Третий сын, Говард, будущий отец Уоррена Баффетта, родился в 1903 году. Он учился в центральной средней школе в начале 1920-х, где чувствовал себя чужаком. «Я, сын бакалейщика, донашивал одежду за старшими братьями, – рассказывал Говард, – работал разносчиком газет. Студенческие братства даже не смотрели в мою сторону». Он остро чувствовал пренебрежение, которое породило в нем глубокое отвращение к званиям и привилегиям, полученным по праву рождения.

В Университете Небраски Говард специализировался на журналистике и работал в студенческой газете Daily Nebraskan. В своих текстах ему удавалось совмещать интерес аутсайдера к освещению деятельности сильных мира сего с семейным увлечением политикой. Через некоторое время он встретил Лейлу Шталь, которая тоже интересовалась журналистикой и проявляла озабоченность социальными проблемами.

Отец Лейлы, Джон Шталь, очаровательный коротышка немецко-американского происхождения, служил школьным суперинтендантом^[47]. Семейная история гласит, что он обожал жену Стеллу, которая родила ему трех дочерей – Эдит, Лейлу и Бернис, а также сына Мариона.

В 1909 году у Стеллы случился психический срыв, она накинулась на Эдит с кочергой. Казалось, повторялась зловещая семейная история: ее мать, Сьюзен Барбер содержалась в лечебнице для душевнобольных, где и умерла в 1899 году. Теперь Джон отказался от разъездов и начал сам заниматься детьми. Понимая, что их нельзя оставлять наедине с матерью, он купил газету Cuming County Democrat, чтобы зарабатывать на жизнь, работая из дома.

С тех пор, как Лейле исполнилось пять, сестры вели домашнее хозяйство и помогали отцу выпускать газету. Читать Лейла научилась, набирая типографские формы. В 11 лет она уже умела управлять линотипным прессом, а каждую пятницу пропускала школу, потому что, подготовив накануне вечерний выпуск газеты, страдала от головных болей.

Во время Первой мировой войны положение семьи Шталь ухудшилось. Когда газета Cuming County Democrat начала публиковать статьи против Германии в немецко-американском городе, половина читателей отказалась от подписки и перешла на West Point Republican. Это означало финансовую катастрофу.

Ради помощи отцу Лейла на два года отложила поступление в колледж. Проучившись семестр в Университете Небраски в Линкольне, она вернулась домой еще на год, чтобы снова работать у отца. Энергичная и самая умная из девочек, Лейла позже представила этот эпизод в другом свете: рассказывала, что три года не поступала в колледж, чтобы заработать на обучение.

В Линкольн в 1923 году она приехала с твердым намерением найти мужа. И первым делом отправилась в новостную газету колледжа. Хрупкая девушка с коротко стрижеными каштановыми волосами, шустрая, как малиновка весной, Лейла очаровательно улыбалась. Это смягчало ее острый, как стрела, взгляд. Говард Баффетт, который уже дослужился до редактора в Daily Nebraskan, сразу же принял ее на работу.

Темноволосый, симпатичный Говард походил на молодого преподавателя. Он попал в число 13 человек, избранных из всего студенческого коллектива в сообщество «Невинные» (Innocents), созданного по образцу почетных сообществ Гарварда и Йеля. Названные в честь 13-ти римских пап Иннокентиев, они объявили себя борцами со злом. И они же организовывали студенческие балы и встречи выпускников. Познакомившись с таким важным человеком, Лейла сразу же за него ухватилась.

Накануне выпускного Говард обсудил с отцом выбор будущей профессии. Деньги его не интересовали, но, по настоянию Эрнеста, он отказался от возвышенной и низкооплачиваемой профессии журналиста, как и от обучения в юридической школе, в пользу продажи страховок^[48].

Лейла и Говард поженились 26 декабря 1925 года и переехали в белое четырехкомнатное бунгало в Омахе, которое Эрнест в качестве свадебного подарка заполнил продуктами. Лейла обставила дом за 366 долларов, купив всю мебель, по ее выражению, «по оптовым ценам»^[49]. Свою энергию, амбиции и математический талант, который, по общему мнению, превосходил способности ее мужа, она направила на развитие карьеры Говарда.

12 февраля 1928 года родился первый ребенок молодых Баффеттов – Дорис Элеонора. В том же году у Бернис, сестры Лейлы, обострилось психическое расстройство, и она оставила работу учительницы. Но сама Лейла была свободна от заболевания, угнетавшего ее мать и сестру. Вихрь энергии позволял ей часами говорить без остановки, за что Говард прозвал жену циклоном.

«В моем детстве, – рассказывал Уоррен, – у меня были все возможные блага. Умные родители и дом, где обсуждались интересные вещи, я ходил в хорошие школы. Не думаю, что мои родители могли быть еще лучше. Денег я от них не получил, но это и не нужно. Я родился в правильное время и в правильном месте. Вытащил счастливый билет в момент зачатия».

Большую часть успеха Уоррен Баффетт приписывал удаче. Но, вспоминая семью, он, очевидно, создавал собственную реальность. Мало кто согласится, что его родители не могли быть лучше. Когда он говорил, как важно для родителей иметь внутреннюю оценочную шкалу при воспитании детей, он всегда приводил в пример отца. Но никогда не упоминал мать.

6. Гонки в ванне

Омаха, 1930-е

В 1920-х неискушенные американцы решились на первые шаги в инвестициях: пузырящийся фондовый рынок пьянил, как шампанское^[50]. В 1927 году Говард Баффетт устроился биржевым брокером в Union State Bank. А в «черный вторник» 29 октября 1929 года рынок рухнул за день на 14 млрд долларов. Богатство, в четыре раза превышающее бюджет правительства Соединенных Штатов, улетучилось за несколько часов. По стране прокатились серии банкротств и самоубийств, но главное: люди начали придерживать деньги, акции стали никому не нужны.

Через десять месяцев после краха, 30 августа 1930 года, на пять недель раньше срока родился второй ребенок Баффеттов, Уоррен Эдвард.

Встревоженный Говард отправился к отцу, чтобы вернуться на работу в семейный бакалейный магазин. Все Баффетты, даже работавшие в других местах, подрабатывали в магазине каждую неделю, и только Фред, брат Говарда, трудился там полный рабочий день, за мизерную зарплату. Эрнест сказал Говарду, что у него нет денег, чтобы платить еще одному сыну.

Отчасти Говард почувствовал облегчение, потому что не хотел возвращаться назад, но боялся, что его семья будет голодать. «Не беспокойся, – сказал ему однажды Эрнест, – можешь пока не платить по счетам за продукты».

– Таков был мой дед, – вспоминает Уоррен. – Не то, чтобы Эрнест не любил свою семью, но все хотели, чтобы он почаще это показывал.

Говард предложил жене вернуться домой в Вест-Пойнт, но Лейла осталась. К молочнику она ходила пешком, чтобы вместо оплаты проезда на трамвае заплатить за молоко. Она стала пропускать церковные собрания, потому что не могла потратить 29 центов, когда приходила ее очередь угощать всех кофе. Стараясь не увеличивать счет за продукты, она иногда голодала, но для мужа готовила.

За две недели до первого дня рождения Уоррена, люди стояли в бесконечных очередях на 40-градусной жаре, ожидая возможности забрать свои деньги из местных банков. С раннего утра и до десяти вечера они продвигались вперед, беззвучно повторяя: «Господи, пусть там еще останутся деньги, когда подойдет моя очередь»^[51]. Далеко не все молитвы были тогда услышаны: четыре государственных банка закрылись, оставив вкладчиков без денег. В их числе и банк, в котором работал Говард Баффетт, – Union State Bank^[52]. 15 августа 1931 года он пошел на службу, но банк был закрыт. Говард остался без работы, а его деньги лежали в банке. Дома его ждали жена и двое маленьких детей^[53]. Найти другую работу в такое время непростое дело.

Спустя две недели Говард и два его партнера, Карл Фальк и Джордж Скленичка, открыли брокерскую фирму Buffett, Sklenicka & Co. Поистине смелое решение – создать биржевой бизнес, когда акции никто не покупает.

Три недели спустя Англия отказалась от золотого стандарта^[54]. Это означало, что во избежание банкротства страна, погрязшая в долгах, просто напечатает больше денег, чтобы выплатить кредиты. По сути, страна с самой надежной и признанной валютой того времени объявила: «Мы будем выписывать необеспеченные чеки, а вам придется их брать». Это мгновенно подорвало доверие к банкам, финансовые рынки обрушились по всему миру.

Экономика Соединенных Штатов, и без того работавшая с грехом пополам, отправилась в свободное падение. Но посреди всего этого водоворота бизнес Говарда преуспевал. Поначалу его клиенты, в основном друзья семьи, покупали надежные ценные бумаги – акции коммунальных предприятий и муниципальные облигации. В первый же месяц работы, когда мир охватила финансовая паника, он заработал 400 долларов комиссионных, и его фирма получила прибыль. В следующие месяцы, когда сбережения людей таяли, а вера в банки испарялась, Говард придерживался тех же консервативных инвестиций, неуклонно увеличивая число клиентов^[55].

Положение семьи улучшилось, но, незадолго до второго дня рождения Уоррена, Говард перенес сердечный приступ. В клинике Майо ему диагностировали сердечное заболевание. Ему запретили поднимать тяжести, бегать, плавать. Лейла, чья жизнь и прежде вращалась вокруг Говарда, теперь приходила в ужас при мысли, что с ним может что-то случиться.

Уоррен всегда рос осторожным: когда он учился ходить, сгибал колени, чтобы держаться поближе к земле. Теперь мать брала его с собой на церковные собрания, и он спокойно сидел у ее ног. В качестве игрушки она давала зубную щетку, которую он тихо рассматривал по два часа подряд. О чем он мог думать, глядя на ряды щетинок?

В ноябре 1932 года страна переживала кризис. Президентом избрали Франклина Делано Рузвельта. Говард считал, что этот человек из привилегированного класса, который ничего не знает о простых людях, доведет до разорения финансовую систему страны. Готовясь к худшему, он хранил на чердаке большой мешок сахара.

Обычно Говард отличался искренностью и добродушным нравом, но, когда речь заходила о политике, он бушевал, громогласно за ужином обсуждая новости. После ужина Дорис и Уоррен наблюдали, как отец, который внушал им благоговение, часами засиживался в кожаном кресле в гостиной рядом с радиоприемником, читая до ночи газеты и журналы.

За столом в доме Баффеттов приемлемыми темами были политика, деньги и философия, но не чувства^[56]. Говард и Лейла, лишенные родительской теплоты, никогда не говорили детям: «Я люблю тебя».

При этом для окружающих Лейла казалась идеальной матерью и женой. Люди называли ее живой, радостной, заботливой и милой «болтушкой»^[57]. Она любила рассказывать историю семьи, сглаживая острые углы, описывая жертвы, которые принесли они с Говардом ради общего благополучия. Она вела себя так, будто должна все успевать, и этим сильно себя загоняла. Будучи беременной, она готовила ужин, нюхая кусок мыла, чтобы перебить утреннюю тошноту. Ее позиция – «все для Говарда».

Но долг и самопожертвование Лейлы имели и другую сторону. Когда утром муж уезжал на работу, она могла внезапно наброситься на Дорис и Уоррена. Лейла осыпала детей словесными ударами: у них жизнь легкая, а у нее полна лишений и жертв; они никчемные, неблагодарные, эгоистичные; им должно быть стыдно. Она часами придиралась к каждому недостатку, реальному или воображаемому, и умолкала лишь когда оба ребенка, по словам Уоррена, «начинали беспомощно плакать».

Когда Уоррену исполнилось три года, у них родилась сестра Роберта, известная как Берти. К тому времени «исправить уже ничего было нельзя», ни для него, ни для Дорис: их души сильно надломились.