– Здорово, – лениво произнес брат самой прекрасной девушки на свете. – Где это вы сегодня целый день бродите? Я тут с утра такие кренделя выписывал… А сейчас устал уже. Да и живот полный. Буду потихоньку скатываться.

– Да мы дрыхли до обеда, – признался Кузя. – Вчера с Лосем загуляли, вернулись поздно.

– Молодцы, что сказать. Дело молодое…

– Не то что ты – почтенный отец семейства, – поддел Лось.

– И тем горжусь.

– Ну и правильно.

– А Марьяна… – решился, наконец, Арсений, – тоже где-то здесь?

– Да нет, она дома валяется. Заболела.

– Заболела?!

– Да чего ты подпрыгиваешь, все нормально. Температуры уже нет. Акклиматизация. Завтра будет как огурец.

– Слушай… а ты не дашь мне ее номер?

– Так что, она тебе даже телефон не сказала? – ухмыльнулся Роман.

– Да я не спрашивал…

И чего он так мерзко ухмыляется, так и хочется дать по роже. Но нельзя. Надо быть добрым и терпеливым.

– Не спрашивал, так спроси, – произнес Роман, оттолкнулся и покатился вниз по склону.

– Чего это он? – удивился Арсений.

– Я же говорил, сестра – это не хухры-мухры, – объяснил Кузя и отправился вслед за Ромкой.

– Понял? – подытожил Лось и тоже заскользил на доске вниз.

Арсений стоял на вершине горы, растерянный и подавленный. Марьяна заболела, а он даже не может ее навестить! Если бы все было как у нормальных людей, он бы, не задумываясь, пришел, познакомился с ее родителями, а так… Не может же он сейчас представиться как друг-студент, а через пару дней сказать, что он совсем не тот, за кого себя выдавал. Как же быть?

А Самовар, тоже, ведет себя как собака на сене. Жалко ему, что ли, телефонного номера? Арсений чуть ли не скрипел зубами от злости. Если бы не Марьяна, он бы показал этому высокомерному жлобу, как ухмыляться. Но теперь Роман стал неприкосновенной персоной. Что же делать?

Пару часов Марьяна провела на скамейке у детской площадке, час – у лошадиного загона, где Кирилл, восторженно застыв, во все глаза смотрел на прекрасных животных. Когда ему разрешили потрогать длинную густую гриву и даже угостить лошадку сахаром, он чуть не завизжал от счастья. Как мало ребенку надо, чтобы быть абсолютно довольным жизнью!

Все три часа мысли девушки крутились вокруг Арсения. Она вспоминала каждое произнесенное им слово, каждый жест, каждый взгляд. Они знакомы так недавно, но она уже успела привыкнуть к его присутствию. С ним ей было интересно и весело, она чувствовала себя такой беззаботной и еще – защищенной. Он умел создавать неуловимую атмосферу заботы. Не то чтобы он демонстративно пропускал ее вперед и постоянно открывал перед ней дверь. Дело было не в этом. Просто она все время чувствовала, что он обеспокоен тем, чтобы ей было хорошо и комфортно. Она еще только начинала замерзать, а он уже укрывал ее своей курткой, она еще не успевала понять, что голодна, а он приглашал ее обедать… Их мысли были синхронны!

А еще она его немного боялась. Поэтому и сбежала вчера с Ромкой и Катей. Вернее, не совсем его. Она боялась, что, если он снова будет ее провожать, то она будет ждать, что он ее поцелует. И ей не хотелось, чтобы он заметил и понял это ее ожидание. Все это невероятно глупо! Она боится сама себя, своих чувств, вспыхнувших так внезапно и так ярко. В общем, за три часа раздумий Марьяна поняла, и была вынуждена откровенно признаться себе, что влюбилась. Да. Это правда. И что в этом плохого? Это немного страшно, ведь не знаешь, что ждет тебя впереди, счастье или боль.

Она не знает, что будет дальше, так какой смысл об этом тревожиться? Может быть, у них впереди долгие годы, а может, всего несколько дней, после которых они расстанутся и никогда не встретятся снова. Все возможно. Она сейчас не будет думать о будущем, строить планы, анализировать свои чувства. Будет просто наслаждаться восхитительным настоящим. Каждую минуту.

Желание носиться по склонам у Арсения пропало абсолютно. Он несколько раз поднялся на вершину и съехал вниз, вместе со своими неугомонными друзьями, но никакого удовольствия этот процесс ему не доставил. Он не мог думать о трамплинах и крутых поворотах, все его мысли были заняты Марьяной. Он представлял, как она сейчас лежит в постели, больная и несчастная… ей, наверное, очень плохо. А он даже не может придти и чем-нибудь ей помочь. Да хотя бы развеселить.

На самом деле ему хотелось каких-то более грандиозных свершений. Мчаться сквозь бурю за редким лекарством. Нести ее на руках до больницы, ощущая, как она обнимает его за шею. Броситься в горящий дом, и, рискуя жизнью, вытащить ее из огня… Так, стоп. При чем тут горящий дом? Похоже, он совсем тронулся. Надо, наверное, завязывать с катанием. А то он сейчас замечтается и слетит с трассы в какое-нибудь ущелье.

Арсений сообщил удивленным друзьям, что уходит, съехал на первый уровень, сел в кабинку подъемника, и вскоре уже переодевался в своей комнате. Его гостиница была расположена довольно далеко от отеля Марьяны, а ему хотелось оказаться где-нибудь поблизости. Непонятно, зачем. Даже если он будет в соседнем номере, но при этом все равно не сможет ее видеть, разве ему будет легче?

Тем не менее, ноги сами принесли его туда, откуда было видно окно Марьяны. Почему-то этот светлый прямоугольник притягивал его взгляд. Он сел на одну из скамеек возле детского городка и стал вести наблюдение. Наблюдать было совершенно нечего. Занавески на окне ни разу не шелохнулись, никто не показался, не помахал ему рукой… Наверное, она спит. Во всяком случае, лежит в постели. А рядом мама, племянник, невестка. Они могут ее видеть, разговаривать с ней, она, наверное, улыбается им и говорит, что чувствует себя прекрасно, чтобы они не волновались.

А вдруг ей стало хуже? Вдруг у нее что-то серьезное? Арамис вскочил и двинулся к гостинице. Почти, дошел до входа, повернул влево, прогулялся, потом вправо… В конце концов, он зашел в кафе и выпил целый кофейник кофе, что отнюдь не способствовало успокоению его мыслей.

Марьяну все время тянуло к окну, и, как оказалось, не зря. Ближе к вечеру она увидела Сеню. Он сидел на детской площадке и смотрел на ее окно. Она стояла за прозрачной шторой и наблюдала за ним. Вот он вскочил и бросился к гостинице. Неужели заявится к ней, невзирая на родителей и всех остальных? Это будет интересно. Девушка чувствовала, что ее сердце учащенно забилось. Сейчас он поднимется, и окажется прямо перед ней… Но он не поднялся. Когда до входа оставалось несколько метров, Сеня резко свернул в сторону. Он несколько раз прошелся перед гостиницей и зашел в кафе. Значит, боится. Ну что ж, ей это вполне понятно. Хватит его мучить.

Она бросилась одеваться. Пришлось натягивать теплый лыжный костюм. В джинсах и коротенькой курточке мама ее ни за что не отпустит. Марьяна быстро причесалась, мазнула по губам кисточкой с блеском. Хотела накрасить ресницы, но передумала. Пусть все будет естественно. Щеки у нее раскраснелись, глаза блестят, она чувствовала, что выглядит очень привлекательно. Потому что влюблена, потому что спешит на встречу с человеком, который сводит ее с ума.

– Мам, я пойду прогуляюсь, – крикнула Марьяна в сторону гостиной.

– Стой! – услышала она грозный окрик.

– Ну что? Я прекрасно себя чувствую.

– Похоже, что так и есть, – вынесла вердикт мама, несколько секунд пристально рассматривая дочь. – Шапку надень.

– Да там не холодно.

– Говорю тебе: надень шапку.

– Да у меня капюшон есть!

Спорить совершенно бесполезно, поняла Марьяна. За шапку мамы бьются насмерть. Она взяла из маминых рук шапку, надела ее перед зеркалом и вышла.

– Только не сиди на морозе! – услышала она вслед.

Глава 7

Они столкнулись в дверях кафе. Арсений почувствовал, что кофе видеть уже не может, но зато в его организме присутствует странная и очень настоятельна потребность видеть окно Марьяны. Он расплатился, побрел к выходу, причем настроение его было далеко не радужным. И тут на него налетел восхитительный маленький вихрь с длинными светлыми волосами и самыми синими глазами на свете.

– Привет, чего нос повесил? – бодро спросила девушка, которая, в его представлении, должна была лежать в кровати с высокой температурой.

– Переживаю, – признался ошеломленный Арсений.

– За меня?

– Ага, – он почему-то опустил глаза.

– Здорово, – сделала неожиданный вывод Марьяна.

– А почему ты тут бродишь, ты же должна болеть, лежать в кровати с горчичниками? – спохватился он.

– Я уже выздоровела. И вообще, это была не болезнь, а акклиматизация. Если бы мама не подняла панику с утра, я бы и на лыжах пошла кататься. Как сегодня снег? Такой же мягкий, как вчера?

Они вышли из кафе и пошли по набережной, вдоль узкой горной речки, заключенной в обрамление из бетона. Арсений рассказал, как они всей компаний проспали и вышли на трассу только после обеда. Описал появление Романа и его нежелание сообщать телефон сестренки.

– Он вообще какой-то странный, – задумчиво произнесла Марьяна. – Смотрит на тебя волком. Не понимаю, что ему в тебе не нравится? – Она немного отошла и придирчиво оглядела молодого человека со всех сторон. – Вроде, все на месте. Две руки, две ноги. Одна голова.

– Может, он недоволен моим изогнутым носом? Или ему горб ему не по душе? А, понял! У меня ноги кривые.

– Точно, – серьезно сказала Марьяна. – Это решающий аргумент. Она не выдержала и рассмеялась. – Не прибедняйся. И не напрашивайся на комплименты.

– Даже и не думал. А почему у тебя шапка не на месте?

– В смысле? – девушка посмотрела на шапку, зажатую в руке.

Арсений аккуратно взял головной убор и натянул ей на голову. Он пытался быть осторожным, но все равно его пальцы запутались в разметавшихся по плечам волосах Марьяны.

– Больно! – пискнула она.

– Извини, – он неловко переместил шапку на одну сторону, потом на другую. Потом натянул на лоб.

– О господи, – вздохнула Марьяна. – Чувствую себя поленом.

– Почему? – удивился Арсений.

– Только на полено можно натягивать шапку таким образом.

Она сняла свою белую вязаную шапочку, перевернула швом назад и пристроила на голове так, как нужно.

– Век живи век учись, – глубокомысленно изрек Арсений. – Может, посидим где-нибудь? Ты не замерзла?

– Я совершенно не замерзла. Мне даже жарко. Особенно в шапке. Посидеть можно, только пусть это место будет очень тихое. У меня сегодня все утро голова болела, шума она не вынесет.

– Так, тихое… В пиццерии шумно, в «Медведе» музыка, в «Амстердаме» вообще рок-группа. Слушай, а пошли ко мне? То есть к нам. У нас очень уютная гостиная. Если придвинуть кресла к окну, можно смотреть на набережную. Красивый вид. И тихо. Если связать троглодитов и заткнуть им носками рты.

– К тебе? – заколебалась Марьяна.

– Только ты не думай, что я… Я совершенно не имел в виду ничего такого. Я хотел сказать…

– Что не будешь покушаться на мою честь, – закончила фразу Марьяна. Он так смутился, что ей стало смешно. И очень легко. – Знаешь, почему-то я тебя совершенно не боюсь, – призналась она.

не знал, радоваться этому заявлению или огорчаться.

– Ого, – произнесла Марьяна, оглядывая роскошную гостиную. – Совсем не похоже на прибежище бедных студентов. У каждого отдельная спальня… Которая из них твоя?

– Э-э, – замялся Арсений.

– Что? Не покажешь мне, где ты обитаешь?

Молодой человек лихорадочно пытался вспомнить, застелил ли он кровать. По всему выходило, что нет. Утром они страшно торопились, потом он думал о Марьяне, а не наведении порядка… Наверняка еще и носки повсюду разбросаны.

– Может, не стоит? – умоляюще произнес он. – Мы сегодня утром очень торопились.

– Хочешь сказать, там страшный бардак? – почему-то обрадовалась Марьяна. -Тогда тем более пошли. По характеру беспорядка можно очень многое сказать о человек.

– Ладно, мой дорогой Холмс, если не боишься, пошли, – он распахнул дверь.