Анатолий Дроздов: Божья коровка. Книга 2

* * *

1

Летним днем 1969 года в сквере, что напротив Белорусской консерватории, было необычно многолюдно. Девушки в нарядных платьях, юноши в костюмах группами стояли у скамеек и деревьев, перекрыв проходы по дорожкам. Студенты – а они все являлись ими – гомонили, шутили и смеялись. Учебный год закончился. Сессия с ее экзаменами и волнениями осталась позади, впереди каникулы. Руководство вуза проведет собрание, огласит итоги, пожурит, похвалит и распустит по домам. До начала сбора осталось полчаса. Отчего не провести их не в стенах здания, а в сквере, на чистом воздухе? День-то выдался хороший…

К группке щебетавших у скамейки девушек подошла приехавшая на автобусе студентка – стройная, красивая, с длинными ногами. Ее милое лицо с острым подбородком светилось торжеством. Подойдя к подругам, она вступила в круг и обвела всех многообещающим взглядом.

– Зинка прибыла! – воскликнула кругленькая конопатая студентка, сидевшая на скамейке. – Ну, разведала?

– Разумеется, – хмыкнула прибывшая. – Или ты меня плохо знаешь, Галя?

– Не томи! – взмолилась конопатая.

– Значит, так, – начала Зина. – Борис Михайлович Коровка. 1949 года рождения…

– Всего двадцать лет? – удивилась Галя.

– Девятнадцать, – уточнила Зина. – Двадцать будет первого июля.

– Мне он показался старше…

– И мне тоже, – подключилась симпатичная студентка в платье в голубой горошек. – Взрослый и солидный парень, а не то, что наши.

– Ну, так сколько пережил, – развела руками Зина. – Воевал, был ранен.

– И поет-то так! – вздохнула Галя. – Прямо в душу западает.

– Точно! Правда! – зашумели остальные.

– Мне продолжить или вам достаточно? – спросила Зина, недовольная тем, что ее перебили.

– Говори, конечно! – поспешила Галя. – Что еще узнала?

– Он минчанин, сирота, проживает в однокомнатной квартире на улице Седых. Не женат. Адрес, телефон имеются, – Зина помахала извлеченной из сумочки бумажкой.

– Как смогла? – изумилась Галя.

– Что тут трудного? – усмехнулась Зина. – Для начала в справочном бюро узнала адрес. Имя, отчество, фамилию Бориса нам сказали перед его выступлением в консерватории. Год рождения, понятно, не назвали, но прикинуть можно было. Только не понадобилось – у него фамилия довольно редкая. С таким именем и отчеством в Минске он единственный. Зная адрес, по «09» раздобыла телефон в квартире, но звонить ему не стала. Неизвестно, что ответил бы. Позвонила в ЖЭК и представилась сотрудницей паспортного стола.^[1]

– Ну, даешь! – покачала головой девушка в платье в голубой горошек. – Вдруг узнают?

– Каким образом? – ответила ей Зина. – Не думаю, что в жэке номер телефона паспортного стола есть.^[2] Я им сказала, что сверяю данные в учетной карточке. Вот они и сообщили: месяц, день и год рождения, а еще – семейное положение, кто прописан на его жилплощади. Рассказали, что он признан инвалидом и пока что не работает. А квартира, кстати, ничего. Я сказала: однокомнатная, но на деле-то – полуторка. Зал и спальня без окна. Нет балкона, к сожалению. Но жених завидный, в Минске поискать такого, чтобы без родителей в квартире. Да еще Герой Советского Союза!

– А тебе бы только выгода, – укорила Галя и вздохнула. – Он красивый и талантливый.

– А глазищи-то какие! – поддержала девушка в платье в голубой горошек. – Васильковые, ресницы словно крылья. Глянет – сердце замирает.

– По чужим квартирам поскитаешься – про красоту забудешь, – усмехнулась Зина. – Нет, девчонки, у мужчины должно быть жилье. А еще – зарплата, должность, положение. Вот тогда – жених. А иначе…

– Для тебя тогда он не подходит, – усмехнулась Галя. – Есть квартира, зато нет зарплаты с должностью.

– Это ненадолго, – покачала Зина головой. – Для него найдут и должность, и зарплату. В Минске все Герои старые – на войне награды получили, а молодой всего один. В сентябре сами все увидите – он учиться будет с нами.

– Правда? – ахнула студентка в платье в голубой горошек.

– Информация из первых уст, – покровительственно усмехнулась Зина. – Ректор лично предложил Коровке поступить в консерваторию. Как Героя его примут без экзаменов, не считая творческого испытания. Ну, так с ним проблем не будет: сами слышали, как играет и поет. Еще песни сочиняет… Я вам более скажу: быть Борису нашим комсомольским вожаком. Ему это тоже предложили. А теперь представьте перспективы. К окончанию консерватории он вступит в партию. Не задастся с музыкой – по партийной линии пойдет. Для начала в комсомоле поработает, а потом – в райкоме партии или министерстве. Для Героя двери распахнут везде. Все понятно? Замечательный жених!

– Меркантильная ты, Зинка, – укорила ее Галя. – Наверное, уже планы строишь, как Бориса охмурить.

– Я не строю, – улыбнулась Зина. – Я добьюсь! Или кто-то в этом сомневается?

Она снисходительно взглянула на подруг.

– Это еще как сказать! – возразила собеседница в платье в голубой горошек. – Выбирать-то будет он.

– Думаешь, тобой заинтересуется, Оля? – спросила Зина. – Ну, давай, попробуй. Потом все вместе посмеемся.

– Ты красивая, конечно, – согласилась Ольга. – Парни с тебя глаз не сводят, но не все, заметь. Помнишь, как поэт сказал? И она продекламировала:

А если это так, то что есть красота,
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?^[3]

– Считаешь, я пустышка? – хмыкнула Зина. – Ну, ну. Кто лучшая скрипачка курса? Кто член комитета комсомола консерватории? Кто отличница и любимица преподавателей? У кого конспекты просите посмотреть перед экзаменами? Дальше продолжать?

– Не злись, Зинка! – поспешила Галя. – Ольга не со зла. Ты – все про квартиру с должностью, ну а мы хотим любви. Чтоб большая, настоящая, как о ней в романах пишут. Ты ж в нее не веришь.

– Почему? – не согласилась Зина. – Думаешь, Борис мне не запал? Еще как, подруги! Я с ним рядышком стояла, когда он петь закончил и сошел со сцены. Глянул он, – и я как будто воспарила. У него глаза, как луч гиперболоида,^[4] прожигают до души. Сам красивый, даже шрам на лбу его не портит! В девятнадцать не пацан – мужчина. Жизнь с таким связать – большое счастье. А квартира с должностью его упрочит. Так я думаю. Ладно, – она посмотрела на наручные часы. – Поспешим, подруги, через пять минут начнется.

Девушки вспорхнули с лавки, словно птички, и цветною стайкой потянулись через улицу к консерватории. Впереди шагали и другие студенты. Плотною толпой поднимались на крыльцо с колоннами, заходили в широко распахнутые двери здания. Зина и ее подруги и представить не могли, что их сегодняшний разговор окажется пустышкой. Что запавший в сердца многих молодой Герой не придет к ним осенью учиться. Помешают непредвиденные обстоятельства.

* * *

Конец июня в Минске выдался дождливым: гремели грозы и хлестали ливни. Но июль, как будто специально ко дню рождения Бориса, разогнал на небе тучи. День обещал быть солнечным и теплым. Только этот дар природы именинник оценил потом. Его сорвала с постели трель телефонного звонка. Как был, в трусах, Борис добежал до аппарата и подхватил пластмассовую трубку.

– Алло? – промолвил сонно.

– Что, дрых? – в трубке раздался смех. – Отвык от дисциплины, старшина? Расслабился ты, Боря, на гражданке.

– Привет, Сергей, – Борис вздохнул. – Вчера немного зачитался, спать лег после полуночи. Могу себе позволить: отвоевались мы с тобой. Подъемы больше не для нас.

– Я в семь встаю как штык, – сказал Сергей. – Потом сижу, грызу гранит науки. Экзамены в университет не за горами, а я на службе почти все забыл. Учебники достали до печенки. Тебе завидую – сдавать не надо. Ладно, Боря, я чего звоню? Хочу поздравить с днем рождения. Теперь ты взрослый парень – целых двадцать лет.

– Сказал старик, которому полтинник, – Борис невольно засмеялся. – Сам-то когда двадцатилетие отметил?

– Три месяца назад, – сказал Сергей. – Как ни крути, но я постарше. Здоровья тебе, Боря и успехов, большого счастья в личной жизни. Красивого и доброго. Ты его достоин.

– Спасибо, – поблагодарил Борис. – А сам-то как? Подругу не нашел?

– Какие тут подруги? – вздохнул Сергей. – Родители следят, чтоб я зубрил, всех посторонних отгоняют, словно мух от меда. Как в тюрьме сижу.

– Ко мне отметить день рожденья отпустят?

– Сказали, чтобы ехал к нам. Так и велели передать.

– Отмечать свой день рожденья в гостях? Вы стол накроете, а я прибуду на готовое – дескать, поздравляйте? Волюнтаризм какой-то.

– Ты нехорошими словами не ругайся, – хохотнул Сергей. – Есть ряд причин. Во-первых, нам ты не чужой. Мать тебя родным считает – дескать, сына спас от смерти. Еще ты сирота, и стол приличный не накроешь, – так она сказала. Предложишь гостю водку с плавленым сырком, – друг снова засмеялся. – Но главное не в этом, Боря. Я стер культяшку до крови. Вчера гулять пошел, да так увлекся, что забыл: ноги-то нет. Домой вернулся, снял протез, а носок-то весь в крови. Мать увидала – хвать за сердце. Попричитала для начала, а потом пилила. В гости не отпустит, так что ждем тебя к шести. Придешь?

– Раз так, конечно.

– Ну, тогда до встречи.

В трубке запиликали короткие гудки. Борис положил ее на рычаги и занялся собой. Сложил постель в диван, оделся и умылся. Едва поставил чайник на плиту, как затрещал дверной звонок. Он побежал в прихожую. За дверью обнаружилась директор гастронома, Валентина Алексеевна, с заведующими отделами. В руке она держала тяжелый сверток, упакованный в бумагу.

– Здравствуй, Боря! – улыбнулась имениннику. – Принимай гостей.

– Проходите, – Борис отступил в сторону.

Директор с подчиненными прошли в зал и развернулись.

– С днем рождения тебя, Борис! – сказала Алексеевна и вручила ему сверток. – С двадцатилетием! Мы тобой гордимся: Героя воспитали. Здоровья и успехов, счастья в личной жизни. Прими от нас подарок, – она протянула ему сверток.

Борис взял его и развернул. В свертке оказались коробка шоколадных конфет и бутылка молдавского «КВВК», что означало «Коньяк выдержанный высшего качества». Это подтверждали напечатанные ниже цифры: «10 лет».

– Спасибо, – поблагодарил Борис, сгрузив подарки на стол. – Будем пить за именинника? – он щелкнул ногтем по бутылке.

– Что ты! – засмеялась Алексеевна. – С утра? Нам работать нужно.

– Тогда чаю?

– Это можно, – согласилась Алексеевна. – Но недолго, – дел полно.

Посидели, попили чаю с шоколадными конфетами, но не задержались – у людей работа. Проводив гостей, Борис прошел на кухню, сел на табуретку и задумался. Прошло всего два года, как его сознание погибшего в Попасной офицера переместилось в тело юного дебила в Минске. Но сколько же событий вместилось в этот небольшой, в общем-то, срок! Он перестал быть инвалидом по рождению, сдал экзамены за десять классов средней школы, поработал грузчиком у Алексеевны. Был призван в пограничные войска, где пережил два боя на Даманском. Там был тяжело ранен и три дня лежал в беспамятстве. Но все ж очнулся и встал на ноги. Из армии его комиссовали – левая рука теперь короче – и дали инвалидность, но это ненадолго. На ВТЭК сказали, что скоро снимут. Это не существенно – учиться в вузе не мешает. Таскать мешки и ящики он более не будет – Герою не к лицу.^[5] Осталось выбрать вуз: Героя везде примут без экзаменов. Его зовут в консерваторию и Суриковский институт^[6]. Куда пойти?