбкой проговорила баб Дуся, – вот мука будет, отдам ей долг и все выскажу, что о ней думаю! Зараза такая! Еще что-то она у тебя спрашивала?

– Нет, – ответила девочка, – только смотрела на меня, как на диковинку. Все тут на меня как-то странно смотрят.

– Ну, не каждый день к нам в Заозерье гости приезжают, вот и смотрят. Ничего, через неделю привыкнут, – успокоила Гулю баб Дуся.

Гуля села за стол, наблюдая за проворными движениями бабушки. Снежок, обнюхав платье баб Дуси, улегся под столом, положив голову на лапы.

– Бабушка, а вот ты мне говорила, что в своей комнате молишься. А ты правда веришь в Бога? – неожиданно спросила Гуля.

Бабушка обернулась и удивленно взглянула на нее.

– Верю, – ответила она, – а чего это ты об этом спрашиваешь?

Гуле вдруг стало стыдно за то, что она без разрешения осматривала сарай, но мама ей всегда говорила, что жить проще, когда все делаешь вовремя – говоришь, когда нужно говорить, спрашиваешь, когда нужно спросить, и молчишь, когда нужно молчать. Люди вечно путают все местами и, тем самым, усложняют себе жизнь. И Гуля собралась с духом и произнесла:

– У тебя иконы в сарае лежат. Я случайно увидела. Тебе разве они не нужны?

– Иконы?

Баб Дуся замешкалась, но лишь на пару секунд, а потом произнесла уверенно:

– Ах, иконы! Так я их специально все из дома-то вынесла.

–Зачем? – искренне удивилась Гуля.

– Вера, она не в иконах, а в сердце.

Баб Дуся замолчала, уголки ее губ поползли вниз. Потом, видя пристальный и ждущий Гулин взгляд, она села на лавку и задумчиво вздохнула:

– Не знаю, поймешь ли ты…

– Я уже не маленькая, бабушка. Мама со мной всегда обращалась, как со взрослой.

Вспомнив о маме, Гуля вновь почувствовала, как ее тоска поднимается вверх со дна души. Видимо, лицо девочки стало таким несчастным, что баб Дуся тут же положила руку ей на плечо.

– Ладно, раз не маленькая, то расскажу коротенько.

Взгляд ее стал загадочным, она словно смотрела в саму себя, вспоминая то, что когда-то с ней произошло. А потом она заговорила тихо и медленно, делая паузы после каждого предложения:

– Давным-давно, когда мамка твоя была чуть старше, чем ты сейчас, проходил через наше Заозерье старец. Звали его Емельян. И вот попросился он ко мне на ночлег. Так уж вышло, что никто его в нашей деревне к себе не впустил, а мой-то дом был последним. На меня у него была последняя надежда. Ну я сжалилась, да и впустила его. Хотел Емельян в сарае на сене ночь спать, но я ему в кухне на лавке постелила. Какой-никакой, а все равно человек, а не скотина. Одежда на Емельяне была вся изношенная и рваная, но глаза-то его были добрыми и внимательными. Я его по доброте душевной отогрела, накормила, напоила, да спать уложила. А ночью его одежду перестирала да заштопала.

Баб Дуся замолчала, задумчиво глядя в стену. И Гуля, не выдержав, спросила:

– И что потом?

Она вздрогнула, посмотрела на внучку и улыбнулась.

– А ничего. Просто порой, Гуля, вот такие обычные добрые дела по-особому награждаются. Оказался старец Емельян сильным колдуном. За мою доброту и бескорыстность он меня одарил тем, о чем я и мечтать не смела…

– Чем же? – с интересом спросила Гуля.

Баб Дуся поднялась с лавки и принялась разливать по чашкам ароматную мяту.

– Я тебе рассказать об том не могу, Гуленька, это секрет, – загадочно ответила она, – но это было мое самое большое желание, и колдун-то этот его взял и исполнил.

Баб Дуся поставила перед Гулей чашку и насыпала на блюдце мелких баранок, которые были такими твердыми, что об них можно было запросто сломать зубы.

– Ну и про иконы-то он мне сказал. Дескать, я деревяшкам разрисованным поклоняюсь. А истинная вера должна быть в сердце. Я тогда все иконы-то и убрала из дома.

Гуля задумчиво покачала головой.

– А мама говорила, что иконы наш дом защищают.

– Почти все так считают. Но не надо выдумывать то, чего нет.

Баб Дуся замолчала, задумалась, а потом губы ее расплылись в улыбке, и она воскликнула:

– Ой, Гуля, мамка твоя еще какая выдумщица была! В детстве-то чего только не выдумывала! Была даже у нее тетрадка такая, она туда всякие небылицы записывала. Даже страшилки какие-то там были.

Гуля с интересом посмотрела баб Дусе в лицо. Как бы ей хотелось посмотреть на эту мамину тетрадь!

– А где она теперь, эта тетрадка, бабушка? – спросила она.

– А кто ее знает! Не сохранилась. Может, потерялась, а может, по ошибке в печи сожгли!

Гуля расстроенно вздохнула. Ей хотелось бы почитать мамины сочинения. Интересно, что она любила в ее возрасте, о чем думала, чему радовалась, чего ждала? Жаль, что этого уже не узнать.