– Или же мы слишком холодные и недоверчивые, – говорю в ответ. – Поспеши к бабушке. Вдруг ларек с цветами закроется раньше времени или попадешь в пробку.

– Всё бегу! – перебросив кожаный ремешок большой сумки через плечо, Милана отправляет мне воздушный поцелуй. – Хорошей тебе пятницы! До завтра!

– Приятного вечера! Завтра расскажешь о «долгожданной» встрече с «любимыми» родственниками.

Напоследок Милана отправляет мне снисходительный взгляд и исчезает за большой стеклянной дверью. На улице уже темно, но бульвар с множеством ярких и сверкающих витрин светится так, словно на носу очередные новогодние праздники. Подумав о календаре, мне снова делается досадно, ведь мои наполеоновские планы, кажется, окончательно летят ко всем чертям.

От Хартманна никаких вестей. Уже вчера за обедом с Дианой я подумала о том, что ему совсем необязательно связываться со мной. Если он хоть на секундочку поверил моим словам, то наверняка найдет сотни возможностей расторгнуть брак без моего ведома, потому что я в подметки ему не гожусь. Было бы чудесно, окажись его сердце занято. Тогда эта несчастная, которая ещё не понимает ужаса своего положения, настояла бы на немедленном расторжении брака, чтобы потом самой беспрепятственно стать законной женой. Впрочем, зачем и чего я жду от него, если сама в силах подать на развод и добиться свободы собственных действий? Встреча с адвокатом назначена на понедельник. Жаль, что столько дней потрачено впустую, но я стараюсь потихоньку свыкнуться с мыслью, что в этом году моим планам относительно галлереи не суждено осуществиться.

До закрытия остается пятнадцать минут. Решаю закрыть кассу, ведь покупателей всё равно уже точно не будет. Складываю чек за сегодняшний день в красную папку, прячу её в столе. Подхожу к горчичному оттенка дивану в центре зала, поправляю разноцветные подушки, убираю с деревянного столика цветные карандаши и альбом для рисования. Если бы мне удалось завладеть соседним помещением, то у нас появился бы детский уголок.

Сложив каталоги с нашей продукцией в специальную корзину, захожу за деревянные рейки, где располагается кофейная зона. Милана готовит здесь кофе посетителям, которым необходимо время, чтобы определиться с выбором свечи и ароматом. А ещё детские коктейли, а однажды ей пришлось замешивать детскую смесь, пока бедная мамочка пыталась справиться со своей шумной тройней в огромной коляске. Мне нравится, что в галлерее собираются люди самых разных профессий, образа жизни, статуса и положения. Именно так я себе и представляла это место.

Наклоняюсь к маленькому холодильнику, чтобы проверить запасы молока, как по залу разносится звонкий колокольчик, оповещающий о заглянувшем посетителе. Ну, вот. А я уже закрыла кассу!

Поправив фартук и выпавшие из пучка волосы, захожу за прилавок, облицованный настоящим темным деревом, и удивленно таращусь на позднего гостя.

Расставив ноги на ширине плеч, Влас Хартманн заводит руки за спину и проходится по залу прохладным и оценивающим взглядом. Узкие черные джинсы удлиняют и без того его длинные ноги. Под кожаной осенней косухой прячется молочного оттенка свитер с высоким и плотным воротником. У его стилиста есть вкус.

– Привет, Саванна. – Мое приветствие заключено в удивленном взгляде. – Нам нужно с тобой кое-что обсудить.

– Правда? – делаю вид, что удивлена ещё больше. – Неужели существует что-то, что нуждается в нашем обсуждении? – Мрачный взгляд ударяет меня невидимым кнутом. В ответ я усмехаюсь с той же наглостью, что и Хартманн у барной стойки позавчера. – Располагайся, – киваю на диван. – Кофе, чай, молочный коктейль?

– Ничего, спасибо, – отвечает холодно и направляется к дивану.

Бросив скептический взгляд на разноцветные подушки, Влас садится подальше от них, свободно откидывается на мягкую спинку и по-хозяйски опускает руку на деревянный подлокотник.

– Что такое? У тебя проблемы с декоративными подушками? – снимаю фартук через голову и сажусь в узкое, но мягкое кресло цвета яркой детской неожиданности, как говорит Кристина. Вообще-то очень даже роскошный оттенок.

– Я думаю, есть проблемы со вкусом у дизайнера, который работал над этим ансамблем красок. Давай ближе к делу, – отрезает резко, чтобы я не смела ответить ему на грубость. – Как тебе удалось это провернуть? Кому заплатила?

– Вот оно что. В таком случае, у меня к тебе те же вопросы. И ещё один дополнительный: почему я, а не какая-нибудь наследница огромной ювелирной империи?

– Я серьезно, – смотрит на меня отнюдь недружелюбно. – Ты в курсе, что это подсудное дело?

– А ты в курсе? – поднимаю бровь. – Понимаю, твое воображение убеждает тебя в собственном превосходстве и неповторимости, что каждая женщина на этом свете желает только одного – связать свою жизнь с тобой. Но вот тебе жестокая правда: есть те, кому ты даром не нужен. Как мне, например. Я могу подать на тебя в суд за принуждение к браку. Плюс ко всему, я об этой твоей махинации узнала спустя семь лет, что дает мне право считать тебя мошенником-ждуном, который, провернув эту гадкую схему, терпеливо ждал случая, когда же я сама узнаю правду, ведь так я возможно не догадаюсь, что ты к этому причастен.

– То же самое я могу сказать о тебе. Молодость уходит, отчаялась надеяться на случай и пришла ко мне сама, чтобы сообщить о том, как ты возмущена «случившемся».

– Ты меня за дуру держишь? – сощуриваюсь. – Хотел бы подать в суд, уже бы сделал это, а не сидел здесь, осыпая пустыми обвинениями. Мы оба знаем, что никто из нас не имеет к этому никакого отношения. Но, если ты не хочешь решать всё по-хорошему, тихо и без огласки, окей. В понедельник с утра принесу заявление, в котором подробно распишу, как небезызвестный бизнесмен Влас Хартманн принудил меня к браку при этом без моего ведома! Номер этого заявления обязательно появится в базе, за которой следит специальный человечек из какой-нибудь паршивой газетенки. Вот тогда начнется скандал, который изрядно подпортит твою безупречную репутацию и, наверняка, повлияет на стоимость акций твоей охренеть какой огромной компании. Ну, как тебе расклад? Веселый, согласись?

– Ну, да, – усмехается он, задумчиво почесав подбородок. – А что, если моя защита будет настаивать на бедственном положении твоей семьи в тот злополучный 2016 год?

Мой взгляд замирает на его ядовитой ухмылке победителя.

– У твоего отца был процветающий строительный бизнес, а потом он связался не с теми людьми и в одночасье остался ни с чем. Имелась, конечно, какая-то недвижимость на твое имя, но он, как кормилец и главный мужчина в семье, потерпел сокрушительное поражение. Что, если вы вдвоем нашли способ исправить ситуацию? Не потому ли я сейчас нахожусь здесь?

– Глупо было надеяться на твое понимание и здравый ум, – поднимаюсь на ноги, желая немедленно прекратить этот разговор. – Ты слишком испорчен своим положением, чтобы поступить правильно и человечно. Уходи.

– Я «слишком испорчен своим положением»? – усмехается он, склонил на бок голову. – А ты родилась ангелочком, да? Никогда ничего плохого не делала, слова грубого не говорила? Я лишь хочу защитить себя и всё, что мне принадлежит, – заявляет тоном серьезным и мрачным.

– В таком случае, не на меня и мою семью досье собирай! – смотрю на него озлобленно. – Ищи того, кто связал нас друг с другом! Далеко ходить не нужно. Вероятнее всего, этот человек находится у тебя под носом.

– Какие детали! – поднимается на ноги. – Интересно, откуда бы тебе о них знать?

– Оттуда, что у тебя наверняка есть отличная команда юристов, которая ведет твои дела и тебя лично. Хочешь сказать, что за эти семь лет информация о твоем семейном положении нигде не всплывала? Ты что, ничего не продавал? Квартиры, машины? Всякая продажа движимого и недвижимого имущества, приобретенного в браке, нуждается в нотариальном согласии супруга! Не припомню, чтобы ты приходил ко мне с просьбой позволить тебе что-то продать! Удачи в поисках!

Хватаю сложенный на столике фартук и ухожу в мастерскую. Подумать только! Он решил, что это я всё придумала и организовала да ещё и на пару с отцом. Поверил нелепым сплетням, которые раздували безмозглые кретины, изображавшие из себя скорбящих друзей отца, и решил приструнить меня этой чепухой! Мерзавец. И ведь он по-настоящему гордится собой! Идиот. Я думала он умнее. Всегда неприятно ошибаться и особенно в людях.

Достаю из ящика коробку с чистыми стеклянными колбами и вынимаю пять штук. Поднимаю контейнер с легкими ароматами и выбираю баночку с хлопком, скошенной травой и розовым пионом. Я уверена, что создание уникального аромата для крупного заказчика отвлечет от воспоминаний об отце и удручающих мыслях об этом негодяе, который отказывается понимать простую истину – я очень хочу скорее отделаться от него и продолжать жить спокойной и свободной жизнью. Мне кажется, я с самого детства понимала, что брак – это оковы. Пышное белое платье, макияж, сверкающие туфли на высоком каблуке, танцы до утра, огромный вкуснейший торт и тонны подарков от гостей – вот в чем состоит радость свадебного дня. А не в том, чтобы быть вечно привязанной и зависимой от мужа. Я считала так раньше и считаю сейчас. Если девушке не терпится стать кому-то женой, значит она не уверена в себе и от характера обладает одним лишь словом. Зачем нужно узаконивать любовника? От печати в паспорте его мастерство в постели что, станет лучше?

Вынимаю несколько чистых пипеток, включаю лампы над островком и сажусь на высокий крутящийся стул. Надо бы включить расслабляющую музыку. Лучше всего подбирать аромат под звуки, внушающие спокойствие.

Ранее утро.

Пение проснувшихся птиц.

Ветер с моря, предвещающий дождь.

– Ты узнала о браке, потому что продаешь недвижимость?

Поднимаю глаза на мужчину, занявшего весь дверной проем.

– Я сказала тебе уходить и пожелала удачи. Не смею больше задерживать.

– Я уйду, когда сам посчитаю нужным. Чего ты хочешь? – спрашивает чуть менее жестким голосом, спустя продолжительное и нервирующее меня молчание. – Твой вариант развития событий?

Осторожно опускаю пипетки с каплями набранной жидкости на салфетку и снова устремляю взгляд на Власа. Последняя попытка наставить его на правильный путь.

– Я хочу официальной свободы. Замуж по своей воле я не выходила. Ничего личного, но мне противно знать, что я ограничена в своих действиях из-за чьей-то нелепой ошибки. Потому что этот брак – ошибка. Намеренная или случайная – не важно. Этот союз на бумажке лишает меня возможности осуществить свои желания. Я хочу официально избавиться от тебя. И, когда я рассказала тебе о случившемся, я очень надеялась получить в ответ идентичную реакцию и желание. По правде говоря, я даже не сомневалась, что так и будет. Ты ведь серьезный мужчина с большой буквы в мире больших дядек. Зачем тебе ошибочная головная боль? Мне, например, она не нужна. А я на три сотни тысячи ниже тебя по рангу или что-то вроде того. Я предлагаю поступить уважительно друг к другу и расторгнуть ошибочный брак по обоюдному согласию.

Помолчав несколько секунд, Влас ровным голосом говорит:

– Ты права, этот брак ошибочный. И, если мы оба это понимаем, то о каком разводе может идти речь?

– Он ошибочный, потому что никто из нас его не планировал. Мы даже не знали о существовании друг друга. Но при этом брак официальный. Законный! Есть свидетельство и его данные указаны теперь везде. Ты ведь уже проверил это. Посмотрел информацию о каком-нибудь объекте, купленном после 11 ноября 2016 года, и увидел там запись о своем семейном положении!

– Это всё можно оспорить, потому что брак – фальшивка.

– Я понимаю, – начинаю терять терпение, – но это оспаривание и поиск доказательств займут кучу времени!

– Потому ты предлагаешь молча принять факт мошенничества и начать стандартную процедуру расторжения брака?

– Мне дорого мое время.