– Старая барыня здесь ни года не жила, все у брата хозяйствовала, – неуверенно вздохнула Таня. – А без барыни, понятное дело, вольготно живется. Не всем, конечно, а кто хитер. Барыня, когда уехала к братцу своему, оставила Федорыча ключником и бурмистром, чтобы за хозяйством наблюдал и ей присылал доходы. Вот только и года не прошло, как Федорыч на Масленицу замерз.

– Это как? – спросила я, разглядывая одинокое красное яблоко, сохранившееся на голой ветке.

– Шел от кума, упал в сугроб, когда нашли – замерз уже. Стала ключницей его жена Настасья, да и она недолго прожила. А я слышала перемолвку старосты и старостихи, мол, барышня-то дотошная, в первый день в доме раскомандовалась – то ей не нравится, это не годится. Иванна-то и говорит: барышня нежная, такой замерзнуть да богу душу отдать – дело плевое. А еще того раньше – от печки угорит, как бог есть.

Несмотря на то что вечер был теплый, меня пробрал легкий морозец. Ничего себе, милое поместье! Я ожидала ужасов, но больше хозяйственных. А тут того и гляди обратно на тот свет отправят.

На секунду меня захватила мысль – а что, если таким способом можно вернуться на свою уютную дачу под Зеленогорском, к мужу, электричеству и хорошей медицине?!

Но я сразу отогнала этот соблазн. Не может быть все так просто. И Мишенька… не оставляет меня надежда, что он тоже где-то здесь. Сама не понимаю, откуда взялось, а вот тянет внутри, свербит. Нужно выживать и искать.

– Понятно. Спасибо, голубушка, за предупреждение. Я разберусь. А пока скажи, милая, молодые деревья есть? А ягодные кусты? Где тут, кстати, огород?

М-да. Сумерки немного сгладили впечатление, но ягодный сектор сада и огород имели весьма жалкий вид. Смородину и малину, похоже, никто не подрезал. Я нарвала смородиновых листьев – хоть какой-то чай, когда запас кончится.

Огород выглядел еще печальнее, чем сад. Кривые лысые грядки утонули в грязи. Капусту еще не сняли, она мокла под дождем, расстелив в лужах нижние листы. О картошке Таня не слышала, даже переспросила.

А вот это жалко, конечно. Ведь этот полезный корнеплод есть в империи, я точно знаю. Но в широкое употребление пока не вошел и еще лет тридцать не войдет.

Значит, надо позаботиться, чтобы у меня эта культура была. А где взять семенной фонд? Хм… память Эммочки внутри меня внезапно встрепенулась и словно на ухо нашептала: у немцев в городе! Уж они-то по огородам картошку сажают – только в путь!

Вот и ладненько, вот и ясненько. Но это дело можно до весны отложить, кто ж картошку в зиму сажает. Здесь поважнее есть дела.

Например, как не угореть и не замерзнуть в этой развалине.

Откровенно убивать меня староста с женой побоятся. Я все же дворянка, да не без родни. Мало ли какие у нас между собой счеты, а если я сгину, здесь моментально тесно станет от полицмейстеров, дяденькиных холопов с дубьем и даже солдат. В те времена с этим было строго – сословное уложение, корпоративная солидарность дворян против бунтовщиков и вот это все.

Но вот грибочков особенных в щи положить или вьюшку задвинуть раньше времени – разве ж трудно? И никто не виноват, а если и виноват, так вместе с барыней молодой угорел! Наверняка это ее слуги набедокурили!

М-да. Проблемка. Ну да ничего, я тоже не лыком шита. Сегодня же прикажу, чтобы пока что готовила мне только Павловна. Сама бы щец сварила, да нельзя – не по статусу. И это не шутки: если начну вести себя слишком уж оригинально, и дворня слушаться перестанет, ославит сумасшедшей, и родня может подсуетиться, сплавить в приют для душевнобольных или монастырь – не знаю, как у них тогда было положено. А остатки имущества прикарманит.

Кстати, интересный вопрос: так ли заинтересовано само «имущество» – крестьяне – в том, чтобы оказаться у нового барина? Другого хозяина, да того же дядюшку, такое отношение к работе не устроит…

– Барыня, шли бы вы в горницу, темно уж совсем. – Танька так и ходила за мной по пятам, пока я гуляла между кривыми яблонями и пересчитывала полуутоплые капустные кочаны. – Не ровен час, застудитесь или споткнетесь!

– Да, милая, идем, – кивнула я, оставляя на время свои размышления. – Пора ужинать.

Танька ответить не успела, потому что откуда-то со стороны двора послышался дикий визг, а потом отборный мат.

Что еще случилось?!

Глава 10

– Черт, черт! Нечистый! – подвывала Иванна, сидя прямо в луже между моим возком и крыльцом. – Чур меня! Чур! Нечистый!

– Что здесь происходит? – спросила я у перепуганного Селифана. Вокруг толпились неясные тени остальных дворовых, потом с крыльца сбежала Павловна со свечным огарком, который она заботливо прикрывала от ветра ладонью.

– Нечистого вы привезли, стало быть, барыня, – промямлил староста и наградил меня таким взглядом, что захотелось совсем нецивилизованно отвесить ему пинка. И не потому, что я барыня, а он крепостной, а потому, что терпеть не могу злобных дураков.

– А ну, разойтись всем! А ты, глупая баба, вылезай из лужи и толком скажи, что тебе там примерещилось! – Я совсем немного повысила голос. Все же не зря работала в свое время на комбинате, где орать было бесполезно. Шум стоял такой, что все были вынуждены глотку драть в обычном разговоре. Приходилось иначе воздействовать на подчиненных. Вот и сейчас одной интонацией удалось прекратить невнятные завывания старостиной жены.

Я уже в целом догадалась, что произошло. Эта любопытная зараза полезла в возок. Ну и наткнулась на Аришу. А та, не будь дура, в темноте ее напугала. Нарочно или нет – потом разберусь.

– Я пошла проследить, как девки на завтра стряпают, – начала Иванна, стряхивавшая грязь с подола. – Мимо возка прохожу, а там кто-то возится! Ну я и подумала… Сунулась внутрь, а там страх божий! Как рыкнет да глазами огненными пронзит! Я и обмерла…

Угу, обмерла она. Я чуть не оглохла от этого обмирания. К тому же, несмотря на полутьму, я разглядела во взгляде старостихи едва скрытое опасение. И догадалась какое.

– «Мимо возка прохожу», – передразнила я Иванну, – дай, думаю, загляну в барский сундук. Так было? – буквально выстрелила в старостиху вопросом. И впилась взглядом в ее глаза.

Иванна покраснела, и если и планировала вранье, то не решилась.

– За всем в поместье глаз нужен, – неуверенно сказала она.

Что же, это хороший шанс сменить тему разговора.

– За всем, за всем, – опять передразнила я. – И за барским возком, и за барским домом. И за всеми вещами барскими, да?

Иванна поняла, куда свернул разговор. Пожалуй, нечистой силы она побаивалась меньше, чем барского гнева.

– То-то я видела сегодня, как за барским буфетом присматривали, – сурово продолжила я. – Мышь на пустой полке от голода повесилась.

Похоже, старостиха не знала этой современной метафоры, связанной с холодильником.

– Эмма Марковна, взаправду повесилась? – со страхом произнесла она.

– А тебе часто баре врут? – ответила я вопросом на вопрос. – Ступай на кухню и радуйся, что праздник завтра. Или еще поговорить хочешь?

Иванна с опаской покосилась на возок, но повернулась и убралась. Ни ее мужа, ни остальных дворовых поблизости уже не было. Похоже, они испугались вопросов об интересе к барским вещам.

Пожалуй, надо этим воспользоваться и вызволить «нечистую силу». Тем более темно.

Ариша и сама мелко крестилась, терла красные от сна и слез глаза и попыталась с ходу бухнуться барыне в ножки с причитаниями, что никакой нечистой силы отродясь не видывала. А когда кто-то незнакомый в возок заглянул, уж сама не помнит, что закричала со страху.

Пришлось еще ее и успокаивать. А потом, выставив Павловну на шухер, красться с девчонкой под тулупом в каморку. Там уже проще было – догадливая нянюшка постелила войлок под лавку, а одеяла набросила так, чтобы они свисали до пола. Так что спрятать контрабанду не составило труда.

Я оставила Павловну разбираться с тем, как Ариша под той лавкой будет есть, пить и ходить на горшок, а сама отправилась в столовую. Цельные свечи в доме пока что не нашлись, одни огарки, да еще светили масляные лампадки перед иконами. При таком освещении много не наинспектируешь, но я все же оторвала затхлые обои в углу и пощупала бревна. Так-так-так… есть у меня мыслишка. Но озвучу я ее завтра.

А сейчас ужин. Опять гренки и людские постные щи. Я поела без опаски, вряд ли Иванна так быстро нашла бы поганку и рискнула бухнуть ее в общий котел. Тем более эту самую эффективную поганку, например бледную, еще найти надо. Пока так поедим, а дальше посмотрим.

Захотелось запить ужин чем-то горячим. Вспомнила про смородиновые листья. Решила было послать Павловну на кухню, но та кряхтела без всякой наигранности – уходилась за день, и я решила дойти до кухни сама, используя в качестве переносного светильника свечной огарок.

Коридор между столовой и кухней был короток и широк. Проектировщик внутридомовой логистики позаботился, чтобы прислуга с кастрюлями в руках не упала. Поэтому мое порожнее путешествие тоже увенчалось успехом.

На кухне оказалось неожиданно светло. Освещали ее несколько батарей лучинок в поставцах. Я улыбнулась простому техническому решению: лучинки пылали над лоханями с водой, поэтому давали двойное освещение – и огонь, и отражение.

Две бабы месили тесто, третья приступала к работе. Я велела ей найти чайник и заварить листья – к счастью, баба со второго захода поняла приказ. После этого я спросила, для чего месят тесто.

– Так это, барыня, пироги на завтра, – ответила одна. – Их всегда в праздник пекут, для людей в доме и церковного причта.

Оказалось, что пироги самые простые, с кашей и с грибами. И тут у меня появилась идея:

– А замесите теста побольше, испеките вдвое. Если начинки не хватит – просто калачиков налепите.

Бабы стали вздыхать и говорить про Иванну, но я ответила, что теперь решает не она, а если сегодня они задержатся, то я за внеурочную работу сниму с них день барщины. Эта идея им понравилась, а так как чайник уже вскипел, я вернулась в столовую. Разумеется, чайник несла баба – я уже поняла, что это не барское дело, да и ходить темным коридором ей было привычно.

Еще не войдя в столовую, я поняла, что Павловна с кем-то говорит:

– Зачем приперся? Какое дело до барыни?

Глава 11

Я и двух часов не провела в потемках, а глаза уже адаптировались. Поэтому визитера разглядела сразу. Это был Алексейка.

– Дело тайное для Эммы Марковны, – сказал он. – Ой, барыня!

«Опять меня убить собрались? – с печалью подумала я. – Не много ли на один-то вечер?»

Дополнительные секреты от Павловны, пожалуй, не нужны. Это единственный близкий человек, обижать его нужно в последнюю очередь.

– Алексей, садись и говори свое тайное дело, – устало сказала я.

Несмотря на сумрак, я разглядела удивление и даже недоверие в глазах парня. Скорее всего, это относилось к праву садиться при барыне. Наконец он сел на край стула и начал тихим голосом:

– Мой батя иногда в дом приходит, по разным железным работам. Ну и меня берет.

– Твой батя – кузнец? – спросила я.

Алексейка кивнул и продолжил:

– Ключница Настасья звала его, если замки менять приходилось. Батя мой с мелкой работой тоже справлялся и меня учил. А как стала помирать Настасья, взяла клятву с меня, что я в большую кладовую Селифана с его бабой не пущу. Так и подучила: замок испорти и объяви – не буду замок ломать или дверь, пока барыня не пришлет записку, что, мол, теперь Селифан ключник и право имеет в любую кладовую войти. Уж как староста ругался… Но меня с отцом дверь взломать не заставил и сам не решился. Барыня-то ему позволенья так и не прислала, мол, сама приеду, при мне дверь и откроем.

– Так сколько же кладовая закрытой простояла? – спросила Павловна.

Даже в темноте было видно, как Алексейка наморщил лоб.

– Пожалуй, с прошлой Пасхи, – произнес он наконец.

М-да, полтора года. Надеюсь, в этой таинственной кладовке не хранились вареные колбасы, скороспелые сыры и прочие нежно-органические вещи.